Вадим Андреев - Стихотворения и поэмы в 2-х т. Т. I
2. «Видишь, медленно вечер идет…»
Видишь, медленно вечер идетИ клюкою стучит по дороге,И приникший к земле небосводЧеловеческой полон тревоги.
Под ногами шуршащей листвыТемно-рыжие, сонные волны.В тусклой луже кусок синевыУмирает, отчаянья полный.
Это осень — твоя и моя, —Это осень всей нашей планеты.Дай мне руку, Россия моя, —Как далеко еще до рассвета!
3. «Через эти поля и леса…»
Через эти поля и леса,Там, где ты за меня умирала,Где, как рожь, шелестят голосаТех, кого ты навек потеряла,
Сквозь осеннюю стужу и войПо земле разметавшейся буриТолько б мне донести голубой,Теплый отблеск неявной лазури.
Догорают пожары войны,Исчезает пространство разлуки.Дай мне руку, — о как холодныУтомленные, нежные руки.
1945«Над дюнами и над морем…»
Владимиру Антоненко русскому партизану,
расстрелянному апреля 1945 г. на острове Олероне.
Над дюнами и над морем,Над скалами, вдалеке,Всползая по желтому взгорью,Извиваясь в песке,
Воздух, насыщенный зноем,Струится, как серебряный мед.Облачко, почти голубое,Над твоей головою цветет.
К еще живой ладониПрилипла сухая земля.Но скоро, ты знаешь, потонетВ море — душа твоя.
Много в жизни неправды, братья,Много горя на земном берегу.Твое последнее рукопожатьеВ бедной памяти я сберегу.
Эта смерть — лишь одна из мильонаИ прекрасных, и страшных смертей.Океанские волны с поклономВ берег бьют у могилы твоей.
[1945,1947]«Отчего для страданья и боли…»
Отчего для страданья и болиНам нетрудно слова находить?Отчего только в жесткой неволеМы умеем гореть и любить?
Чем прозрачней мерцающий воздух,Невесомей небес глубина,Чем доступней и радостней отдыхИ торжественнее тишина,
И чем ангелы реют прелестней,Точно ласточки — в синей дали,Тем печальней телесные песниИ беспомощней голос земли.
[1947]ДУШЕ БЫЛ ТЕСЕН МИР…
1. «Душе был тесен мир телесный…»
Душе был тесен мир телесныйИ горек времени поток,И призрак музыки небеснойЕе, как дымом, обволок.
Не для нее земля сиялаИ бедным голосом звалаГлаза ей солнце застилало,И заглушала песни мгла.
Здесь жизнь казалась ей молчаньем,Существованье — ремеслом.Туда, — наперекор страданью,Туда, — в тот невозвратный дом…
И, брезгуя земною скукой,Разлукой до краев полна,Она дышала нежной мукойЕй — там — приснившегося сна.
Но света не поймали руки,И в утлой памяти ночнойЛишь бархатные тени звуковСкользили смутной чередой.
Очарование — крылато,Еще воздушнее — звезда,И человеку нет возвратаВ недостижимое — туда.
2. «Здесь, на краю большой равнины…»[43]
Здесь, на краю большой равнины,На перекрестке двух дорог,Стояли серые осины,Прикрыв стволами узкий лог.
И одинокая береза,Под ветром ветви наклоня,Роняла золотые слезы,Сухие капельки огня.
Вдали, над синею ступеньюЛесов, мучительно леглаНа небо безглагольной тенью —Испепеляющая мгла.
И медленно плывущий вечерРосою падал на поля.Со страхом неизбежной встречиЖдала покорная земля.
И темно-рыжий бархат пахот,Полоска серая межи,И облаков горящий яхонт,И острокрылые стрижи,
И даже колеи дороги,И на дороге каждый след, —Дышали стужею тревогиИ воздухом грядущих бед.
3. «Они всползли на тот пригорок…»[44]
Они всползли на тот пригорок,Моторным голосом рыча,Где древнего стоит собораНедогоревшая свеча.
Тупые дула наклоняя,Они заспорили в упор,И орудийным гулким лаемНаполнился ночной простор.
Полнеба схвачено пожаром,Среди багрово-черных тучСкользит беспомощно и даромПрожектора упрямый луч.
Земля, истерзанная боем,Ты черным страхом проросла,Ты приняла тела героевИ трупы трусов приняла.
Земля концлагерей и тюрем,И пыток, и любви, и мук —Глаза я больше не зажмурю,Вступая в твой жестокий круг.
И средь пожаров, дыма, пеплаСоветских мертвых деревеньЯзыческой любовью крепокМой новый, мой грядущий день.
1946«Солнце зашло за высокую крышу…»
Солнце зашло за высокую крышу.Синяя тень заполняет углы.Я скоро сквозь шумы дневные услышу,Как вечер ворочает глыбами мглы.
Этот бедный, подчищенный парк и поляна,Там, где дети играют, из школы идя, —Все стало обычным, и было мне странно,Что здесь провели их, к расстрелу ведя.
Здесь вот, у этой кирпичной ограды,Для них на рассвете закат наступил,И вечер несрочной прохладой отрадной,Словно могильной плитою, глаза им закрыл.
[1945]Созвездие Большой Медведицы («Есть слово — оно недоступно для слуха…»)
Есть слово — оно недоступно для слуха —Ведь звука глухому нельзя объяснить:Напрасно старается мертвое ухоЕму непонятную жизнь уловить.
Беззвучное солнце на небе сияет,Беззвучно дожди орошают поля,Беззвучные птицы, как тени, летают,И плоскою кажется наша земля.
Но тот, кто уловит в огромном молчанья,Сквозь занавес черной своей глухоты,Твое ветровое, родное дыханье,Услышит, как песнями молишься ты,
Тому это слово — Россия — откроетТот мир напряженной и светлой борьбы,То небо — высокое и роковое, —Где светит созвездие русской судьбы.
[1946]«Я вышел из лесу. Туман…»[45]
Я вышел из лесу. ТуманБелел в излучине оврага,И, продираясь сквозь бурьян,Скрипя, тащилась колымага.
Увидел я глазами скрип.Он был почти что осязаем:Его томительный изгибПовис над тем небритым краем
Земли, где на жнивье пустомСидели вороны, где тучиНеслись беззвучным табуномИ где стога ползли по круче.
Но сердце было так полноТвоим дыханием, Россия,Таким огнем озарено,Такие солнца потайные
Горели в нем, что я не могМоей любви противоречить,Что каждый куст и каждый стогЯ возмечтал очеловечить.
[1948]«В самый полдень глуше звуки зноя…»
В самый полдень глуше звуки зноя:Чуть шуршит сухая тишина.Даже синева над головоюРаскаленной тяжестью полна.
По дороге пыльной, длинной-длинной,Осторожно выбирая путь,Медный жук меж комьев серой глиныДвижется, не смея отдохнуть.
Отраженье света — белый шарик —Катит он, старательно трудясь:Медный жук, бессмертный пролетарий,Превративший в солнце нашу грязь.
Душный полдень. Ветер пылью веет.Еле слышен комариный гуд.Золотая слава скарабея —Испытанье и награда — труд.
[1947, 1948]ПРИГОРОД (1–8)
