Александр Перфильев - Стихи
В одном из четырех стихотворений, посвященных мне, он сказал уже очень давно:
«Только те, которых не ревнуют,И которым не дарят Мечты,В смертный час придут и поцелуютЗаостренные черты».
Что я и сделала.
Мюнхен, 1973 г. Ирина Сабурова
Александр Ли (Перфильев). Стихотворения из сборника «Снежная месса. Стихи. 1924–1925». Рига: Пресса, 1925
Богу — на память
Скоро Октябрь забрюзжит, засутулится,Вылезет ночью седой старичок,Тихо напудрит безмолвные улицы,И на деревья накинет платок.
В ситечко дунет, с улыбкою мудрою,В тихую, сонную, мглистую даль,Ласково веря, что снежною пудроюМожно запудрить земную печаль.
Встану тогда, с незажившими ранами,Выйду, поймаю Его за рукав.— Ну-ка, напудри голодного, пьяного,Я утомился и след мой кровав.
Ну-ка, напудри немые булыжники,Те, что сдавили усталых людей.Знаешь ли, что фарисеи и книжникиВновь распинают Твоих сыновей?
Лжешь, не напудришь царапинок жизненных,Острых порезов и пьяных Голгоф… —Он не послушает слов укоризненных,Хмурых, надрывных, страдальческих слов.
В ситечко дунет, с улыбкою мудрою,Яркие искры рассыплет вдали,Ласково веря, что снежною пудроюМожно запудрить болячки земли.
«Не молюсь я больше в светлом храме…»
Не молюсь я больше в светлом храмеНа закате сумрачного дня…Жизнь не пряла бледными рукамиТонкой пряжи счастья для меня.
Об одном мечтаю в дни заката:Тихо лечь в глубокие снега,И забыть манившие когда-тоВ голубой каемке берега.
Все забуду, униженья даже,Твой печальный образ сохраня,Потому что — нет на свете пряжиТонкой пряжи счастья для меня …
Памяти Лийки
В опустевшей детской колыбелиЯ оставил все свои мечты.И живу без смысла и без цели …В опустевшей детской колыбелиВся любовь, вся нежность, я и ты.Свет лампады, бледный луч луны,Шепот сказок, тихой песни трели.Мало этих песен мы пропели,Мало сказок рассказать успели —И теперь они уж не нужны —Стало пусто в детской колыбели…
«Люблю мою древнюю Землю…»
Люблю мою древнюю Землю,Ее касанья чту,Ее печали приемлю,Впиваю ее красоту.
Молюсь я другой святыне,Другие песни пою,И часто в своей гордыне,Не помню Землю свою.
Но, если б в Иные СтраныМы что-нибудь взять могли,Я взял бы присыпать раныЩепотку родной земли.
«В вечерней мути шумной улицы…»
В вечерней мути шумной улицыИщу всегда твой нежный след,И заставляет долго щуритьсяСлучайный женский силуэт.
Полно вечерними заботами,Тепло укутавшись в манто,Шурша по снежной пыли ботами,Ползет безликое ничто…
Когда ж мелькнет фигурка тонкая,Такая близкая для глаз,Растет на сердце что-то звонкое,И обрывается тотчас…
И у витрин, где лампы светятся,Вгляжусь — не ты, конечно, нет…Я знаю — нам придется встретитьсяНе здесь — во мгле других планет…
Твое пророчество чудесноеЗемля не может истолочь,И охраняет твердь небеснаяМолитвы, брошенные в ночь.
«Зимний ветер так колюч и хлесток…»
Зимний ветер так колюч и хлесток,Жжет лицо, царапает его.Вот и он — знакомый перекресток,Но на нем не видно никого.
Треплет ветер, точно очумелый,Белоснежный Божий пуховик.Буду ждать тебя я вечер целый,Пряча щеки в мятый воротник.
Гулко бьет цветной стеклярус градаВ ободок фонарного стекла.Может быть, мне ждать тебя не надо?Может быть, не выйдешь из тепла?
Может быть, с скучающей зевотойПросто ляжешь с книжкою в постель,И забудешь, что томится кто-тоНа углу, в собачую метель?
Тихо скажешь, что в такую стужуИ собак не выгонит никто;И прижмешься, ласковая, к мужу;Он тебя укутает пальто.
И заснешь, забывши про бродягу,Не услыша мой безмолвный крик.Я вздохну, и тихо-тихо лягуПод фонарь, на Божий пуховик.
«Седое, старое, в мятелях Рождество…»
Седое, старое, в мятелях Рождество,Такое милое, как елочные свечи…Далекой радостью пахнуло от негоИ легче груз, упавший нам на плечи…Хоть новых радостей не видим мы предтечи —Звезда бумажная нас манит в ВифлеемИ дед рождественский и старых сказок речиДороже и ценней всех жизненных проблем.Воспоминанья детства близки всемИ детских глаз так драгоценны блестки,Что хочется спросить мучительно — зачемСменила жизнь мой прежний Вифлеем,На балаганные бумажные подмостки?
Итоги
Я не буду твердить: нет в любви озаренности,Отражения Солнца в волне;Просто в первой задумчивой-робкой влюбленностиМы любви не знаем вполне…Я не буду твердить: нет в любви устремленияБез звериного бунта в крови…Просто души не в силах уйти от сомнения,Просто нет никакой любви.
Нечаянной радости
Я не приеду — ты не жди:Я пленник камня и асфальта.Меня оплакали дождиИ ветра хриплое контральто.
Я слышал ночью из окнаМотив унылый песни древнейИ видел утром гребни льнаИ пляску Солнца над деревней.
И понял, что в моей грудиНе вызреет проросший колос…Я не приеду, ты не жди,Меня оплакали дожди,И Солнца луч, и ветра голос…
«Вы помните: морозный вечер…»
Вы помните: морозный вечер,Замерзших лужиц тонкий лед,И звезд мигающие свечи,И их подсвечник — небосвод?
Так было весело катитьсяВдоль этих, чуть замерзших луж,Забыв, что может рассердитьсяМой друг и ваш любимый муж …
А после чай, как деготь черный —(Его не в силах был я пить) —Пасьянс затейливый, упорноНе пожелавший выходить …
Теперь душа — безмолвный глетчер,И в сердце тонких лужиц лед.Увы! По ним в морозный вечерНикто кататься не придет.
«Я вам принес последний ландыш вялый…»
Я вам принес последний ландыш вялый,Последний вздох весны, ее предсмертный стон.Я сам такой, как он, поникший и усталый,И все отвергнувший — я сам такой, как он…
Я вам принес последний крик весенний,Безвестно тонущий в лазоревой далиНе трогайте моих поникших настроений —Я больше не люблю ни Солнца, ни земли…
«Треплет ветер осенний с деревьев одежду последнюю…»
В.А.М.
Треплет ветер осенний с деревьев одежду последнюю.Как стеклянный колпак, придушила небесная твердь.Мне сегодня казалось, что в церкви, за ранней обеднеюОтпевали какую-то близкую смерть.
За далеких и близких, больных, разлученных с любимымиПред вратами священник смирял изможденную плоть.А в дали за престолом, окутан кадильными дымамиНад Причастною Чашей склонялся Господь.
И Один только ведал, что страждущим нет исцеления,А плененных судьбою, забывших к любимому путь,Никакою молитвой, ни пеньем, ни дымом куренияНикому, никогда не вернуть.
Колыбельная песенка
