Марк Гроссман - Синева осенних вечеров
ХОРОШО В ГЛАЗА ТВОИ ГЛЯДЕТЬ
Хорошо в глаза твои глядеть(Их, такие, рок дарует вдовам), —И себя, поникшего в беде,Молодым увидеть и бедовым.Хорошо ласкать твою ладонь(Мы не часто любим и любимы), —И почуять силу и огоньМагмы, обжигающей глубины.Хорошо души услышать тишь(Слез слепых ты пролила немало!), —Даже понимая: штиль, он — лишьОтголосок грохота и шквала.Хорошо, когда любовь жива(Не забудь свидания и числа), —И ронять обычные слова,Полные диковинного смысла.Хорошо угадывать и знать(Пусть любовь старинна, как планета),Что ты вечно — синь и новизнаГолубого солнечного света.
1973
Я БОЮСЬ ВОЗВЫШЕННОГО СЛОГА
Я боюсь возвышенного слога,Оттого, в смущении хрипя,Говорю: — Земля бедней намногоИ бледнее зори без тебя.
Ах, какое все-таки везенье,Что однажды, будто краснотал,На тропе проселочной осеннейОгонечек твой затрепетал!
Поначалу крохотный и хилый,Точно искра малая в мороз,Он тихонько набирался силыИ до неба синего дорос.
Он теперь от края и до краяПолыхает в мире и во мне,И горю светло я, не сгораяНа твоем нечаянном огне.
1973
КОГДА-НИБУДЬ В ИТОГЕ ДОЛГИХ ЛЕТ
Когда-нибудь в итоге долгих лет, —Последний лист отзеленевшей ветки, —Покажешь ты в смущении куплетСвоей знакомой доброй и соседке.И скажешь, робость пряча за смешкомИ кутаясь в платок от непогоды:«Был стихотворец… баловал стишкомМеня в давно исчезнувшие годы.Хоть грязь, хоть темь, а все равно торилКо мне тропу. Любил, не изменяя.И всенародно в книжках говорил,Что, может быть, из неба и огня я.Коль есть любовь — и жизнь, как на пиру,И называл он, модницам на зависть,Меня и лапушкой, и умницей — не вру, —И самой незлобивой из красавиц.И то сказать: я не была рябой,А уж любила пылко, право слово…»
…Пусть юность утешается собой,Пусть старость оживает у былого…
1973
МОЖЕТ БЫТЬ, УГОМОНИТЬСЯ ЛУЧШЕ
Памяти Елены Денисьевой
Может быть, угомониться лучше…Но давно немолодой уже, —Жизнь сначала начинает ТютчевНа своем закатном рубеже.Девочка, наивная по слухам,Вы к нему пришли, не побоясь.Что немедля взбесятся старухи,Слово «связь» читавшие, как «грязь».Усмехались циники и трусы, —То-то фарисеям торжество!Но метались яростные музы,Охраняя брата своего!На ханжей салонных непохожий,Не в чести давненько у весны,Он светлее делался, моложеОт сиянья вашей белизны.Юная мадонна полусвета,Близ него вы делались мудрей.И дрожала седина поэтаРядом с ясным трепетом кудрей.Пусть не раз вас слезы оросили.Их стирая с вашего лица,Просветленно плакала РоссияНад последней радостью певца.Сплетнями терзаемый и хворый,Он ласкал вас слабою рукой.
…Будь бессмертна женщина, которойМир обязан тютчевской строкой!
1973
НЕ ВЕРЯЩИЙ НИ В ДЬЯВОЛА, НИ В БОГА
Не верящий ни в дьявола, ни в бога,Последний раз свой на веку любя,Я говорю, когда томит тревога:— Не дай мне бог похоронить тебя…Глаз бирюза, как струи Юрюзани,Стекает синью в полуночный стих.Не накажи судьба меня слезамиРесниц твоих и болью губ твоих.Я одного желаю в срок вечерний:Пускай меня проводит в тьму ночейПечалью омраченное свеченьеТвоих неугасающих очей.
1977
В ЖИЗНИ ВСЯКОГО СОРА НЕМАЛО
В жизни всякого сора немало,Ловких слов, громовой немоты.…Ты, бывало, глупцов обнимала,Незлобивых тиранила ты.Есть терпению мера и плата,И за каждую нашу печальНарастает на сердце заплата,Тычут черную черти печать.Оттого мы порою из пеплаНе умеем затеплиться вновь,Чтоб душа на кручину ослепла,Костерком загорелась любовь,Чтоб ночами разорванный лепетСнова был для тебя, о тебе.Во вселенной немало нелепицИ тоски пустяковой в судьбе.Нет, былые года не забыты,Но, бедою себя не слепя,Я тебе не прибавлю обиды,Я с тобою прощаюсь, любя.
1977
ОТДЫШУСЬ НА ОКАТАННОМ КАМНЕ
Отдышусь на окатанном камне,Лет минувших потянется нить.Ах, пора мне, пожалуй, пора мнеВсе, что было и есть, позабыть.Все, что слыло родным и родимым,Все, что в жизни любовью звалось, —И глаза эти синие, с дымом,И шафранные искры волос,Позабыть и мечту, и охоту,Завершать помаленьку дела,Потому что иду я к исходу,Голова не на время бела.Таково указание правил.Вековечной морали нытье…Впрочем, что это я залукавил,Не свое бормочу, не свое!А мое — это вера без края,Удаль, силам последним на зло,А мое — пламенеть, умирая,Чтоб тебе и светло, и тепло.Не с горы чтоб тащиться, а в гору,Не тужить у чужого огня,Чтоб товарищи в трудную поруНе в обозе искали меня,А на кручах, где горные грозыС Таганаем заводят игру,И пылают шафранные косыНа веселом уральском ветру!
1977
Я ДАВНО УЖЕ В ЖИЗНИ НЕ ПЛАЧУ
Я давно уже в жизни не плачу —С малолетства, где азбучный класс.Пью за горькую нашу удачу.За лазурную ласковость глаз!Вдаль уходят за вехою веха, —И в любви, и в окопном огнеМы за все на колдобинах векаЗаплатили по высшей цене.Оттого и обид не врачуя,Не вступая с тупицами в спор.Не слезами, а кровью плачу яЗа недобрый иной наговор.В жизни всякое было, — и, значит,Как и раньше, закончив бои.Пью за горечь конечной удачи,За медовые губы твои.
1977
КОРОСТЕЛЬ КОЛДУЕТ, ОКАЯННЫЙ
Коростель колдует, окаянный,Запах разнотравия пьянит.И бреду я с милой, будто пьяный.Полевою стежкою в зенит.Где-то там, за несказанной далью,Где земля родит голубизну,Мы придем к последнему свиданьюСлавословить солнце и весну.Там и некрасивые красивы,Там и злой утрачивает яд,Там глазами синими РоссииЛюди и сказания глядят.Там за полем полым и поляной.Где в траве последняя постель,Коростель колдует, окаянный,Ворожит скрипуче коростель.
1977
НЕ ЧЕРНИТЕ МИЛУЮ МОЮ
Мы живем, трудом мозоля руки,Все же на земле, а не в раю.Право, с милой я не знаю скуки, —Не черните милую мою!
Черный хлеб, затейливая сайкаНет, не стол наш красят, а семью.Право, она славная хозяйка, —Не черните милую мою!
В час, когда луна уходит с круга,За здоровье женщины я пью.Право, она добрая подруга, —Не черните милую мою!
Если ж, справедливо иль бушуя,Я совру вам, что пригрел змею, —Вы меня не слушайте, прошу я, —Не черните милую мою!
И пускай болтушки у колодцаСкажут мне: «Она в другом краю,И к тебе навеки не вернется…» —Не черните милую мою!
1980
АХ, ПОЛЬШИ ЖЕНЩИНЫ!.. БЫВАЛО…
