Юрий Кублановский - В световом году: стихотворения

ПО ОСЕНИ ВЕТЕР СТОУСТЫЙ

По осени ветер стоустый,трубя в онемевший рожок,с небес галактический тусклыйсдувает тишком порошок.В курганах бесхозного сора,снежке, согревающем персть,в веселых глазах мародеранездешняя чудится весть.И в нашем отечестве тварномвсё криминогеннее адбездонный — под светом фонарныму самых церковных оград.

«В захолустье столичном, квартале его госпитальном…»

В захолустье столичном, квартале его госпитальноммимикрия ампира осенней порой минимальна.Потускневшая охра да золота бледность синичья,словно свежая кровь, господа, у былого величья.На курганы отбросов под гаснущими небесаминаседает черней воронье на паях с сизарями.Кто хранитель огня, тот сегодня один и хозяин.Уж до судного дня не задобрить имперских окраин.Заушают оттуда имамы, отцы, господаринас, чьи души белы безнадежно от выхлопов гари.Надо б воздуха в грудь было больше набрать для отвагиперед тем, как нырнуть, как нырнуть, присягая, под стяги— эти неводы, верши, трехцветные крепкие снаститой умершей, а вдруг воскресающей — власти.То ли солнце в зенит закатилось из серого дыма,иль петарда летит — к стенам Нового Ерусалима.

ГОЛОС ИЗ ХОРА

Спросится с нас сторицей:смерть, где твое жало?Небо над всей столицей,как молоко, сбежало.

Лишь золотые тениосени — Божья скрепав гаснущей ойкуменегибнущего совдепа.

По облетевшей куще,хлопьям её кулисы,не обойти бегущейпо тротуару крысы.

Теплятся наши страхизнобкие в гетто блочных.Тоже и страсти-птахитребуют жертв оброчных.

Все мы — тельцы и девы,овны и скорпионы,пившие для сугревупо подворотням зоны,

перед вторым потопомныне жезлом железным,чую, гонимы скопомв новый эон над бездной.

В черные дни, на ощупьузнанные отныне,жертвеннее и прощемилостыня — Святыне.

«В отечестве перед распадом…»

В отечестве перед распадомвзамен сердецсосредоточился в лампадахего багрец.И помнит изморозь в окопе,вернее, соль землипро галактические кописвои вдали…

Ведь даже атомы в границахтрущоб-пенатвдруг преосуществились, мнится,поверх оградв заряд шрапнели,накрывший цель.И страшно заглянуть в немые колыбелиродных земель.

До судного недолго часауже огнямлепиться у иконостаса,приосвещая нам,что ставит грозную заграду,врачуя и целя,гражданской смуте бесноватойрука Спасителя.

«Многозвездчатая, неимущая…»

Многозвездчатая, неимущая,приютившая нас задарма,неизбывно на убыль идущаявасильковая тьма.Будет время в пространстве накатанном,что разверзлось вплотную к стеклу,погибая, жалеть о захватанномзипунишке в медвежьем углу.

Наши судьбы вмещают невместное:потупляя глаза,сотвори скорей знаменье крестное,если вдруг примерещится заамбразурами дачного домика,что встает на пути,тень дельца теневой экономикиво плоти.

Небеса с истребителя росчерком.И за давностью летя и сам оказался подпольщиком,появившимся только на светзнаменитого сыском отечества.Ибо благовест издали вдругутишает в душе опрометчивои мятеж, и испуг.

…Где над вечным покоем униженнымна краю покровца не поблёкс материнским умением вышитыйвасилек,обнадежит мольба, что колодники,серый конгломерат лагерей —нынче наши заступники, сродники,сопричастники у алтарей.

ТОГДА ЕЩЕ КЛЕВЕР ПАХ

Ю. Зубову

Тогда еще клевер пахза нашей околицей.В полдень летал впотьмаховод по горнице.Там тишина взахлестгромом утроенав синих почти до слезнеба промоинах.

Влажная акварельтоже была чиста,тает её капель,скатываясь с листа.В лунках тех красок вновьтускло стоит вода.Ладно, не прекословьслышимому тогда.

…Кто-то принес на двор было щенка-слепца,так и скулит с тех порвозле щелей крыльца,переходя на рык.Вымершим вторящийэто и есть языкрусский глаголящий.

Заколосился вдругярче за рамамивсеми цветами лугтеми же самыми…Из годовых колецвытянула рука,чтоб распахнуть, ларецветхий этюдника.

Как выживали встарь,кисточкой тыкаяв ультрамарин и гарь,тайна великая.Тот отшумевший борвсё баснословнее.Стали и мы с тех порсуше, бескровнее.

Тела не греет бязь.Словно теряя жар,в полый зенит, клубясь,катится серый шар.И полыхнул вдалисвет фосфорическийпадающей землив омут космический.

В МЕККЕ КРАСНЫХ

…В Мекку красных пришел я ужаленным ими юнцом,в лабиринтах её стал с годами похож на каликуи заросшим лицом,и пустою мошной — поелику,меж татарских зубцов и начищенных римских убранстввразумлен и отравлен бензиновой вонью,этот гордиев узел имперских пространствне могу разрубить онемевшей ладонью.

В Мекке красных, уставших жиреть и леветь,конспирируя норов, избегая и впредьпод привычной балдой разговоров,так и буду скакать на брусчатом торце площадей,на скрещенье бульваров с деревьями в виде обрубка,чтобы видели все:я нахохленный злой воробейи ни пяди снежку уступать не намерен, голубка!

МАНЕЖ

Поздно, а тянет еще пошататься:с гением ищет душа поквитатьсясих приснопамятных мест,с кем-нибудь свидеться, то бишь расстаться,благо пустынно окрест.

Этой дорожкой в минувшие летакляча тянула угрюмого Фета,приопускавшего зонт, и, говорят, обплевалась каретау казаковских ротонд.

Ты не поверишь, какой я невежа,даром, что в желтом квартале Манежа…Веки прикрою, и вмиг —отрок пылающий, отрок неправыйбыл под хмельком, под гебистской облавойшпагоглотателем книг!

Юная жажда испепелиться,сгинуть, исчезнуть, в ничто превратитьсямною владела тогдаи — помогала внезапно влюбиться,охолодеть без труда.

Свежей листвы апельсинные коркивновь завалили скамьи и задворки.Рвотное передовиц.И загорелых еще после летащебет подруг на крыльце факультета,грешниц, безбожниц, девиц.

Наши тогдашние тайные былизаконспектировать мы позабыли,пылко сорвав семинар.Только ногтей озерца с перламутромгрезятся, мне протянувшие утромдачной антоновки шар.

…Там за решетками — призраки сада.Как хорошо, что надежна оградаи балахоны зимы:в йодистом свете Охотного Ряданедосягаемы мы.

В МАРТЕ 1965 ГОДА

Еще стволы морозцем лачилов лжебелокаменнодвуликой,а уж капель грачей дурачилаи отливала голубикой.По площадям блестели отмели,еще не кончились занятья,еще дельцы сердец не отнялиу храмин и хором Зарядья.

Лишь за зубцами в дымке рисовойподложно золотили главыи в отруби Никите Лысомуне смели подмешать отравы,дозволив корешу опальномув удушливом хлеву эпохипотыкаться по-погребальномув последние живые крохи.

Бывали утренники с просинью,видениями, сильным жаром.И перепутав с поздней осеньювесну, священную недаром,вдруг залегала в гололедицуна два десятилетья в спячкустрана, что старая медведица,заспать смертельную болячку.

…А под Москвой за речкой снежноюи пыжиковым перелескомуже навстречу неизбежномуглаза горели карьим блеском.Ты не была еще единственной,но начинало так казаться.Пустот души твоей таинственнойеще никто не смел касаться.

АРХАНГЕЛЬСКОЕ