Генрик Ибсен - Драмы. Стихотворения
(Останавливаясь над обрывом налево.) Поди сюда, Элла, ты увидишь…
Элла Рентхейм (присоединяясь к нему). Что ты хочешь показать мне, Йун?
Боркман (указывая вниз). Видишь, как широко, привольно раскинулась перед нами страна?
Элла Рентхейм. На этой скамейке мы с тобой часто сиживали, и перед нами открывались горизонты еще куда шире, бесконечнее.
Боркман. Тогда расстилалась перед нами страна грез.
Элла Рентхейм (грустно качая головой). Страна грез, куда мы с тобой уносились тогда. А теперь эта страна погребена под снегом… И старое дерево засохло.
Боркман. Я вижу вдали… Пароходы приходят и отходят. Связывают между собою народы и страны всего мира. Вносят свет и тепло в сердца тысяч человеческих семей. Вот что и было моей мечтой.
Элла Рентхейм (тихо). И осталось мечтой.
Боркман. Осталось мечтой, да. (Прислушивается.) А слышишь там, внизу, на горных речках?.. Шумят и гудят фабрики, заводы! Мои заводы! Все те, которые я хотел создать. Послушай только, какой шум! Работает ночная смена. Работа кипит и днем и ночью. Слушай, слушай! Колеса жужжат, валы мелькают… вертятся, вертятся… Ты разве не слышишь, Элла?
Элла Рентхейм. Нет.
Боркман. Я слышу.
Элла Рентхейм (тревожно). Ты, верно, ошибаешься, Йун.
Боркман (все более и более разгорячаясь). И знай: все это — лишь форпосты, окружающие царство!
Элла Рентхейм. Царство? Какое?..
Боркман. Да мое же! Царство, которым я готов был завладеть тогда — тогда, когда я умер.
Элла Рентхейм (тихо, потрясенная). О Йун, Йун!
Боркман. И вот оно осталось без господина, без защитника… на произвол грабителей, опустошителей… Элла! Видишь ли там, вдали, ряды скал? Они громоздятся одна над другой. Одна выше другой. Под самые небеса. Вот оно, мое бесконечное, необъятное царство с неистощимыми богатствами!
Элла Рентхейм. Оттуда веет таким леденящим холодом, Йун!
Боркман. Он вдыхает в меня жизнь, словно приносит мне привет от подвластных духов. Я чутьем угадываю эти скованные миллионы, ощущаю присутствие этих рудных жил, которые тянутся ко мне, точно узловатые, разветвляющиеся, манящие руки. Я видел их… они вставали передо мной, как ожившие тени, в ту ночь, когда я стоял с фонарем в руках в кладовой банка… Вы просились на волю, и я пытался освободить вас. Но не справился. Сокровища опять погрузились в бездну. (Простирая руки.) Но я хочу шепнуть вам в этой ночной тишине, что я люблю вас, погребенные заживо в бездне, во мраке, мнимоумершие! Я люблю вас, жаждущие жизни сокровища, со всей вашей блестящей свитой почестей и власти. Люблю, люблю, люблю вас!
Элла Рентхейм (сдерживая все усиливающееся волнение). Да, там, под землей, сосредоточил ты свою любовь, там она и осталась, Йун. А здесь — здесь, на земле, билось горячее живое человеческое сердце, билось для тебя, — его ты разбил! Нет, хуже, в десять раз хуже! Ты продал его за… за…
Боркман (содрогаясь, точно его пронизывает насквозь холодом). За царство… силу… и славу… да?
Элла Рентхейм. Да. Я уже раз сказала тебе это сегодня. Ты убил душу живую в женщине, которая любила тебя и которую ты любил. Любил, насколько вообще способен любить. (Поднимая руку.) И я предсказываю тебе, Йун Габриэль Боркман, — ты не добьешься этим убийством желанной награды. Никогда не совершишь победоносного въезда в свое холодное, мрачное царство.
Боркман (шатается и грузно опускается на скамейку). Боюсь… как бы твое предсказание не сбылось, Элла.
Элла Рентхейм (склоняясь к нему). Бояться не надо, Йун. Для тебя всего лучше, если бы оно сбылось.
Боркман (с криком хватается за грудь). А!.. (Слабым голосом.) Отпустило.
Элла Рентхейм (трясет его). Что с тобой, Йун!
Боркман (откидываясь назад, на спинку скамейки). Точно кто-то сдавил мне сердце ледяной рукой…
Элла Рентхейм. Йун! Ледяной рукой!
Боркман (едва внятно). Нет… не ледяной… железной… (Тихо валится боком на скамейку.)
Элла Рентхейм (срывая с себя пальто и накрывая им Боркмана). Лежи, лежи спокойно! Я сейчас сбегаю за помощью! (Делает несколько шагов направо, затем останавливается, возвращается к Боркману, щупает его пульс и долго смотрит ему в лицо. Тихим, твердым голосом.) Нет. так будет лучше, Йун Боркман. Лучше для тебя. (Тщательно укрывает его своим пальто и сама опускается на снег возле скамейки.)
Короткая пауза. Затем справа из лесу показываются закутанная в шубу фру Боркман и горничная с зажженным фонарем в руке.
Горничная (освещая фонарем снег). Вот, вот, барыня. Следы ведут сюда…
Фру Боркман (озираясь вокруг). Да вон они! Сидят на скамейке. (Кричит.) Элла!
Элла Рентхейм (встает). И ты за нами следом?
Фру Боркман (сурово). Пришлось.
Элла Рентхейм (указывая на Боркмана). Вот он лежит, Гунхильд!
Фру Боркман. Спит?
Элла Рентхейм (кивает головой). Глубоким, долгим сном.
Фру Боркман (с внезапным порывом). Элла! (Овладевая собой, глухим голосом.) Это он… сам?
Элла Рентхейм. Нет.
Фру Боркман (вздохнув свободнее). Так не от своей руки?
Элла Рентхейм. Нет. Ледяная, железная рука сдавила ему сердце.
Фру Боркман (горничной). Бегите за помощью. Созовите людей из дому.
Горничная. Сейчас, сейчас. (Тихо.) Ах ты, боже мой! (Уходит через лес направо.)
Фру Боркман (стоя позади скамейки). Так, значит, ночной воздух убил его…
Элла Рентхейм. Должно быть.
Фру Боркман. Такого сильного человека!
Элла Рентхейм (становясь перед скамейкой). Ты не взглянешь на него, Гунхильд?
Фру Боркман (делая отстраняющий жест). Нет, нет, нет! (Понижая голос.) Он был сыном рудокопа, директором банка и не мог вынести свежего воздуха.
Элла Рентхейм. Скорее, его убил холод.
Фру Боркман (отрицательно качая головой). Хо
лод, говоришь ты? Холод убил его давным-давно.
Элла Рентхейм (кивая). А нас с тобой превратил в тени.
Фру Боркман. Ты права.
Элла Рентхейм (с болезненной улыбкой). Мертвец и две тени — вот что сделал холод.
Фру Боркман. Холод сердца… И теперь мы, пожалуй, можем протянуть друг другу руки, Элла.
Элла Рентхейм. Я думаю, теперь можем.
Фру Боркман (стоя за спинкой скамейки). Мы, сестры-близнецы, — над трупом того, кого обе любили…
Элла Рентхейм (перед скамейкой). Мы, две тени, — над мертвецом.
Протягивают друг другу руки.
СТИХОТВОРЕНИЯ
{56}
Рудокоп
Перевод Вс. Рождественского
С громом рушься, твердый свод!Крепко тяжкий молот бьет.Я скалу дроблю упорно,Слыша гул породы горной.
В недрах гор поет рудаИ зовет меня туда,Где алмазы и бериллы,Где златые блещут жилы.
Там, во глубине земной,Мир и вечности покой.Пролагай же путь единыйВ сердце тайны, в мрак глубинный!
Мальчиком смотреть любилЯ на стройный хор светил,По лугам бродил весноюС детски ясною душою.
Но забыта мной веснаВ шахте, что, как ночь, темна,Где не слышен гул природы,Где на душу давят своды.
В первый раз, мечту тая,Под землею, думал я,Знают духи гор, конечно,Тайну этой жизни вечной.
Но такого духа нет,Чтобы мог мне дать ответ.Луч не вышел ни единыйОсветить земли глубины.
Я ошибся? Нет пути,Чтобы к ясности вести?Вверх гляжу — мрачнее ночиСвет дневной слепит мне очи.
Нет, я дальше вглубь уйду,Мир и вечность там найду.Молот, путь тебе единый —В сердце тайны, в мрак глубинный!
Все сильнее, молот, бейДо моих последних дней!Ведь заря вовек не встанет,И надежды луч обманет.
1850
