Виктор Гюго - Том 13. Стихотворения
" Концерт кошачий был за кротость мне наградой. "
Концерт кошачий был за кротость мне наградой.Призыв: «Казнить его!» — звучал мне серенадой.Поповские листки подняли страшный гам:«Он просит милости к поверженным врагам!Вот наглость! Честными он нас считал, презренный!»
Раз барин в ярости — лакей исходит пеной.
Пономари в бреду, и ктиторы в огне.Кадилом выбито стекло в моем окне;Со всех кропил летит в меня вода святая,Дождем булыжников мне крышу обдавая;Они убьют меня, чтоб изгнан был мой бес!Пока же изгнан я — по благости небес.«Прочь!» — все булыжники гремят, скрипят все перья.От этой музыки чуть не оглох теперь я;Над головой моей весь день набат гудит:«Убийца! Сжег Париж! Бандит! Злодей! Бандит!»Но остается всяк руке судьбы покорен:Они — белы как грач, я — точно лебедь черен.
3 июля
" Нет у меня дворца, епископского сана, "
Нет у меня дворца, епископского сана,Доходов и пребенд, растущих неустанно;Мне трона никакой не выставит собор;Привратник в орденах мой не возглавит двор;Чтоб пыль пускать в глаза порой простолюдинам,Не появляюсь я под пышным балдахином.Мне Франции народ — пусть в униженье он —Великим кажется, я чту его закон.Я ненавижу всех, кто рот заткнул народу,За деньги никогда не стану я приходуПоказывать Христа, что написал Ван-Дик,Не нужен мне ключарь, причетник, духовник,Церковный староста, звонарь или викарий;Не ставлю статуй я Петру, святой Варваре;Не прячу я костей в ковчежце золотом;Нет у меня одежд, расшитых серебром;Привык молитвы я читать без всякой платы;Я не в ладах с двором, и я вдовы богатой,Бросающей гроши на блюдо у церквей,Ни митрой не дивлю, ни ризою своей.Я дамам не даю руки для поцелуя,Я небо чту, и я живу, им не торгуя;Нет, я не монсиньор, я вольный человек;Лиловых я чулок не нашивал вовек.Блуждаю лишь тогда, когда путей не вижу,И лицемерие глубоко ненавижу.Нет лжи в моих словах. Душа моя чиста.Сократа в узах чту не меньше, чем Христа.Когда на беглеца натравливают стаю, —Пусть он мне лютый враг, я все ж его спасаю;Над дон Базилио презрительно смеюсь;Последним я куском с ребенком поделюсь;Всегда за правду в бой я шел без колебаньяИ заслужил себе лишь двадцать лет изгнанья;Но завтра же готов все сызнова начать.Мне совесть говорит: «Иди, борись опять!» —И повинуюсь я. Пусть сыплются проклятья, —Я выполню свой долг. Вот почему мне, братья,Епископ Гентский сам в газете говорит:«Так может поступать безумец иль бандит».
Брюссель, 31 мая
ГОСПОЖЕ ПОЛЬ МЕРИС
Я, сотворив добро, наказан. Так и надо.О вы, которая в ужасный год осады,В год испытания великого, сильны,Прелестны, доблестны, средь ужасов войныУмели помогать невзгодам и недугам,Жена мыслителя, который был мне другом,Умевшая всегда, везде, во всем помочь,Бороться и терпеть, с улыбкой глядя в ночь, —Смотрите, что со мной случилось! Сущий, право,Пустяк: в родной Париж вернулся я со славой,И вот уже меня с проклятьем гонят вон.Все менее, чем в год. Афины, Рим, СионТак тоже делали. Итак, Париж не первый.Но вряд ли города на свете есть, чьи нервыТак взвинчены. Ну что ж, таков судьбы закон:Коль Капулетти чтим, Монтекки возмущенИ, властный, тотчас же воспользуется властью.Разбойник, значит, я, да и дурак, к несчастью.Так оскорбление почету вслед идет;Так, чтоб низвергнуть вниз, вознес меня народ.Но славой я сочту как то, так и другое,А вы, сударыня, вы, с вашей добротою,И вы, изгнанники, чей дух несокрушим,Я знаю, верю я, что нравлюсь вам таким:Я защищал народ, громил попов и честьюСочту проклятие, что с Гарибальди вместе,С Барбесом я делю. И вам милей герой,Побитый камнями, чем признанный толпой.
Вианден, июнь 1871
ЧЬЯ ВИНА?
«Ведь это ты поджег Библиотеку?» —«Да.Я подложил огня». —«Что думал ты тогда?Злодейство совершил ты над самим собою!Ты в собственной душе свет затоптал ногою!Свой факел собственный безумно ты задул!Все то, что темный гнев испепелить дерзнул, —Твое сокровище, твой клад, твое наследство!Ведь книга, враг царей, — твоей защиты средство,Ведь книга для тебя держала речь всегда.Библиотека ведь — акт веры: в ней года,В ней поколения, утопленные в горе,Свидетельствуют мгле о том, что будут зори!Как! В это строгое святилище ума,Где блещут молнии, где поникает тьма;В гробницу всех времен, что летописью стала;В века истории, где мудрость заблистала,Где робко учатся грядущие года;Во все, что двинулось, чтоб двигаться всегда,В поэтов, в библию, в творения гигантов,В тот род божественный — в толпу Эсхилов, Кантов,Гомеров, Иовов, встающих над землей,В Мольеров и Руссо, в храм мысли мировой, —Несчастный, ты метнул горящее полено!Ты в пепел превратил все то, что драгоценно!Ужель ты позабыл, что избавитель твойЕсть книга? Книга — там, парит над высотой,Сверкает; и куда прольет свой свет спокойный —Там гибнут голод, скорбь, и эшафот, и войны!Где говорит она — там больше нет рабов.Открой ее. Платон. Беккария. УмовБлестящих строй. Читай Шекспира или Данта —И зазвучит в тебе дыханье их таланта,И ты почувствуешь себя подобным им;Ты станешь вдумчивым, и нежным, и живым;Они в твой бедный дух вдохнут свой дух огромный;Они сверкнут в тебе, как солнце в келье темной;Чем глубже яркий луч проникнет в сумрак твой,Тем шире обоймет тебя святой покой;Ты станешь лучше весь; огнем ума одеты,Растают, точно снег, в тебе авторитеты,И зло, и короли, и ненависть твоя,И суеверия — весь ужас бытия.Ведь первым знание в дух человека входит,Свобода — вслед за ним. Они тебя уводятОт бездн, от сумраков. И ты сразил их, — ты!Ведь книгою твои угаданы мечты.Ведь с книгою в твой ум вступает мощный гений,Срывая с истины оковы заблуждений:Как узел гордиев, рассудок спутан наш.Ведь книга — спутник твой, твой врач, твой верный страж.Она разит в тебе безумства, страхи, боли.Вот что ты потерял — увы! — своею волей!Она — сокровище, врученное тебе,Ум, право, истина, оружие в борьбе.Прогресс! Она — буссоль в твоем стремленье к раю!И это сжег ты сам!» —«Я грамоте не знаю».
Вианден, 25 июня 1871
" Вот пленницу ведут. Она в крови. Она "
Вот пленницу ведут. Она в крови. ОнаЕдва скрывает боль. И как она бледна!Ей шлют проклятья вслед. Она, как на закланье,Идет сквозь ненависть дорогою страданья.Что сделала она? Спросите крики, тьмуИ яростный Париж, задохшийся в дыму.Но кто она? Как знать… Ее уста так немы!Что для людей — вина, то для ума — проблема.Мученья голода? Соблазн? Советчик злой,Внушивший ей любовь и сделавший рабой? —Достаточно, чтоб пасть душе простой и темной…Без умолку твердят — и случай вероломный,И загнанный инстинкт, влечений темных ад,Отчаянье души, толкнувшее в разврат, —Все то, что вызвано жестокою войноюВ столице, где народ задавлен нищетою:«Одни имеют все, а у тебя что есть?Лохмотья на плечах! Тебе ведь надо есть!» —Вот корень страшный зла. Кто хлеба даст несчастным?Не много надобно, чтоб стал бедняк «опасным»!И вот сквозь гнев толпы идти ей довелось.Когда ликует месть, когда бушует злость,Что окружает нас? Победы злоба волчья,Ликующий Версаль. Она проходит молча.Смеются встречные. Бегут мальчишки вслед.И всюду ненависть, как тьма, что гасит свет.Молчанье горькое ей плотно сжало губы;Ее уж оскорбить не может окрик грубый;Уж нет ей радости и в солнечных лучах;В ее глазах горит какой-то дикий страх.А дамы из аллей зеленых, полных света,С цветами в волосах, в весенних туалетах,Повиснув на руках любовников своих,Блестя каменьями колечек дорогих,Кричат язвительно: «Попалась?.. Будет хуже!» —И пестрым зонтиком с отделкою из кружев,Прелестны и свежи, с улыбкой палачей,В злорадной ярости терзают рану ей.О, как мне жаль ее! Как мерзки мне их лица!Так нам отвратны псы над загнанной волчицей!
6 июня
