Николай Тарусский - Знак земли: Собрание стихотворений
САД ВО ВРЕМЯ ГРОЗЫ
Лишь издали возникнет свистИ разорвет ядро,Сначала затрепещет лист,Привставши на ребро.
Как будто дерево спешитУзнать, как рыболов,Откуда ветер, что шуршитСреди его суков.
И только ветер массой всейПотоком хлынет в сад,Взъерошась, сборищем ершейДеревья в нем висят.
Отхлынет грозовой поток,Замечутся листки –И на дорожку, на песок,Свистя, летят жучки.
Трехсантиметровый дракон,Зародыш мотылька,Висит, паденьем оглушен,На лапке стебелька.
А дерево, как щедрый дед,Трясет, как из мешка –Чего-чего в нем только нет –Чижей, червей, сверчка!
Но зашумит девятый валГрозы. И туча в садВдруг рухнет, будто наповалСразил ее заряд.
Деревья глухо зашипят.Померкнет летний час.Стволы шатнутся, заскрипят,Волнуясь, горячась.
В порывах ливня, в облаках –Как бы взрывая хлябь –Стволы в мозолях, в трухляках,Пять тысяч страшных лап
Сорвутся с места всей стеной.И, корчась, каждый стволКак бы прощается с землей,Где сок тянул и цвел.
Грачи, как черные платки,Закружатся в дыму.Орут грачи, трещат сукиВразброд, по одному.
И, наконец, столетний дуб,Как сердце из ствола,Вдруг совку выпустит из губОгромного дупла.
Она заухает, как черт,Сквозь ливень, гром и скрип.Она завертится, как черт,Среди бегущих лип.
Гроза как бы весёлкой бьет,И сад опарой взбух.Он из квашни как тесто прет,Он буйствует за двух!
Живые дрожжи бродят в нем,Он весь, он весь пропахГрибною плесенью, хвощом,Корою в трухляках.1938
В ТАКУЮ НОЧЬ
Я буду тих. Я не скажу ни словаВ ночном лесу.Я знаю, что с небесВдруг засияет, полыхнет пунцовойРогатою звездою, глянет в лесЛучащееся трепетное диво –Сквозь буйные, сквозь лиственные гривы.
И грянет час. И вот вокруг меняДеревья, в бликах дикого огня,Закружатся. Река взлетит на воздух.Зверье покинет норы, птицы – гнезда,Завоет выпь, займутся глухари,Лосось, взъярясь, ударит на быри.
Всклубится воздух пляшущею мошкой,Жуками, бабочками, стрекозой.Цветки на длинных кривоватых ножкахВдруг – взапуски, как будто бы грозойГонимые. Волк ляскнет за кустами.Лужок кишит ужами и кротами.
И вот тогда-то, – только по ногеУж проползет и ласково свернетсяУ сапога, как будто бы в кугеСреди болот, лишь тусклой позолотцейСияет узкий трехугольный лоб, –Я вспомню всё, что вспомниться могло б.
Я вспомню страх лесного населенья,Что пряталось, что уходило в глубьЛесных кварталов, чуть заслышит пеньеИль даже звук, срывающийся с губОхотника. Я вспомню дупла, норы,Весь их пугливый осторожный норов.
И вспомнив всё, я протяну ладоньК звезде пунцовой, чтобы опустилась,Как бабочка, чтобы ее огоньЗажать в руке, как дар, как знак, как милостьСчастливой жизни. Ведь теперь навекМы связаны: и зверь и человек.
Еще в его повадках – ощущеньеПрошедшего. Еще его спинаЧуть выгнута. До умоисступленьяОн борется с собою. Седина,Как щетка, приподнялась на загорбке.Он весь еще чужой, ночной и робкий.
Украдкой он приблизится ко мне.И страха нет. И ткнулся мокрым носомВ мои колени. Лежа на спине,Младенчески, щенком-молокососом,Вдруг победив свою лесную сыть,Старается притворно укусить.
Сопят ежи в своих колючих шапках,Куница вниз по дереву спешит;И лягушонок на утиных лапкахСреди травы доверчиво шуршит.И, окруженный мирным населеньем,Я чувствую укрывшихся оленей.
Они вон там на взлобке, на юру,Стригут ушами. И теленок в пятнах,Весь в белом крапе, трется об коруШершавой елки. Просто и понятноМать, опахнув теплом и молоком,Слегка коснется пальцев языком.
И я пойму: стоит такая ночь,Когда никак нельзя без дружелюбья!Час гонит страх и суеверье прочь.Зверь покидает лазы, норы, глубиСвоих родных приветливых лесов.Зверь верит мне. Зверь верить нам готов.1939
ЛЕСНИК
Отнерестилась щука в бочагах.Лесник лежит в болотных сапогахВ некрашеном гробу, как будто в лодке.
Он бородат, с широким лысым лбом.Он подпоясан мягким пояскомПоверх сарпинковой косоворотки.
Ему, наверно, восемьдесят лет –А впрочем, это был веселый дед,Неутомимый, крепкого закала.
Он, кажется, и вырос здесь в дубах.Лесное солнце на его губахС младенческого возраста играло.
С годами крепло странное родство.Лес, как наставник, пестовал его.Он был лесным пропитан до отказа.
Лес, будто воздух, просочился в кровь.Лес зеленил глаза, ерошил бровь,Подсказывал ему слова и фразы.
Он весь, как есть, признался леснику:Он наклонял его к боровику,Показывал ему, как вьются гнезда.
Все дупла, норы, лазы, тайникиЕжи, лисицы, зайцы, барсукиЕму открыли рано или поздно.
Он научился ночью, как сова,Когда железной делалась листва,Ширять в кварталах возле черных речек
И выть по-волчьи, чтобы материк,Откликнувшись, зашастал напрямикНа грубый вой, на зов нечеловечий.
Шли весны, зимы. Зарождался лист,В курчавых травах поднимался свистЗлых комаров, назойливого гнуса.
Лист умирал, чернел, перегорал,Леса, как солью, иней осыпал –И с гоготом на юг тянулись гуси.
Сначала – яйца, а потом птенцы –А к осени то самки, то самцыПриветливые гнезда покидали.
Волчица на болоте в камышахВолчат кормила. В прудовых ковшахМальки линей, как молнии, мелькали.
Дубы взрослели, ширились, росли.Мужала молодь. Теплый пар землиДыханьем жизни наполнял лощины.
А на тропинках – косточки, крыло,Останки птицы. Белое веслоЛопатки волчьей. Труп сухой осины.
Зверье умеет скрытно умереть,Чтобы никто не видел. Жизнь и смертьВ лесу – как неразлучные подруги.
Из мертвых листьев прет побег живой.Всё скрыто жизнью, как густой травой,Зеленой сеткой из ростков упругих.
И лес ему лишь жизнь преподносил,Горячую, исполненную силИ буйного брожения, и соков.
И мне всегда казалось, что лесник –Не человек, не просто лишь старик,А, словно лес, не знает наших сроков.
И вдруг – конец! Но как поверить мне,Что он погиб так просто, в полынье,Что он был после найден рыбаками?
В избе смолою пахнет. Над столомБлестит ружье начищенным стволомИ спусковой скобою, и курками.
Лягавый пес, пятнистый, в завитках,Умно глядит, как будто ждет в сенцах,Когда ж хозяин кликнет на прогулку.
Вдова-старуха, вся черным-черна,Усевшись, в полушалке, у окнаРевет навзрыд и причитает гулко.
Не верится, что завтра на плечахСородичей, с оркестром, в кумачах,Он поплывет на сельское кладбище,
Где гомозятся первые грачи,Где бледно-желтым пламенем свечиПылает куст, где первый зяблик свищет.
Так это смерть? Еще позавчераМы с ним вдвоем сидели у костра.Лес вспыхивал. Стволы стояли в лужах.
Копилась ночь в оврагах и ярах.Весна теплом дышала на буграхСреди безлистых сучьев неуклюжих.
Старик сидел, пригорбясь, весь в огне,Весь в отсветах. И он казался мнеДремучим, странным сердцем этой ночи.
Казалось мне: он может, знает всё.Лишь подмигнет – и скрытное зверьеПоявится из-за кустов и кочек.
Лишь подмигнет – и двинутся стволы,Лишь улыбнется – и не станет мглы:Ночь зашипит, заплещет глухарями.
Захочет он – и тут же на видуГлухарь, как шишку, дикую звездуСорвет в глубоком небе над ярами.
И к нам в костер опустится звезда,Застонет филин, зашумит вода,Забрешет лес, завоет волк в чащобах.
И вдруг – конец! И завтра желтый комСырой земли, как будто кулаком,Ударит по дощатой крышке гроба.
Прощай, мой друг! Пускай в сырых горстяхЛесной могилы твой сгниет костяк,Пускай ты станешь почвой, черноземом!
Земля не принимает смерти, нет!Ты пустишь корни, ты увидишь светСреди берез и молодых черемух.
Как юный дуб ты будешь снова жить,Листвой шуршать и с летним днем дружитьВ своем особенном древесном счастьи.
Земля не принимает смерти, нет!Погибнет дуб – возникнет бересклет,Чтоб времени и жизни не кончаться!Июль 1939
НА ЛУЖАЙКЕ ПРИ СВЕТЕ МЕСЯЦА
