Вячеслав Ладогин - Спички

Сандали

Степь – приволжская, степь без конца голубая,Скифский норов твой!

Видят птицы с высот: как поднос – расписнаяТы – фарфоровый.

Ах, какие тут местности краской на блюдеДеревенские:

Нарисован и всадник, и пешие люди,И фигурочки женские.

Как на этом подносе я помню – баракиСиним крашены,Пыль столбом там – у местных с приезжими драки —Ух, престрашные.

Приключилось мальцу одному арматуройЩёлк-да-в темечко:Разочтись за любую обиду натурой:Жизнь как семечка.

Верховодил Разгад, кривоногий татарин,Бандой питерской.На работе под голову клал он в угареГрязный свитер свой

Клавши, спал… да бабьё посредине баракаГм… прилюдно их он…Из былины Тугарин, змея да собака,Тля, паскудник он.

В чёрный день я нашёл у себя под кроватьюДве сандалии,Что давно потерял, и всё спрашивал: «Братья,Не видали вы»? —В них обутого вечером охомуталиСявку бурого:«Не свои это, мол, де, прибрал ты сандалии —Шуры Гурова, —

Ох, месили ж меня в сорок ног каблуками —Все столпилися…Закричали свои: «Он не крыса»! – словамиПоручилися.

И я выполз красивый, пятнадцатилетний,Отоваренный,Пожелал я из силы своей предпоследнейЗла Тугарину.

Над бараками стая воронья кружила,Вяло каркая,Жить понравилось мне, потому как светилоВышло жаркое.

Лето красное

Сквозь горсти августа ты входишь в никуда,В ужасное ничто, коротких дней вода.Сквозь краски бездну обрамляющих картин,О, лето бедное, тебе мы вслед глядим!

Октябрь не охладил небесного стекла,Заоблачная даль отечески тепла.…Ещё художница-природа из лучаЛимонниц ножницами режет… взлёт лещаЕщё – как взлёт над полем купола церквы́…Ещё волнует грудь вечерний дух травы,

Ещё журавль едва ли смотрит в облака,Ещё в руке моей доверчиво рукаЛежит прохладная твоя… ещё покаВоды колодезной есть целых полглотка,Ещё нас облако несёт, как дирижабль —В такую высь! Не говори: «И вот – сентябрь»! —Не думай так, о Боратынском позабудь,Головкой дивною склонясь ко мне на грудь,Не размышляй об этой жизни, лишь – дремли —Чтоб только медленнее острый край землиУдарил в облако, борта его круша,И чтоб побольше неба выпила душа…

И чтобы петли в небе ласточка плела,И чтоб от ужаса ещё не отцвелаПоляна, белая от клевера, и чтобТот локон тень бросал на снежно-белый лоб,И пахли флоксы, пробуждённые луной,И беззаветно лгали мне про рай земной,И чтоб я лжи их был не в силах раскусить,И ясной истины не в силах вопросить,В бессильной ярости заплакать строчкой злой…Сквозь старость, слякоть, – пусть мне снится образ твой!

…Так лето красное и свежую траву,Я знаю, помнит и корова во хлеву,А чем коровы той я хуже, чтоб зимойНе смел я вспоминать, о клевер, запах твой?!Сквозь горсти августа уходит в никуда,В ужасное ничто коротких дней вода,Ещё согретая присутствием твоим —О, лето бедное, тебе мы вслед глядим!

Коробок VIII

Шум тех тенистых русских мест, где пахнет утолённой жаждой…

Засвистайка

Почему вас не тянет прижать свинью к сердцу?

Во свезло! – за селом москвичи нахватали усадеб:Есть занятье теперь Тоньке с Юркой, соседской семьеУ соседей в саду, а не то – хоть бомжуй Христа ради,Безработной четой, по земле.Торговали чернику, грибы, браконьерскую рыбкуТрассы вдоль – москвичам.Днём, встречаясь с соседкой, хоть вымучит Тонька улыбку,А чума – по ночам:Нет робят, рубль имущества, чем Антонине гордиться,Спросит мать, что соврёшь?Стыд ест очи, как встреча с маман… кровь, не лги, не водица…Да и Юрка, напьётся, хорош —

А теперь – благодать и лафа! Засвистайская вилла,Ох, богата! Ох, пахоты там! Ну – коттеджище – сила! —Комнат двадцать, и три туалета (на три этажа),Есть, конечно, и русская баня, и два гаража.………………………………………………А за эти рублиРой, да сей, да поли….

Засвистайский Глеб Дмитрич гоняет авто с прибылью́ —Из Германии. Крут… А вот на-ть – озадачен, как мальчик.Засвистайской Глафире свербёж: захотелось свинью.Их, свиней, часто держат взамен теперь кисок-собачек.«Несолидно свинью», – Глебу Дмитричу кажется, – «гм…Несолидно… Но Глашку обижу – ни за что ни про́ что…Карлик-pig… мини-свин… что-т’ я слышал, а ну, поглядим»,И пошёл в кабинет, там был комп, электронная почта…«Есть тайваньский профессор», – Глеб вспомнил, – «а звать Ву Шин-Чих,Инженерию генную он применяет на свинках.Хрюшки светятся те. Сам-то Чих неплохой мужичок,Мой парижский приятель»… – качнулся в скрипучих ботинкахГлеб мой Дмитрич, да сел за компьютер… Что ж, в мае к немуК именинам Глафиры доставлен был свин, звать Му-му,А девятого мая, в день жениных именин,Муж коробку несёт, рассыпая дугой серпантин,Хлоп коробку на стол, ах, завязки из красного шёлка.Перестали жевать все уста, и разинулись.Ножниц звонкий щелчок… из-под крышки вдруг визг поросёнка!С Глашкой чуть не инфаркт, стульев скрип: отодвинулись.Глеб кричит: «Не пугайсь»! – гаснет лампа. Фонарь. Синий луч,И сияет свинья, как светило, возникнув из туч.

Тонька ж – очень желала матрац себе фирмы Schlaraffia:«Ортопеды немецкие, а не хухры, Юр, мухры.Немцы пашут на совесть, а тут мебель делает мафия.Заработаем, купим, а то вся спина, Юр, – бугры»!Что ж, купили. Назавтра ж, рыдаючи, Тонька моя, —«Там, у них», – молвит, – «Юр, на таком же матраце… свинья».Юр, свинья на матраце немецком, как наш, слышишь, Юра?Да зелёное рыло у ней, да зелёная шкура»!

Юрка вынес на свалку матрац, хоть и дома – скандал.Случай был, Глеба Дмитрича вёз, и вопросец задал:«Убиралась недавно в коттедже моя Антонина,Говорит, держишь в спальне Гле-Дмитрич, зелёного свина»…Рассмеялся Глеб Дмитрич: «Тайванец, а звать Ву Шин-Чих,Этот фокус проделал, помрёшь, зажигает мужик»!Вот и весь разговор. И забыл бы Глеб Дмитрич, небось,Юркин хмык, кабы после в суде повторять не пришлось,Потому что когда эту свинку нашли в речке Шоше,«Не искать виноватого», – Дмитрич подумал, – «не гоже».Юрке дали условно и, вроде бы, казус забыт,Только Тонька сорвалась с цепи, пьёт, орёт и блудит,Юрка терпит, он Тоньку не бьёт, не прощается с нею,Да разбил сгоряча мотоцикл. Вот, везёт дуралею,Жив-живёхонек, сломаны ноги, но шея цела.«Что ж мадам Засвистайка? – Свинью вдругорядь завела»?Глеб не дал, говорит: «Ты бы, дура, – дитё родила».

О корове

Москвичкам нынешним – коровы не хватает,Звенящей выменем, как православный храм,Которая по заливным проходится лугам,Так статна, так горда, так томно обрываетТрав бубенцы и струны. Клевер по росе,Качающийся по неведомой причине,А то для красоты сорвёт понуро зев.Пастух, как тучам Зевс, привык к чужой скотине.

Рассвет Москва-реки. Да разве ж он – рассвет?Пусть радуется слух, что тишина над нею,В звездах светящихся кремлёвских смысла нет.Один рубин. Моторов голос катится, пьянея,Замена утреннему разговору стадИ голубых ботал молитвенному звону.Обманчива Москва: наобещает сад,А даст лишь камушки да голые балконы.

От нищеты здесь на балконах держат козИ злые козы лгут хозяевам глазами,Что счастливо живут: забыли про покос,Поляну, полную хрустящими листками.

Физиология. Что возразишь? Ведь скот.Рыданья петухов застенчивы, но гулки.Мильёны женских рук, и каждая берёт,Ленивая от сна, для буднишной прогулкиИ для готовности к обыденному дню

Вначале турку, чтоб на газ поставить кофе,Потом нож: хлеб и сыр – возможности меню.А кстати, крест Кремля – есть память о Голгофе.

Потом косметику: смешав цвета теней,Чтоб быть неузнанной, помады круть-круть донце.Творят расчёски из волос горгоньих змей:Забот полно о всяком встречном пошехонце!………………………………………………………………………………………………

Та завела себе собаку, та – кота,Та в банке держит пару мышек невиновных,Напоминающих семью. Ждёт банка таПлодов мышиных игр известных-безусловных.……………………………………………………………………………………………………

Москвичке нынешней – коровы не хватает,Звенящей выменем, как православный храм,Которая по заливным проходится лугам,Так статна, так горда, так томно обрываетТрав бубенцы и струны. Клевера в росе,Замоскворечья не сорвёт понуро зев.………………………………………………………………………………………………

Стерильной сучке дали куклу за щенка.Кому-то чаще спится, а кому-то реже.Собаке снится сон, что мясо с рынка свеже,Проходит жизнь. Течёт в жерло Москва-река.

Песня, заглушаемая берёзами