Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения
ПЕТРАРКА
Перевод А. Ибрагимова
Тебя уж нет. Но вновь я вижу образ твойТо в небесах ночных, то днем — в листве густой.Вовек духовное не помрачится око.Я погружен во тьму. Но в этой тьме глубокойЕще ясней твоя звезда. И мать и ты —Вы обе на меня глядите с высоты…Где красота твоя блистательная ныне!Лаура! Отзовись! Где ты, в какой пустыне?Люблю тебя. Люблю. Жизнь без любви пуста.Когда волшебное «люблю» твердят устаИ разливается по нашим жилам пламя,Мы, смертные, равны с бессмертными богами.Бесценнейший из всех даров любви — навекУшедших видеть вновь, из-под закрытых век,Их возвращать к себе, томящихся в изгнанье,Чтоб снова вспыхнуло угасшее сиянье.Не правда ли, ты здесь, со мною, как всегда?Глаз отвечает: «Нет», а сердце молвит: «Да».
НОВЫЕ ДАЛИ
Перевод А. Ахматовой
Гомер поэтом был. И в эти временаВсем миром правила владычица-война.Уверен, в бой стремясь, был каждый юный воин,Что смерти доблестной и славной он достоин.Что боги лучшего тогда могли послать,Чем саван, чтобы Рим в сражениях спасать,Иль гроб прославленный у врат Лакедемона?На подвиг отрок шел за отчие законы,Спеша опередить других идущих в бой,Им угрожавший всем кончиной роковой.Но смерть со славою, как дивный дар, манила,Улисс угадывал за прялкою Ахилла[513],Тот платье девичье, рыча, с себя срывал,И восклицали все: — Пред нами вождь предстал! —Ахилла грозный лик средь рокового бояСтал маской царственной для каждого героя.Был смертоносный меч, как друг, мужчине мил,И коршун яростный над музою кружил,В сражении за ней он следовал повсюду,И пела муза та лишь тел безгласных груду.Тигрица-божество, ты, воплощенье зла,Ты черной тучею над Грецией плыла;В глухом отчаянье ты к небесам взывала,Твердя: — Убей, убей, умри, убей — все мало! —И конь чудовищный ярился под тобой.По ветру волосы — ты врезывалась в бойГероев, и богов могучих, и титанов.Ты зажигала ад в рядах враждебных станов,Герою меч дала, сумела научить,Как Гектора вкруг стен безжалостно влачить[514].Меж тем как смертное копье еще свистело.И кровь бойца лилась, и остывало тело,И череп урною могильною зиял,И дротик плащ ночной богини разрывал,И черная змея на грудь ее всползала,И битва на Олимп в бессмертный сонм вступала, —Был голос музы той неумолим и строг,И обагряла кровь у губ прекрасный рог.Палатки, башни, дым, изрубленные латы,И стоны раненых, и чей-то шлем пернатый,И вихорь колесниц, и труб военных вой —Все было в стройный гимн превращено тобой.
А ныне муза — мир… И стан ее воздушныйОбъятьем не теснит, сверкая, панцирь душный.Поэт кричит войне: — Умри ты, злая тень! —И манит за собой людей в цветущий день.И из его стихов, везде звучащих звонко,Блестя, слеза падет на розу, на ребенка;Из окрыленных строф звезд возникает рой,И почки на ветвях уже шумят листвой,И все его мечты — как свет зари прекрасной;Поют его уста и ласково и ясно.
Напрасно ты грозишь зловещей похвальбой,Ты, злое прошлое. Покончено с тобой!Уже в могиле ты. Известно людям стало:Те козни мерзкие, что ты во мгле сплетала,Истлели; и войны мы больше не хотим;И братьям помогать мы примемся своим,Чтоб подлость искупить, содеянную нами.Свою судьбу творим своими же руками.И вот, изгнанник, я без устали тружусь,Чтоб человек сказал: — Я больше не боюсь.Надежды полон я, не помню мрачной бури.Из сердца вынут страх, и тонет взор в лазури.
10 июня 1850 — 11 февраля 1877 г.1851. — ВЫБОР
Перевод В. Рогова
Однажды мне Позор и Смерть предстали вместеПорою сумерек в лесном проклятом месте.
Под ветром бурая ерошилась трава.
У Смерти мертвый конь шагал едва-едва,Был язвами покрыт смердящий конь Позора.
К нам крики воронья неслись над гребнем бора.
Позор мне молвил: «Я Утехою зовусь.Держу я к счастью путь. Иди за мной, не трусь.Чертоги, пиршества, попы, шуты, уроды,Смех торжествующий, что сотрясает своды,Мешки с пиастрами, шелк, пурпур королей,Покорных женщин рой, которых нет милей,И парков рай ночной, где звезд всесильны чары.И славы знаменья, победные фанфары,Что Счастье возвестит ликующей трубой, —Тебя все это ждет. Иди же вслед за мной».
И я ему в ответ сказал: «Твой конь зловонен».
Смерть молвила: «Я — Долг. И путь мой неуклоненК могиле. Бедствия и горе впереди».
Я попросил: «Меня с собою посади».
И там, где виден бог сквозь мрачную завесу,Мы вместе в темноте скитаемся по лесу.
30 октября 1859 г.ЛЮДИ МИРА — ЛЮДЯМ ВОЙНЫ
Перевод Ю. Корнеева
«К вам, кто порабощал несметные народы,К вам, Александры, к вам, охотники Нимроды[515],К вам, Цезарь, Тамерлан, Чингис, Аларих[516], Кир[517],Кто с колыбели нес войну и гибель в мир,К вам, кто к триумфам шел победными шагамиИ, как апрель луга душистыми цветами,Усеял трупами песок дорог земных,Кто восхищал людей, уничтожая их, —Мы, кто вокруг могил стоит зловещей ратью,Мы, ваши черные, уродливые братья,Монахи, клирики, жрецы, взываем к вам,Послушайте.
Увы, и наш заветный храм,И ваш дворец равно рассудком с бою взяты.Мы были, как и вы, всесильными когда-то,И мы, подобно вам, с угрозой на челе,Как ловчий по лесу, блуждая по земле,Во имя господа ослушников карали.Мы, папы, даже вас, царей, подчас смиряли.Аттила, Борджа[518] — вы могуществом равны.Вам — скипетры, а нам панагии даны.За нами — идолы, за вами — легионы.Пускай блистательней горят на вас короны,Но мы опасней вас в смирении своем:Рычите громче вы, а мы быстрей ползем.Смертельней наш укус, чем ваш удар тяжелый.Мы — злоба Боссюэ и фанатизм Лойолы[519].Наш узкий лоб одет тиарой золотой.Сикст Пятый, Александр Второй, Урбан Восьмой,Дикат, еретиков пытавший без пощады,Сильвестр Второй, Анит, Кайафа[520], Торквемада[521],Чья мрачная душа гордыней налита,Иуда, выпивший кровавый пот Христа,Аутодафе и страх, застенок и темница —Все это мы. На нас пылает багряница,Пурпуровым огнем сжигая жизнь вокруг.
Богами, как и вы, казались мы. Но вдругНам пасть несытую сдавил намордник узкий:Рукой за глотку нас поймал народ французский,И революции неуязвимый дух,Насмешлив, дерзостен, к укусам нашим глух,Вверг нас, священников, и вас, царей, в оковы,Бесстрашно развенчав и разгромив суровоВертеп религии и цитадель меча.В тюрьму загнали нас ударами бича,Как укротители, Дантоны и Вольтеры.На нас, кто мир держал в узле войны и веры,Отныне Франция узду надела.
НоЧерез решетчатое узкое окноМы, братья, вам кричим, что мы полны надежды,Что солнце черное должно взойти, как прежде,Вселенную лучом свирепым осветя;Что прошлое — веков зловещее дитя, —Как воскрешенный труп, из колыбели встанетИ с хрипом мстительным опять на землю прянет.Гроб — колыбель его, и ночь — его заря.Уже в зияющих воротах алтаря,Как сумрачный цветок, кадило засверкало.Уже взывает Рим, подняв свое забрало:„Умолкни, человек! Все лжет в юдоли сей!“И переходит в рык поток его речей.
Грядет желанный день, когда, расправив крылья,Личину права вновь с себя сорвет насилье,Нерон и Петр людей двойным ярмом согнут[522],Базар и храм на „ты“ друг друга звать начнут.Ваш трон упрочится, и, как в былые годы,На волю выйдем мы, закрепостив народы.Мы на крестах распнем свободные умы.Все станет догмою, и будем править мы.Войною станет все, — вы будете вождями.Тираны-короли с попами-палачамиЖелезною пятой придавят мир опять.И вновь увидит он, как будут оживатьВ кошмарах нового жестокости былого.И вновь построим мы из сумрака ночногоТот храм, чтоб Ложь собрать вокруг себя могла бОшую — цезарей и одесную — пап.
Мы постепенно тьму сгущаем над землею,Чтоб, властвуя уже над детскою душою,Когтями цепкими грядущее схватить.
Благословляем мы, когда хотим убить.Стекает не елей — густая кровь с кропила.Сутана ваш доспех, воители, затмила.Все сокрушает наш безмерный гром, и с нимОрудий ваших вой, конечно, несравним.Опять забил набат святой и грозной ночиВарфоломеевской. Все ближе он грохочет,И зов его звучит страшней и тяжелей,Чем трубы на войну идущих королей.Вам нас не превзойти ни в ужасах, ни в злобе:Ведь вы — всего лишь меч, а мы — покров на гробе.За вами лишь тела раздавленных лежат,А мы и для живых устраиваем ад.
И все ж нерасторжим союз жреца с солдатом;Мы всё себе вернем, сражаясь с вами рядом.Уже засов тюрьмы, где мы заключены,Неслышно приоткрыт рукою Сатаны.На мириады душ мы скоро прыгнем жадно.Мы отвоюем мир».
Так, ночью непроглядной,Пока, забыв о всем, мы предаемся снам,Из клетки тигров зов несется в клетку к львам.
БЕДНЯКИ
