Владимир Маяковский - О любви
Письмо Татьяне Яковлевой
В поцелуе рук ли,губ ли,в дрожи телаблизких мнекрасныйцветмоих республиктожедолженпламенеть.Я не люблюпарижскую любовь:любую самочкушелками разукрасьте,потягиваясь, задремлю,сказав —тубо —собакамозверевшей страсти.
Ты одна мнеростом вровень,стань же рядомс бровью брови,дайпро этотважный вечеррассказатьпо-человечьи.Пять часов,и с этих порстихлюдейдремучий бор,вымергород заселенный,слышу лишьсвисточный спорпоездов до Барселоны.В черном небемолний поступь,громругнейв небесной драме, —не гроза,а это
просторевностьдвигает горами.Глупых словне верь сырью,не пугайсяэтой тряски, —я взнуздаю,я смирючувстваотпрысков дворянских.Страсти корьсойдет коростой,но радостьнеиссыхаемая,буду долго,буду просторазговаривать стихами я.Ревность,жены,слезы…ну их! —вспухнут веки,впору Вию.Я не сам,а я
ревнуюза Советскую Россию.Виделна плечах заплаты,ихчахоткалижет вздохом.Что же,мы не виноваты —ста мильонамбыло плохо.Мытеперьк таким нежны —спортомвыпрямишь не многих, —вы и намв Москве нужны,не хватаетдлинноногих.Не тебе,в снегаи в тифшедшейэтими ногами,здесь
на ласкивыдать ихв ужиныс нефтяниками.Ты не думай,щурясь простоиз-под выпрямленных дуг.Иди сюда,иди на перекрестокмоих большихи неуклюжих рук.Не хочешь?Оставайся и зимуй,и этооскорблениена общий счет нанижем.Я все равнотебякогда-нибудь возьму —однуили вдвоем с Парижем.
Любовь
Миропятьцветами оброс,у миравесенний вид.И вновьвстаетнерешенный вопрос —о женщинахи о любви.Мы любим парад,нарядную песню.Говорим красиво,выходя на митинг.Но частопод этим,покрытый плесенью,старенький-старенький бытик.Поет на собранье:
«Вперед, товарищи…»А дома,забыв об арии сольной,орет на жену,что щи не в навареи чтоогурцыплоховато просолены.Живет с другой —киоск в ширину,бельем —шантанная дива.Но тонким чулкомпопрекает жену:– Компрометируешьпред коллективом. —То лезут к любой,была бы с ногами.Пять бабпеременитв течение суток.У нас, мол,свобода,а не моногамия.Долой мещанствои предрассудок!
С цветка на цветокмолодым стрекозломпорхает,летаети мечется.Одно емув мирекажется злом —этоалиментщица.Он рад умереть,экономя треть,три годасудиться рад:и я, мол, не я,и она не моя,и я вообщекастрат.А любят,так будьмонашенкой верной —тиранитревностьювсякий пустяки меритлюбовь
на калибр револьверный,невернойв затылокпулю пустя.Четвертый —герой десятка сражений,а так,что любо-дорого,бежитв перепугеот туфли жениной,простой туфли Мосторга.А другойстрелу любвииначе метит,путает– ребенок этакий —уловленьелюбимойв романические сетис повышеньемподчиненной по тарифной сетке…По женской линиитоже вам не райские скинии.Простенького паренькаподцепила
барынька.Он работать,а еене удержать никак —бегает за клёшемкаждого бульварника.Что ж,сидии в плачеНилом нилься.Ишь! —Жених!– Для кого ж я, милые, женился?Для себя —или для них? —У родителейи дети этакого сорта:– Что родители?И мыне хуже, мол! —Занимаютсялюбовью в виде спорта,не успеввписаться в комсомол.И дальше,к деревне,
быт без движеньица —живут, как и раньше,из года в год.Вот так жезамуж выходяти женятся,как покупаютрабочий скот.Если будетдлиться такза годом годик,то,скажу вам прямо,не сумеетразобратьи брачный кодекс,где отец и дочь,который сын и мама.Я не за семью.В огнеи в дыме синемвыгории этого старья кусок,где шипелиматери-гусынии детей
стереготец-гусак!Нет.Но мы живем коммунойплотно,в общежитияхгрязнеет кожа тел.Надоголосподымать за чистоплотностьотношений нашихи любовных дел.Не отвиливай —мол, я не венчан.Насне поп скрепляет тарабарящий.Надообвязатьи жизнь мужчин и женщинсловом,нас объединяющим:«Товарищи».
В авто
«Какая очаровательная ночь!»«Эта,(указывает на девушку),что была вчера,та?»Выговорили на тротуаре«поч-перекинулось на шиныта».Город вывернулся вдруг.Пьяный на шляпы полез.Вывески разинули испуг.Выплевывалито «O»,то «S».А на горе,где плакало темнои город
робкий прилез,поверилось:обрюзгло «O»и гадко покорное «S».
Военно-морская любовь
По морям, играя, носитсяс миноносцем миноносица.
Льнет, как будто к меду осочка,к миноносцу миноносочка.
И конца б не довелось ему,благодушью миноносьему.
Вдруг прожектор, вздев на нос очки,впился в спину миноносочки.
Как взревет медноголосина:«Р-р-р-астакая миноносина!»
Прямо ль, влево ль, вправо ль бросится,а сбежала миноносица.
Но ударить удалось емупо ребру по миноносьему.
Плач и вой морями носится:овдовела миноносица.
И чего это несносен наммир в семействе миноносином?
Следующий день
Вбежал.Запыхался победы гонец:«Довольно.К веселью!К любви!Грустящих к черту!Уныньям конец!»Какой сногсшибательней вид?Цилиндр на затылок.Штаны – пила.Пальмерстон застегнут наглухо.Глаза —двум солнцам велю пылатьиз глазнеотразимо наглых.Афиш подлиннее.На выси эстрад.О, сколько блестящего вздора вам!Есть ли такой, кто орать не рад:
«Маяковский!Браво!Маяковский!Здо-ро-воо!»Мадам, на минуту!Что ж, что стара?Сегодня всем целоваться.За мной!Смотрите,сие – ресторан.Зал зацвел от оваций.Лакеи, вин!Чтобы все сорта.Что рюмка?Бочки гора.Пока не увижу дно,изо ртане вырвать блестящий кран…Домой – писать.Пока в кровивинои мысль тонка.Да так,чтоб каждая палочка в «и»просилась:«Пусти в канкан!»
Теперь – на Невский.Где-тов ногахтолпа – трусящий заяц,и толькопо дамам прокатывается:«Ах,какой прекрасный мерзавец!»
А вы могли бы?
Я сразу смазал карту будня,плеснувши краску из стакана;я показал на блюде студнякосые скулы океана.На чешуе жестяной рыбыпрочел я зовы новых губ.А выноктюрн сыгратьмогли бына флейте водосточных труб?
Вывескам
Читайте железные книги!Под флейту золо́ченой буквыполезут копченые сигии золотокудрые брюквы.
А если веселостью песьейзакружат созвездия «Магги» —бюро похоронных процессийсвои проведут саркофаги.
Когда же, хмур и плачевен,загасит фонарные знаки,влюбляйтесь под небом харчевенв фаянсовых чайников маки!
Пролог
Вам ли понять,почему я,спокойный,насмешек грозоюдушу на блюде несук обеду идущих лет.С небритой щеки площадейстекая ненужной слезою,я,быть может,последний поэт.Замечали вы —качаетсяв каменных аллеяхполосатое лицо повешенной скуки,а у мчащихся рекна взмыленных шеяхмосты заломили железные руки.Небо плачет
безудержно,звонко;а у облачкагримаска на морщинке ротика,как будто женщина ждала ребенка,а бог ей кинул кривого идиотика.Пухлыми пальцами в рыжих волосикахсолнце изласкало вас назойливостью овода —в ваших душах выцелован раб.Я, бесстрашный,ненависть к дневным лучам понёс в веках;с душой натянутой, как нервы про́вода,я —царь ламп!Придите все ко мне,кто рвал молчание,кто вылоттого, что петли полдней туги, —я вам откроюсловамипростыми, как мычанье,наши новые души,гудящие,как фонарные дуги.Я вам только головы пальцами трону,и у вас
вырастут губыдля огромных поцелуеви язык,родной всем народам.А я, прихрамывая душонкой,уйду к моему тронус дырами звезд по истертым сводам.Лягу,светлый,в одеждах из ленина мягкое ложе из настоящего навоза,и тихим,целующим шпал колени,обнимет мне шею колесо паровоза.
Гейнеобразное
