Теодор Крамер - Зеленый дом
Погребок
Субботний зной, не торопясь, отхлынул,восходят звезды и ласкают глаз.Кирпичник кружку в горло опрокинули за другою тянется сейчас.Домой плетется стадо; сколько денегпринес — истрать уж всё, да не мусоль:прогнили доски стенок и ступенек,но под окном цветет желтофиоль.
Нет росписей на балке потолочной —оттуда колбаса глядит, с крюка.Тут зашибает брынзу дух чесночный,тут красный перец — радость языка.Сюда идут в любой из деревенекбобыль, поденщик и другая голь.Прогнили доски стенок и ступенек,но под окном цветет желтофиоль.
Еще домой идти, пожалуй, рано,еще по кружке можно взять вполне.Летит веселый грохот с кегельбана, —хочу сыграть, подай-ка шар и мне!Есть погребок в любой из деревенек,везде табачный дым вонюч, как смоль, —прогнили доски стенок и ступенек,но под окном цветет желтофиоль.
Песня под осенним дождем
Я песню пою, ибо люди поютпод шуршащим осенним дождем;стелите солому и прячьтесь в уютпод шуршащим осенним дождем.Ничто так не горько, не грустно для слуха,как шорох травы, раздающийся глухопод шуршащим осенним дождем.
Сидит у камина хозяин в домупод шуршащим осенним дождем:тепло в духоте и во мраке емупод шуршащим осенним дождем.Он запахом льна перепревшего дышит,как яблоки падают наземь — он слышитпод шуршащим осенним дождем.
Поденщик, одетый в худое тряпьепод шуршащим осенним дождем,проспит бесполезное время своепод шуршащим осенним дождем.Подмытый водой, словно стебель ничтожный,глядит в никуда указатель дорожныйпод шуршащим осенним дождем.
Смывается лыко, ограда гниетпод шуршащим осенним дождем;скребутся дворовые псы у воротпод шуршащим осенним дождем.Вода не уходит с разбухшего луга,канавы бурлят и клокочет округапод шуршащим осенним дождем.
Травница
Где тропка петляет к ручью за деревней,где скалы крошатся опокою древнейи держатся в скалах деревья с трудом —стоит покосившийся травницын дом.
Хвосты сельдерея, фасоль и редискаеще говорят — человечество близко;но папорть, хозяйственным планам вразрез,под окна решительно выдвинул лес —
тот самый, что женщине в рваной одежкесморчки поставляет весной для кормежки,до осени — ягоду в горла корчагссыпает не скупо, зимою — сушняк
для печки дает приношением щедрым,покуда метели гуляют по кедрам.Дремучим чащобам и дочь, и сестра,как зверь, нелюдима и так же мудра,
находит почти что без помощи зреньязаветные зелья, и злые коренья,и то, что лекарство, и то, что еда,и то, чем врачуется бабья нужда.
Февраль, и доедена пшенка, и смальцав корчаге осталось едва на полпальца,но лес, обрядившийся в иней и наст,согреет, прокормит, в обиду не даст.
Пивная
Далеко за деревней, со свалкою старой впритык,где стервятину наспех привозит зарыть гуртовщик,где ручей пробирается через коросту дерьма, —неприметно к подошве горы притулилась корчма.
Кто кислятины местной не брезгает выпить — томусамый раз завалиться под вечер в такую корчму,если чертова шнапса желает какой однолюб —блещет медной змеей самогоноварительный куб.
Ненапойная жажда сюда пригоняет не зрябатрака, углежога, подручного золотаря;всё растрескано небо, угар от похмелья тяжел, —пей, покуда не взмокнут мозги и не рухнешь под стол.
Молчаливо садятся они на скамейки рядком;колбаса — из конины с тухлинкой, зато с чесноком,если кто припоздает — тому, для порядка ворча,наливает корчмарь всё такой же стакан первача.
На стакане втором хоть один да развяжет язык,тут же песня польется, до слез проберет горемык,и на третий потянут слова неизбывной тоски,и, мотив подхватив, застучат по столам тесаки.
Йозефа
Там, за деревней, где ряской канавы цветут,средь золотарников — поля неправильный кут.Хатка Йозефы за ним, в полминуте ходьбы.Прямо под дверью лежат на просушке грибы.
Шпанские мушки да всякие зелья у ней,козочка тоже: Йозефа других не бедней.Вечером трижды, попробуй, в окно постучи —дверь приоткроется, звякнут в потемках ключи.
Молча вдовец к ней приходит еще дотемна,молча — кабатчик, пусть лезет на стенку жена,молча — барышник с кольцом, только чтоб ни гу-гу,молча — бирюк-винокур, зашибивший деньгу.
Горькой настойкой она угощает гостей,есть постоянный запасец домашних сластей,после — Йозефа постель приготовит свою.Ежели что — так заварит себе спорынью.
Пышно цветут золотарник, татарник и дрок.Нет никого, кто Йозефе послал бы упрек.Дом, и коза, и кусок полевого кута, —совесть Йозефы пред всеми на свете чиста.
Песня на окраине
Испятнан гарью городскойпоследний ряд лачуг,и только чахнет день-деньскойза ними жалкий луг.Как ты отчаянно мила,тебе так мало лет;я — городьба, на мне смола;ты — яблоневый цвет.
Под вечер забрести сюда,на насыпь лечь вдвоем;гудят всё время проводао чем-то о своем.Брусчатник вечно перегрет,летит по ветру шлак;я — словно коксовый брикет,ты — словно алый мак.
Проходит ночь, полдневный знойпо скупости храня;курится над любой стенойгорячий воздух дня.Акациями на юруовеян наш ночлег;я — пыль, что прячется в кору,ты — первый сладкий снег.
Коль хоть один открыт трактир…
Спешат кабатчики: скорейзадвинуть сталь щеколд;огонь бессонных фонарейнеумолимо желт.Ползет из подворотных дыр —тяжелое тепло.коль хоть один открыт трактир —ну, стало быть, свезло.
Пусть циферблату и темно,у стрелок — свой делёж;акаций запах сладок, ногорчит, едва вдохнешь.Ползет со стен отмокший мелпод ноги, как назло;кто шлюху зацепить сумел —тому, считай, свезло.
Шлагбаум фыркает огнем,край неба — чуть белей;пыль, та же самая, что днем,кружится вдоль колей.В ночлежку лучше б ни ногой,да больно тяжело, —ну, прикорни часок-другой:тебе, считай, свезло.
Кафешка при дороге
Зальце заштатной кафешкивозле развилки дорог.Здесь ни погонки, ни спешки —смело ступи на порог.Право, бывает и хуже,кисло вокруг не смотри.Движутся барки снаружи,трубки дымятся внутри.
Кофе и булочка с тмином,а за окном — облакавдаль уплывают с недлинным,чисто австрийским «пока».Чужд размышлений тревожныхэтот приветливый кров,правил помимо картежныхи биллиардных шаров.
Тянутся дни как недели,длятся минуты как дни.Детка, не думай о деле,дядя, костыль прислони.Здесь, у дорожной излуки,мы коротаем года:сумрак протянет к нам рукии уведет в никуда.
Тост над вином этого года
Орех и персик — дерева;скамей привычный ряд;я чую лишь едва-едва,что мне за пятьдесят.Вот рюмку луч пронзил мою,метнулся и погас, —я пью, хотя, быть может, пьюуже в последний раз.
Пушок, летящий вдоль стерни,листок, упавший в пруд,зерно и колос — все онипо-своему поют.Жучок, ползущий по стеблю,полей седой окрас;люблю — и, может быть, люблюуже в последний раз.
Свет фонарей и плеск волны,я знаю — ночь пришла,стоит кольцо вокруг луны,и звездам нет числа;но, силу сохранив свою,как прежде, в этот часпою — и, может быть, поюуже в последний раз.
Вечер перед операцией
