Марина Цветаева - Борисоглебский, 6. Из лирического дневника 1914—1922
«Есть в стане моем — офицерская прямость…»
Есть в стане моем — офицерская прямость,Есть в ребрах моих — офицерская честь.На всякую муку иду не упрямясь:Терпенье солдатское есть!
Как будто когда-то прикладом и стальюМне выправили этот шаг.Недаром, недаром черкесская тальяИ тесный ремéнный кушак.
А зóрю заслышу — Отец ты мой рóдный! —Хоть райские — штурмом — врата!Как будто нарочно для сумки походной —Раскинутых плеч широта.
Всё может — какой инвалид ошалелыйНад люлькой мне песенку спел…И что-то от этого дня — уцелело:Я слово беру — на прицел!
И так мое сердце над Рэ-сэ-фэ-с ЭромСкрежещет — корми-не корми! —Как будто сама я была офицеромВ Октябрьские смертные дни.
Сентябрь 1920
«Об ушедших — отошедших…»
Об ушедших — отошедших —В горний лагерь перешедших,В белый стан тот журавлиный —Голубиный — лебединый —
О тебе, моя высь,Говорю, — отзовись!
О младых дубовых рощах,В небо росших и не взросших,Об упавших и не вставших, —В вечность перекочевавших, —
О тебе, наша Честь,Воздыхаю — дай весть!
Каждый вечер, каждый вечерРуки вам тяну навстречу.Там, в просторах голубиных —Сколько у меня любимых!
Я на красной РусиЗажилась — вознеси!
Октябрь 1920
«Целовалась с нищим, с вором, с горбачом…»
Целовалась с нищим, с вором, с горбачом,Со всей каторгой гуляла — нипочем!Алых губ своих отказом не тружу,Прокаженный подойди — не откажу!
Пока молода —Всё как с гуся вода!Никогда никому:Нет!Всегда — да!
Что за дело мне, что рваный ты, босой:Без разбору я кошу, как смерть косой!Говорят мне, что цыган-ты-конокрад,Про тебя еще другое говорят…
А мне чтó за беда —Что с копытом нога!Никогда никому:Нет!Всегда — да!
Блещут, плещут, хлещут раны — кумачом,Целоваться я не стану — с палачом!
Москва, ноябрь 1920
(Взятие Крыма)
И страшные мне снятся сны:Телега красная,За ней — согбéнные — моей страныИдут сыны.
Золотокудрого воздевРебенка — материВопят. На папертиНа стягПурпуровый маша рукой беспалойВопит калека, тряпкой алойГорит безногого костыль,И красная — до неба — пыль.
Колеса ржавые скрипят.Конь пляшет, взбешенный.Все окна флагами кипят.Одно — завешено.
Ноябрь 1920
«Буду выспрашивать воды широкого Дона…»
Буду выспрашивать воды широкого Дона,Буду выспрашивать волны турецкого моря,Смуглое солнце, что в каждом бою им светило,Гулкие выси, где ворон, насытившись, дремлет.
Скажет мне Дон: — Не видал я таких загорелых!Скажет мне море: — Всех слез моих плакать — не хватит!Солнце в ладони уйдет, и прокаркает вóрон:Трижды сто лет живу — кости не видел белее!
Я журавлем полечу по казачьим станицам:Плачут! — дорожную пыль допрошу: провожает!Машет ковыль-трава вслед, распушила султаны.Красен, ох, красен кизиль на горбу Перекопа!
Всех допрошу: тех, кто с миром в ту лютую поруВ люльке мотались.Череп в камнях — и тому не уйти от допросу:Белый поход, ты нашел своего летописца.
Ноябрь 1920
«Знаю, умру на заре! На которой из двух…»
Знаю, умру на заре! На которой из двух,Вместе с которой из двух — не решить по заказу!Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!
Пляшущим шагом прошла по земле! — Неба дочь!С полным передником роз! — Ни ростка не наруша!Знаю, умру на заре! — Ястребиную ночьБог не пошлет по мою лебединую душу!
Нежной рукой отведя нецелованный крест,В щедрое небо рванусь за последним приветом.Прóрезь зари — и ответной улыбки прорез…Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!
Москва, декабрь 1920
«Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!..»
Ох, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!То шатаясь причитает в поле — Русь.Помогите — на ногах нетверда!Затуманила меня кровь-руда!
И справа и слеваКровавые зевы,И каждая рана:— Мама!
И только и этоИ внятно мне, пьяной,Из чрева — и в чрево:— Мама!
Все рядком лежат —Не развесть межой.Поглядеть: солдат.Где свой, где чужой?
Белый был — красным стал:Кровь обагрила.Красным был — белый стал:Смерть побелила.
— Кто ты? — белый? — не пойму! — привстань!Аль у красных пропадал? — Ря — азань.
И справа и слеваИ сзади и прямоИ красный и белый:— Мама!
Без воли — без гнева —Протяжно — упрямо —До самого неба:— Мама!
Декабрь 1920
1921
«С Новым Годом, Лебединый стан!..»
С Новым Годом, Лебединый стан!Славные обломки!С Новым Годом — по чужим местам —Воины с котомкой!
С пеной ý рта пляшет, не догнав,Красная погоня!С Новым Годом — битая — в бегахРодина с ладонью!
Приклонись к земле — и вся земляПеснею заздравной.Это, Игорь, — Русь через моряПлачет Ярославной.
Томным стоном утомляет грусть:— Брат мой! — Князь мой! — Сын мой!— С Новым Годом, молодая РусьЗá морем за синим!
31 русск<ого>декабря 1920
<13 января 1921>
Москва
Роландов рог
Как нежный шут о злом своем уродстве,Я повествую о своем сиротстве…
За князем — род, за серафимом — сонм,За каждым — тысячи таких, как он,
Чтоб, пошатнувшись, — на живую стенуУпал и знал, что — тысячи на смену!
Солдат — полком, бес — легионом горд.За вором — сброд, а за шутом — всё горб.
Тáк, наконец, усталая держатьсяСознаньем: перст и назначеньем: драться,
Под свист глупца и мещанина смех —Одна из всех — за всех — противу всех! —
Стою и шлю, закаменев от взлёту,Сей громкий зов в небесные пустоты.
И сей пожар в груди тому залог,Что некий Карл тебя услышит, рог!
Март 1921
Ученик
Сказать — задумалась о чем?
В дождь — под одним плащом,
