Георгий Иванов - Стихотворения (Полное собрание стихотворений)
1921
173
Не о любви прошу, не о весне пою,Но только ты одна послушай песнь мою.
И разве мог бы я, о, посуди сама,Взглянуть на этот снег и не сойти с ума.
Обыкновенный день, обыкновенный сад,Но почему кругом колокола звонят,
И соловьи поют, и на снегу цветы,О, почему, ответь, или не знаешь ты?
И разве мог бы я, о, посуди сама,В твои глаза взглянуть и не сойти с ума.
Не говорю — поверь, не говорю — услышь,Но знаю, ты теперь на тот же снег глядишь.
И за плечом твоим глядит любовь мояНа этот снежный рай, в котором ты и я.
1921
174
Легкий месяц блеснет над крестами забытых могил,Тонкий луч озарит разрушенья унылую груду,Теплый ветер вздохнет: я травою и облаком был,Человеческим сердцем я тоже когда-нибудь буду.
Ты влюблен, ты грустишь, ты томишься в прохладе ночной,Ты подругу зовешь и Марией ее называешь,Но настанет пора и над нашей кудрявой землейПролетишь и не взглянешь, и этих полей не узнаешь.
А любовь — семицветною радугой станет она,Кукованьем кукушки, иль камнем, иль веткою дуба,И другие влюбленные будут стоять у окна,И другие, в мучительной нежности, сблизятся губы…
Теплый ветер вздыхает, деревья шумят у ручья,Легкий серп отражается в зеркале северной ночи,И как ризу Господню целую я платья края,И колени, и губы, и эти зеленые очи…
1921
175
Оттого и томит меня шорох травы,Что трава пожелтеет и роза увянет,Что твое драгоценное тело, увы,Полевыми цветами и глиною станет.
Даже память исчезнет о нас… И тогдаОживет под искусными пальцами глинаИ впервые плеснет ключевая водаВ золотое, широкое горло кувшина.
И другую, быть может, обнимет другойНа закате, в условленный час, у колодца…И с плеча обнаженного прах дорогойСоскользнет и, звеня, на куски разобьется!
1921
176
Глядит печаль огромными глазамиНа золото осенних тополей,На первый треугольник журавлей,И взмахивает слабыми крылами.Малиновка моя, не улетай,Зачем тебе Алжир, зачем Китай?
Трубит рожок, и почтальон румяный,Вскочив в повозку, говорит: "Прощай",А на террасе разливают чайВ большие неуклюжие стаканы.И вот струю крутого кипяткаПоследний луч позолотил слегка.
Я разленился. Я могу часамиСледить за перелетом ветеркаИ проплывающие облакаВоображать большими парусами.Скользит галера. Золотой грифонКолеблется, на запад устремлен…
А школьница любовь твердит прилежноУрок. Увы — лишь в повтореньи он!Но в этот час, когда со всех сторонОсенние листы шуршат так нежноИ встреча С вами дальше, чем Китай,О, грусть, влюбленная, не улетай!
1920
177
Тяжелые дубы, и камни, и вода,Старинных мастеров суровые виденья,Вы мной владеете. Дарите мне всегдаВсе те же смутные, глухие наслажденья!
Я, словно в сумерки, из дома выхожу,И ветер, злобствуя, срывает плащ дорожный,И пена бьет в лицо. Но зорко я гляжуНа море, на закат, багровый и тревожный.
О, ветер старины, я слышу голос твой,Взволнован, как матрос, надеждою и болью,И знаю, там, в огне, над зыбью роковой,Трепещут паруса, пропитанные солью.
178
Я разлюбил взыскующую землю,Ручьев не слышу и ветрам не внемлю,
А если любы сердцу моему,Так те шелка, что продают в Крыму.
В них розаны, и ягоды, и зориСквозь пленное просвечивают море.
Вот, легкие, летят из рук, шурша,И пленная внимает им душа.
И, прелестью воздушною томима,Всему чужда, всего стремится мимо.
Ты знаешь, тот, кто просто пел и жил —Благословенный отдых заслужил.
Настанет ночь. Как шелк падет на горы.Померкнут краски и ослепнут взоры.
179
И пение пастушеского рогаМедлительно растаяло вдали,И сумрак веет. Только край землиРумянит туч закатная тревога.
По листьям золотым — моя дорога.О, сердце, увяданию внемли!Пурпурные, плывите кораблиИ меркните у синего порога!
Нет, смерть меня не ждет и жизнь простаИ радостна. Но терпкая отраваОсенняя в душе перевита
С тобою, радость, и с тобою, слава!И сладостней закатной нет дорог,Когда трубит и умолкает рог.
180
Прекрасная охотница ДианаОпять вступает на осенний путь,И тускло светятся края колчана,Рука и алебастровая грудь.
А воды бездыханны, как пустыня…Я сяду на скамейку близ Невы,И в сердце мне печальная богиняПошлет стрелу с блестящей тетивы.
1920
181
Уже бежит полночная прохлада,И первый луч затрепетал в листах,И месяца погасшая лампадаДымится, пропадая в облаках.
Рассветный час! Урочный час разлуки!Шумит влюбленных приютивший дуб,Последний раз соединились руки,Последний поцелуй холодных губ.
Да! Хороши классические зори,Когда валы на мрамор ступенейБросает взволновавшееся море,И чайки вьются, и дышать вольней!
Но я люблю лучи иной Авроры,Которой рассветать не суждено:Туманный луч, позолотивший горы,И дальний вид в широкое окно.
Дымится роща, от дождя сырая,На кровле мельницы кричит петух,И, жалобно на дудочке играя,Бредет за стадом маленький пастух.
182
Кровь бежит по томным жиламИ дарит отраду нам,Сладкую покорность милым,Вечно новым именам.
Прихотью любви, пустынейСтанет плодородный край,И взойдет в песках павлинийЗолотой и синий рай.
В чаще нежности дремучейПутник ощупью идет,Лютнею она певучей,Лебедем его зовет.
— Ты желанна! — Ты желанен!— Я влюблен! — Я влюблена!Как Гафиз-магометанин,Пьяны, пьяны без вина!
И поем о смуглой коже,Розе в шелковой косе,Об очах, что непохожиНа другие очи все.
1921
183
В середине сентября погодаПеременчива и холодна.Небо точно занавес. ПриродаТеатральной нежности полна.
Каждый камень, каждая былинка,Что раскачивается едва,Словно персонажи Метерлинка,Произносят странные слова:
— Я люблю, люблю и умираю…— Погляди — душа, как воск, как дым.— Скоро, скоро к голубому раюЛебедями полетим…
Осенью, когда туманны взоры,Путаница в мыслях, в сердце лед,Сладко слушать эти разговоры,Глядя в празелень стоячих вод.
С чуть заметным головокруженьемПроходить по желтому ковру.Зажигать рассеянным движеньемПапиросу на ветру.
1921
184
Наконец-то повеяла мне золотая свобода,Воздух, полный осеннего солнца и ветра, и меда.
Шелестят вековые деревья пустынного сада,И звенят колокольчики мимо идущего стада.
И молочный туман проползает по низкой долине…Этот вечер, однажды, уже пламенел в Палестине.
Так же небо синело и травы дымились сырыеВ час, когда пробиралась с младенцем в Египет Мария.
Смуглый детский румянец и ослик, и кисть винограда..Колокольчики мимо идущего звякали стада.
И на солнце, что гасло, павлиньи уборы отбросив,Любовался, глаза прикрывая ладонью, Иосиф.
1920
