Александр Тиняков (Одинокий) - Стихотворения

II ДЕРЕВЕНСКИЕ ЛЮДИ

Мой прадед Мой род не знатен и не громок, Ему безвестна глушь веков, Но я моих отцов потомок И я люблю моих отцов. Б.В. Никольский

Он в будни мерно за сохоюШагал в ликующих полях,А в праздник – с песней удалою –Гулял и гикал в кабаках.

В избе, пропахшей горьким дымом,Под ледяной метельный смех,Он, как медведь, дремал по зимам,Закутавшись в овечий мех.

Но лишь весною начиналаЧернеть полей окрестных ширь,Душа в нем дивно оживала,В нем просыпался богатырь!

И снова твердым, мерным шагомОн шел за верною сохойПо зеленеющим оврагамПод дружелюбной синевой.

Звенела летом легким звономЕго блестящая коса –И с быстрым падала поклономК его ногам лугов краса.

Во дни июльской грозной страдыС него стекал кровавый пот,Но он не знал ценней награды,Чем урожайный, хлебный год.

Когда ж кончался птичий гомонИ осень в мир несла тоску,То – вечный труженик – цепом онСтучал задорно на току.

Потом он сыпал емкой меройЗерно златистое в мешкиИ ехал с мельницы весь серыйОт пыли, пота и муки.

И за весной весна летела,И за годами шли года,Но в нем не никла, не хирелаДуша под бременем труда.

И встречен смертью роковою,Он умер сразу, не болев,В саду, под яблонью, весною,Под птичий радостный напев…

Вот почему порой не ладитМой дух с весельем городским:Во мне живет мой старый прадедИ манит к нивам золотым.

Зовет старик к родным избушкам,К зеленым отчим рубежам,К осенним радостным пирушкамИ к тяжким, сладостным трудам!

Август 1912 Москва Николаевский солдат

В холод, в оттепель и в знойМимо серых, дымных хатХодит бравый отставнойНиколаевский солдат.

И хотя на днях емуСтукнет восемьдесят пять,Бодро носит он сумуИ не хочет помирать.

А когда бывает пьян,Он поет про старину:Про Малаховский курган,Про Венгерскую войну.

С ярким пламенем в глазахГоворит он про врагов,И объемлет жуткий страхПростодушных мужиков.

Рты раскрыв, они глядят,Как в них метит костылемРасходившийся солдат,Точно въявь он пред врагом…

А когда Японец нам,Обезумев, стал грозить,То старик пришел к властямИ сказал: «Хочу служить!»

Видел я потом: рыдалСтарый, будучи не пьян,И – рыдая, повторял:«Наши сдали Ляоян!»

август 1912 Москва Становой Пристав

Будя бубенчиком лужайки,Простор тревожа полевой,На дребезжащей таратайкеКуда-то едет становой.

От пыли сер помятый кительИ сед его повисший ус –И каждый деревенский жительСнимает перед ним картуз.

Не зная долгих остановок,Всегда он мчится средь полейНа гул кабацких потасовок,На крики буйных бунтарей.

Сожгут ли сена стог в усадьбеИль конокрада свалит кол,Умрет ли пьяница на свадьбе, –Он все заносит в протокол.

К купцам, известным в околодке,Он заезжает на лету,С дороги, крякнув, выпьет водки,Похвалит дочек красоту, –

И мчится дальше в ночь глухуюНа зов настойчивый и злой,И будит тишину ночнуюЕго бубенчик удалой.

И так всю жизнь. Без пыли седыТеперь концы его усов,Но так же в мире часты бедыИ змей греха многоголов!

Быть может, пулею шальноюИз-за угла его сразятИ вольнодумной болтовнеюЕго могилу оскорбят…

Но в бессознательной отвагеОн примет горькую судьбуИ – верен долгу и присяге –Опустит руки лишь в гробу!

Октябрь 1912 Петербург Землевладелец

Угрюм и толст, – как ястреб, зорок,В домашнем сером пиджакеПомещик въехал на пригорокНа сытом рыжем меринке.

Дружнее граблями взмахнулиРяды веселых, статных баб,Приказчик – с быстротою пули –Вскочил, прервав певучий храп.

И не успев стряхнуть дремоты,Он пред хозяином поник –И было тяжелей работыВникать ему в обидный крик.

Натешась руганью ядреной,Помещик лошадь повернулИ в зыбких волнах ржи зеленойПоплыл и тихо потонул.

Вернувшись с поля – весь багровый –Он чай с вареньем долго пилВ старинной маленькой столовойИ мух назойливых давил.

За ранним ужином он хмуроСмотрел на юных дочерей,А те склонялися понуроПод властью сумрачных очей.

Ложась в постель, перед киотомШептал он древние слова,Хоть не к молитвенным заботам, –К подушке никла голова.

И ночью – мирною и тихой –Он увидал привычный сон:Поля с пшеницей и гречихойДа ярко-синий небосклон.

Ноябрь 1912 Петербург

III ВСЕОПРАВДАНИЕ

Я люблю мою темную землю, И в предчувствии вечной разлуки Не одну только радость приемлю, Но, смиренно, и тяжкие муки. Федор СологубВсе люблю и все приемлю Вл. БестужевПосвящаю Владимиру Бестужеву Оправдание войны

Сестрою смерти речь людскаяВойну неправо нарекла:Война – свирепая и злая –Вершит не мертвые дела.

Не к смерти, хилой и костлявой,Бойцы стремят свои сердца,А к жизни, сладостной и правой,К могучей жизни – до конца!

И смерть в сраженьях не почетный,А только неизбежный гость, –И жизнь – с улыбкой беззаботнойБросает ей за костью кость!

Но мчится весело в атаки,Но кроет дерзким дымом твердьИ в бой зовет в огне и мраке: –Поверьте, юные, – не смерть!

Порыв стремительный герояИ горький плач его жены –Все это – наше, все – земноеИ чуждо смертной тишины.

Пускай страданий слишком много,Склонить мы головы должны,Как перед мудрой волей Бога,Пред неизбежностью войны.

И мы не можем, не страдая,Понять, как сладостна любовь,И нам мила краса земная,В которой – слезы, боль и кровь.

Декабрь 1914 Петроград Любовь к земле

Я радуюсь утренним зорям,И зорям вечерним я рад,И Демоны болью и горемМоей тишины не смутят.

Все в жизни – сиянье и благо,Все в мире земном – красота,Везде живоносная влагаБожественных Сил разлита.

Обиду, позор, неудачуПриму я как сладостный дарИ, в узы попав, не заплачуИ встречу – без гнева – удар.

И счастью, и скорби, и мукеЯ нежно и трепетно рад,Всему простираю я руки,Как ласковый, любящий брат.

Но если бы ангел из раяБыл Господом послан за мной,Его бы я встретил, рыдая,Его б я не принял душой!

Люблю мое хрупкое тело,Больную и глупую плоть, –И лучше земного уделаНе даст мне удела Господь.

Быть может, в огромной ВселеннойЕсть много прекрасных миров,Но здесь и былинкой смиреннойОстаться навек я готов.

Страданья, печали и гореГотов я нести без концаИ славить небесные зориСловами земного певца!

Декабрь 1914 Петроград За книгою Шри Рамакришны

В мой срок я выполз из яйцаНа Божий свет свирепой коброй,Шипя, приветствовал ТворцаИ начал жизнью жить недоброй.

Птенцов, лягушек и мышейЯ убивал мне данным ядомИ жил один среди камней,Презренно-грозным, грешным гадом.

Семья шумливых обезьян,Меня завидев, убегала,Сам Тигр – владыка наших стран –Боялся гибельного жала.

Куда бы яд ни проник,Туда и Кали низлетала…Но как-то в лес пришел старикИ сел под деревом устало.

Привычной злобою томим,Ужалил старого я в ногу, –Но смерть не реяла над нимИ я почувствовал тревогу.

Когда же он лучистый взорС любовью на меня направил,Познал я грех мой и позорИ жизнь разбойничью оставил.

И с той поры я за святымПолзу смиренно по дорогеИ сердце гада – раньше злым, –Я ныне радуюсь о Боге!

Май 1915 * * *

Мне ни счастья, ни покояНе дал праведный Господь,В грудь вложил мне сердце злое,Гордость – в ум и похоть – в плоть.

И, послав меня на Землю,Приказал Он мне: «Живи!» –Я Его завету внемлю,Я иду на свет Любви.

Темный, слабый и распутный,Часто я впадаю в грех,Упиваясь влагой мутнойУнизительных утех.

Я страдаю и болею,Проклинаю, плачу, злюсь,Но о прошлом не жалею,Мук грядущих не боюсь.

И пускай лихим позоромЖизнь моя меня томит!И пускай змеиным взоромСмерть меня заворожит!

Пусть не знает ум покой,И не знает счастья кровь,И бунтует сердце злое, –Верю в Божию Любовь!

В дни паденья и страданья,В страхе, злобе и стыде,Верю свято в оправданьеЯ на Божием суде!

Май 1915 Смерти

Когда придет моя пора,Когда ударит час разлукиИ ты – Суровая Сестра –Ко мне протянешь властно руки, –Не отступлю, не прокляну,Не содрогнусь перед тобою:Уста безропотно сомкну,Глаза бестрепетно закрою.Когда прикажет Господь,Прерву мой труд и без печалиЗемле и тленью вверю плоть,А Сам уйду в иные дали!

Ноябрь 1915

IV ЖЕНЩИНЫ