Александр Тиняков (Одинокий) - Стихотворения
EGO SUM QUI SUM
(АЗ ЕСМЬ СУЩИЙ)
ТРЕТЬЯ КНИГА СТИХОВ
1921-1922гг.
ПредисловиеЯ знаю, что многие читатели встретят мои стихи с негодованием, что автор объявят безнравственным человеком, а его книжку – общественно-вредной.
Такой подход к делу будет, однако, вполне неправильным.
Дело поэта, – как и всякого художника, – состоит не в том, чтобы строить или переустраивать жизнь, и не в том, чтобы судить ее, а в том, главным образом, чтобы отражать ее проявления.
В жизни же, как известно, всегда было, есть и будет, наряду с тем, что считается прекрасным и добрым, и то, что признается безобразным и злым. Художник, в моментытворчества по существу своему чуждый морали, волен изображать любое проявление жизни, «доброе» рядом с «злым», «отвратительное» наряду с «прекрасным».
За сюжеты и темы поэта судить нельзя, невозможно, немыслимо! Судить его можно лишь за то, как он справился со своей темой.
Я в моей книге беру современного человека во всей его неприкрашенной наготе.
Рожденные и воспитанные в нездоровых и неестественных условиях, созданных развитием капитализма, все мы – вплоть до самых лучших из нас, – не свободны от эгоизма, от известной косности и распущенности, от склонности к различного рода эксцессам и т.п.
Поскольку я являюсь общественным деятелем – хотя бы, например, в качестве сотрудника Советских газет, – я боролся и борюсь с такими антиобщественными навыками и склонностями,
Но поскольку я выступаю в качестве художника, желающего отразить психологию, скажем, кутилы или дошедшего до предельной черты эгоиста, тем более, если я говорю от лица подобных типов, – я не могу в то же время судить их и подчеркивать в моих стихах, что эти типы – плохи и что их ощущения, переживания и действия суть «зло».
Если я передаю настроения загулявшего литератора, с восторгом говорящего о своем загуле, – это отнюдь не значит, что я «воспеваю» его и утверждаю как нечто положительное. Я только остаюсь в пределах художественной добросовестности, я только рисую, а судить о нарисованном мною образе с моральной или общественной точки зрения предоставляю читателю.
Убежден, что нарисованные мною образы и выраженные мною ощущения современного среднего человека никого не соблазнят и никому не повредят. Кутилы и распутники будут и без наших стихов предаваться кутежам и распутству, а людей, к этому органически не склонных, не увлечешь в эти дебри никакими картинами, никакими стихами.
Ко всему изложенному присовокупляю, что основная идея моей книжки далека как от «воспевания зла», так и от «пессимизма».
Об этом с достаточной ясностью говорит заключительное стихотворение книги. Да! в современном человеке много гадкого, но он – не гад, он всего-навсего «гадкий утенок» из андерсеновской сказки, то есть существо, еще само не знающее, насколько оно прекрасно и какие великие возможности скрываются в нем.
И, наконец, еще одно замечание по поводу стихотворения «Радость жизни», в котором упоминается имя Гумилева. Стихи эти были написаны более чем за месяц до смерти Гумилева, и тогда же я читал их моим литературным знакомым. Отсюда ясно, что никакого отношения к политической деятельности Гумилева и к ее драматическому концу мои стихи не имели и не имеют. По поводу нелепой и преступной авантюры, в которой принял участие Гумилев, я высказался в свое время на страницах «Красного Балтийского Флота» ( 10 сентября 1921г., №90) и мнения моего об этом деле не меняю, и не вижу никакой надобности в том, чтобы делать из имени Гумилева нечто «неприкосновенное».
Александр Тиняков
7-го июня 1924 г.
Ленинград
Любовь к себеЯ судьбу свою горькую, мрачнуюНи на что не желаю менять:Начал жизнь я мою неудачную, –Я же буду ее и кончать!Больше бога, Героя и ГенияОбожаю себя самого,И святей моего поклоненияНет на нашей земле ничего.
Неудачи мои и порокиИ немытый, в расчесах, живот,И бездарных стихов моих строки,И одежды заношенной пот –Я люблю бесконечно, безмерно,Больше всяких чудес бытия,Потому что я знаю наверно,Что я – это – Я!
Я не лучше других, не умнее,Не за силу и доблесть моюЯ любовью к себе пламенеюИ себе славословье пою.Я такой же бессильный и тленный,Я такая же тень бытия,Как и все в бесконечной вселенной,Но я – это – Я!
Ноябрь 1921 Радость жизниЕдут навстречу мне гробики полные,В каждом – мертвец молодой,Сердцу от этого весело, радостно,Словно березке весной!
Вы околели, собаки несчастные, –Я же дышу и хожу.Крышки над вами забиты тяжелые, –Я же на небо гляжу!
Может, – в тех гробиках гении разные,Может, – поэт Гумилев…Я же, презренный и всеми оплеванный,Жив и здоров!
Скоро, конечно, и я тоже сделаюсьПадалью, полной червей,Но пока жив, – я ликую над трупамиРаньше умерших людей.
28 июля 1921 Я гуляю!Пышны юбки, алы губки,Лихо тренькает рояль…Проституточки-голубки, Ничего для вас не жаль…
Я – писатель, старый идол,Тридцать дней в углу сидел,Но аванс издатель выдал – Я к вам вихрем прилетел.
Я писал трактат о Будде,Про Тибет и про Китай,Но девчонок милых грудиСлаще, чем буддийский рай.
Завтра снова я засядуЗа тяжелый милый труд, –Пусть же нынче до упадуДевки пляшут и поют.
Кто назвал разгул пороком?Думать надо, что – дурак!Пойте, девки, песни хором,Пейте, ангелы, коньяк!
Все на месте, все за деломИ торгует всяк собой:Проститутка статным телом,Я – талантом и душой!
И покуда мы здоровы,Будем бойко торговать!А коль к нам ханжи суровы,Нам на это наплевать!
Январь 1922 Homo SapiensСуществованье беззаботноеВ удел природа мне дала:Живу – двуногое животное, –Не зная ни добра, ни зла.
Всегда покорствую владыке я,Который держит бич и корм,И чужды мне стремленья дикиеИ жажда глупая реформ.
Услышу <слово> коль про бога я, –Я только прыскаю в кулак:Чья мысль бездарная, убогаяМогла в пустой поверить знак?
В свои лишь мускулы я веруюИ знаю: сладостно пожрать!На все, что за телесной сферою,Мне совершенно наплевать.
Когда ж промчатся дни немногиеИ смерть предстанет предо мной,То протяну спокойно ноги яИ мирно сделаюсь землей.
Сентябрь 1921 МОЛЕНИЕ О ПИЩЕУхо во всю жизнь может не слышать звуков тимпана, лютни
и флейты; зрение обойдется и без созерцания садов; обоняние
легко лишается запаха розы и базилика; а если нет мягкой, полной
подушки, все же хорошо можно заснуть, положивши в изголовье
камень; если не найдется для сна подруги, можешь обнять руками
себя самого – но вот бессовестное чрево, изогнутое кишками,
не выдерживает и не может ни с чем примириться.
Саади
Пищи сладкой, пищи вкуснойДаруй мне, судьба моя, —И любой поступок гнусныйСовершу за пищу я
Я свернусь бараньим рогомИ на брюхе поползу,Насмеюсь, как хам, над Богом,Оскверню свою слезу.
В сердце чистое нагажу,Крылья мыслям остригу,Совершу грабеж и кражу,Пятки вылижу врагу.
За кусок конины с хлебомИль за фунт гнилой трескиЯ, — порвав все связи с небом, —В ад полезу, в батраки.
Дайте мне ярмо на шею,Но дозвольте мне поесть.Сладко сытому лакеюИ горька без пищи честь.
Ноябрь 1921 * * * Нет распределения справедливости; нет ни добра и зла, ни награды и наказания за добрые и злые дела. Макхали ГоссалаЗа веком век Христовы слуги,Добро венчая, зло клянутИ, заключившись в тесном круге,Творят над Миром страшный суд.
Я их заветы отвергаю.Добра от зла не отличаю, –И все ж я, несомненно, жив,И даже весело играю,И даже в горестях счастлив.
Я знаю: в мире бесконечномНаш человеческий аршинНе может измерять глубин –И вижу брата в каждом встречном.
Постигнув вещую науку,Преодолев земную муку,Разрушив тесную тюрьму –Святому жму я крепко руку,Убийце руку крепко жму.
Октябрь 1921 Без моралиВсе, в чем есть морали привкус,Мне противно и смешноИ гнилым Христовым духомДля меня осквернено.
Лишь глупец иль худосочныйСпросит: «Жизнь зачем дана?»Мудрый, сильный и здоровыйЖизнью пьян, как от вина.
Без сомнений и вопросовОн проводит ночь и день;Если ж станет на порогеРанней смерти злая тень, –
Отмахнется он от гостьи,А коль гостья не уйдет,Он спокойно сложит руки,Стиснет зубы и умрет.
Февраль 1922 Все мило и святоВсе мило для мудрого в Мире,Все свято для чистого в нем:Сидеть ли, наевшись, в сортире,Упиться ль до хмеля вином,
Иль с девкой публичной, распутнойНа грязных возлечь простыняхИ, грезе отдавшись минутной,Забыться в животных страстях.
В «железку» в притоне, средь пьяниц,Играть до рассвета, – а там,Завидев на тучках румянец, –Подняться навстречу лучам
И, выигрыш бросив бродягам,Уйти на раздолье полей,Бродить по безлюдным оврагам,Вникая в жужжанье шмелей,
Слагая певучие строкиО боге, о вечной красе,О сказочном, дальнем Востоке,О нашем российском овсе!
И снова в столицу вернуться,В редакции взять гонорар,И снова вином захлебнуться,И вновь погрузиться в угар.
Все мило, все чисто и свято,И совести нет никакой,И сердце восторгом объятоПред милой, земной красотой.
Январь 1922 Моим гонителямНасолил я всем с избытком:Крайним, средним, правым, левым!Все меня отвергли с гневомИ подвергли тяжким пыткам.
Голод, холод, безодёжье,В снег ступаю пяткой голой…Сам же песенкой веселойПрославляю бездорожье!
И в ответ на все страданьяЯ скажу: хоть как терзайте,Хоть возьмите — расстреляйте, —Я — свободное созданье!
Нынче — левый, завтра — правый,Послезавтра — никакой,Но всегда слегка лукавыйИ навеки — только свой!
Январь 1922 ДОЛОЙ ХРИСТА!Палестинский пигмей худосочный,Надоел нам жестоко Христос,Радость жизни он сделал непрочной,Весть об аде он людям принес.
Но довольно возиться с распятымИ пора уж сказать: он – не бог;Он родился и вырос проклятым,По-людски веселиться не мог.
И без дела бродил по дорогам,И в душе был мертвей мертвеца,И, ютясь по глухим синагогам,Проповедовал близость конца.
В наше время его б посадилиК сумасшедшим, за крепкую дверь,Ибо верно б теперь рассудили,Что он был вырожденец и зверь.
Но тогда его глупые речиИ запачканный, грубый хитонПоражали сильнее картечиИстеричных подростков и жен.
И хоть взял его царственный Ирод,И распял его мудрый Пилат.Все же был им в сознании вырытОтвратительный, мерзостный ад.
Но довольно садиста мы чтили,Много крови он выпил, вампир!Догнивай же в безвестной могиле, –Без тебя будет радостней Мир!
Февраль 1922 SUUM CUIQUE (К проблеме «Любви и Смерти»)Любить и ненавидеть глупо.Явленья мира все равны,И лик прелестнейшей женыНичем не лучше лика трупа.
Но я в жену желанье вдунуИ повлеку с собою спать…Для трупа же иная стать:Взгляну, нюхну и только сплюну!
Октябрь 1921 Гадкий утенок (На мотив сказки Андерсена)Я гадкий и грязный утенок,Живу я на заднем дворе,Мой голос пронзительно звонокИ будит других на заре.
Но только что птичник проснетсяИ жизнь по углам закипит,Судьба надо мной засмеется, –Гусыня змеей зашипит,
Щипнет меня злобная утка,Оглушит индийский петух, –И станет мне горько и жутко,Поникнет обиженных дух.
Стараяся птичнице грознойНе броситься даром в глаза,Прижмусь я за кучей навознойИ очи застелет слеза.
Но чую под крыльями силуИ сердце трепещет в груди:Не нынче, так завтра могилуСыщу я себе впереди!
Я видел парящих высокоПрекрасных и царственных птиц:Они прилетали с Востока,И пал я молитвенно ниц.
Вот кем-то, гонимый судьбою,От муки сердечной стеня,На крылышках трепетных взмоюИ крикну: «Убейте меня!»
…Забылся я, гадкий утенок,И вскрикнул… И вздрогнул я сам:Как голос мой мощен и звонок,Как тянет меня к небесам!
Ноябрь 1921 ПослесловиеВ моей книге высказана некая несомненная правда.