Владимир Набоков - Стихотворения, не вошедшие в сборники

24 апреля 1924

Представь: мы его встречаемвот там, где в лисичках пень,и был он необычаен,как радуга в зимний день.

Он хвойную занозуиз пятки босой тащил.Сквозили снега и розыпраздно склоненных крыл.

Наш лес, где была черникаи телесного цвета грибы,вдруг пронзен был дивным крикомзолотой, неземной трубы.

И, он нас увидел; замер,оглянул людей, лесиспуганными глазамии, вспыхнув крылом, исчез.

Мы вернулись домой с сырымигрибами в узелкеи с рассказом о серафиме,встреченном в сосняке.

8 июля 1924

ВЕЧЕР

Я в угол сарая кирку и лопатусвалил с плеча и пот отер,и медленно вышел навстречу закатув прохладный розовый костер.

Он мирно пылал за высокими буками,между траурных ветвей,где вспыхнул на миг драгоценными звукаминапряженный соловей.

И сдавленный гам, жабий хор гуттаперчевыйна пруду упруго пел.Осекся. Пушком мимолетным доверчивомотылек мне лоб задел.

Темнели холмы: там блеснул утешительныйтрепет огоньков ночных.Далече пропыхивал поезд. И длительносвистнул… длительно утих… —

И пахло травой. И стоял я без мысли.Когда же смолк туманный гуд,заметил, что смерклось, что звезды нависли,что слезы по лицу текут.

10. 7. 24.

ПЕТЕРБУРГ (три сонета)

Единый путь — и множество дорог;тьма горестей — и стон один: "когда же?.."Что город мой? я забываю даженазванья улиц… Тонет. Изнемог.

Безлюдие. Остались только Бог,рябь под мостом, да музы в Эрмитаже,

да у ворот луна блестит все та жена мраморных ногтях гигантских ног.

И это все. И это все на свете…В зеркальные туманы двух столетийгляделся ты, мой город, мой Нарцисс…

Там, над каналом, круглыми камнямивзбухал подъем, и — с дребезжаньем — вниз…Терзаем я утраченными днями…

<24 августа 1924>

Терзаем я утраченными днями,и тленом тянет воздух неродной.Я сжал в алмаз невыплаканный зной,я духом стал прозрачный и упрямый.

Но сны меня касаются краямиорлиных крыл, — и снова, в час ночной,Нева чернеет, вздутая весной,и дышит маслянистыми огнями.

Гранит шероховат. Внизу водачуть хлюпает под баржами, когдак их мерному прислушаешься тренью.

Вот ветерок возник по волшебству, —и с островов как будто бы сиреньюповеяло… Прошедшим я живу.

<24 августа 1924>

Повеяло прошедшим… Я живутам… далеко… в какой-то тьме певучей…Под аркою мелькает луч пловучий, —плеснув веслом, выходит на Неву.

Гиганты ждут… Один склонил главу,всё подпирая мраморные тучи.Их четверо. Изгиб локтей могучийзвездистую пронзает синеву.

Чего им ждать? Что под мостами плещет?Какая сила в воздухе трепещет,проносится?.. О чем мне шепчет Бог?

Мы странствуем, — а дух стоит на страже;единый путь — и множество дорог;тьма горестей — и стон один: когда же?

<24 августа 1924>

ИСХОД

Муза, возгласом, со вздохом шумным,у меня забилась на руках.В звездном небе тихом и безумномснежный поднимающийся прах

очертанья принимал, как еслидолго вглядываться в облака:образы гранитные воскресли,смуглый купол плыл издалека.

Через Млечный Путь бледно-туманныйперекинулись из темнотыв темноту — о, муза, как нежданно! —явственные невские мосты.

И, задев в седом и синем мракеисполинским куполом луну,скрипнувшую как сугроб, Исакиймедленно пронесся в вышину.

Словно ангел на носу фрегата,бронзовым протянутым перстомрассекая звезды, плыл куда-тоВсадник в изумленье неземном.

И по тверди поднимался тучей,тускло озаренной изнутри,дом; и вереницею текучейстатуи, колонны, фонари

таяли в просторах ночи синей,и, неспешно догоняя их,к Господу несли свой чистый инейпризраки деревьев неживых.

Так проплыл мой город непорочный,дивно оторвавшись от земли.И опять в гармонии полночнойтолько звезды тихие текли.

И тогда моя полуживаямаленькая муза, трепеща,высунулась робко из-за краянашего широкого плаща.

11 сентября 1924

Берлин

"Отдалась необычайно…"

Отдалась необычайнона крыле тупом и плоскомисполинского Бехштайна,и живая наша тайнав глубине под черным лоскомглухо струны колебала.Это было после бала, —и, подобные полоскамгусто вытканной гуаши,лунные лучи во мракеотражались в черном лаке,и глухие вопли нашиупоительно пронзалибездны струнные Бехштайна,нас принявшего случайнопосле бала, в темном зале…

<24 сентября 1924>

"Откуда прилетел? Каким ты дышишь горем…"

Откуда прилетел? Каким ты дышишь горем?Скажи мне, отчего твои уста, летун,как мертвые, бледны, а крылья пахнут морем?

И демон мне в ответ: "Ты голоден и юн,но не насытишься ты звуками. Не трогайнатянутых тобой нестройных этих струн.

Нет выше музыки, чем тишина. Для строгойты создан тишины. Узнай ее печатьна камне, на любви и в звездах над дорогой".

Исчез он. Тает ночь. Мне Бог велел звучать.

27 сентября 1924

Берлин

СТРАНА СТИХОВ

Дай руки, в путь! Найдем среди планетпленительных такую, где не нуженжитейский труд. От хлеба до жемчужин —всё купит звон особенных монет.

И доступа злым и бескрылым нетв блаженный край, что музой обнаружен,где нам дадут за рифму целый ужини целый дом за правильный сонет.

Там будем мы свободны и богаты…Какие дни. Как благостны закаты.Кипят ключи кастальские во мгле.

И, глядя в ночь на лунные оливыв стране стихов, где боги справедливы,как тосковать мы будем о земле!

26 октября 1924

КОСТЕР

На сумрачной чужбине, в чаще,где ужас очертанья стер,среди прогалины — горящий,как сердце жаркое, костер.

Вокруг синеющие тени,и сквозь летающую сетьтеней и рдяных отраженийсклоненных лиц не рассмотреть.

Но, отгоняя сумрак жадный,вот песня вспыхнула в тиши,гори, гори, костер отрадный,шинели наши осуши.

И снова всколыхнулись плечи,и снова полнозвучный взмах,кипят воинственные речи,и слезы светятся в глазах.

Зверье, блуждающее в чащах,лесные духи и ветрабегут от этих глаз горящихи от поющего костра.

Зато с каким благоговеньем,с какою верой в трудный путь,утешен пламенем и пеньем,подходит странник отдохнуть.

26 ноября 1924