Георгий Раевский - Одинокий прохожий
«“Беатриче, Лаура, Изольда, — плеяда…»
«Беатриче, Лаура, Изольда, — плеядаИзумительных, тонких, певучих имен,Золотые цветы за оградою сада,Неземное виденье, несбыточный сон.
Как влечет за собой, как таинственно ранит,Этот странный, смертельно-пленительный зов,И какою тревогою сердце туманит —Не найти для нее выражений и слов…»
Нет, не синие дали, не дымные горыПомогают нам жить, не виденья во мгле, —Но простая любовь к человеку, которыйЖдет, чтоб мы охраняли его на земле.
Да, к такому, как есть, без прикрас и нарядов, —Но насколько же проще, правдивей, верней —Эта жалость к тому, кто находится рядом,С каждым днем, с каждым часом все больше, нежней.
«Победителей нет — и не будет…»
Победителей нет — и не будет.Если кто и останется жив, —Никогда он уже не забудетОслепительный, огненный взрыв,
И на месте цветущего градаВ кружевных колоннадах, в дворцах, —Призрак гибели, тленья, распада,Щебень, пыль и обугленный прах.
Так о чем же поешь ты нам, птица,В мягком свете купаясь крылом?Или, может быть, нам только снитсяДикий сон с безысходным концом,
И твоя золотая беспечностьБесконечно мудрее: за нейСразу — свет и сиянье, и вечность,Недоступные взору людей.
«Это не птица дорогой пустынной…»
Это не птица дорогой пустыннойВ воздухе синем высоко летит, —Знамя Израиля над ПалестинойБьется, и плещет, и вольно шумит.
Камеи и травы, олив узловатыхНизкие рощи на склонах холмов;Дали виднеются в пестрых заплатахНив золотистых, зеленых садов.
С песней протяжной и с песней веселой,Радость в которых и труд заодно,Каждый налившийся колос тяжелый,Каждое дерево здесь взращено.
Снова пшеницы раскидистый ворохРуфь собирает, бродя по полям,Нового дуба таинственный шорохСлышится там, где стоял Авраам.
Слушай, Израиль, боровшийся с Богом,Благословенье принявший Его:По бесконечным, по страшным дорогамВ землю отцов твоих не для того
Ты возвратился, чтоб стены СионаВраг твой безжалостный мог покорить.Яростный бег колесниц фараонаСнова ты в силах был остановить.
Скоро уж снова в задумчивом лонеМедленной генисаретской волныБрошенный невод спокойно потонет,В синей воде отразятся челны.
Снова взойдет утешительный колосСредь благодатных, средь мирных холмов,Где раздавался единственный голосЛучшего из твоих лучших сынов.
«Никто не восклицает на псалтири…»
Никто не восклицает на псалтири,Не пляшет, видя пред собой ковчег.Все холодней и глуше в темном мире,И время молча падает, как снег.
Как это стало, как это случилось?По-прежнему торжественно горятБольшие звезды, как Господня милость,И камни о согласье говорят.
О, радость, ты дана была от века,Как утешение, как горний свет,Как чудная подруга человека, —И нет тебя… Ковчега с нами нет.
«Мы целый день закидывали сети…»
Мы целый день закидывали сети:Лишь ракушки да тина, — ничего.Но Ты сказал: «Закиньте!» — и как детиПослушались мы слова Твоего.
С трудом из вод глубоких извлекли мыВеликий Твой и трепетный улов.В тумане синем и неуловимомУж не видать окрестных берегов.
Лишь эта обличающая груда,Покорная велениям Твоим…И мы, свидетели прямого чуда,Как громом пораженные стоим.
Всё замерло среди земного круга:Не шелохнутся воды, ветер стих,Лишь рыбы бьются сильно и упругоПо доскам дна, у самых ног Твоих.
«Думал ли я, когда был богатым…»
Думал ли я, когда был богатым,Что стану бедным, как этот слепой,Который идет за своим вожатым,Вытянув руку перед собой?
Думал ли я, когда солнце сиялоИ птицы взвивались в воздух, — что вдругОстанется так нестерпимо малоСкупого и скудного света вокруг?
Ночь наступает, уже наступила:Хлынула к окнам, течет за стеной…Господи, дай только сердцу силыПомнить, что Ты и во тьме со мной!
«Поэзия — не томный, лепет…»
Поэзия — не томный, лепет,Не темный бред, не грубый рёв, —Она — внезапный шум и трепетВ огне рождающихся слов,
Их радостное столкновение,Полёт, падение, полёт…Ее начало — изумленье,И музыка — ее оплот.
Потом, когда остынет лава,Когда придет иль не придетНепрочная земная слава, —Душа по памяти найдет
Тех, полных боли и тревоги,Незабываемых часовКак бы зажившие ожогиНа теле неподвижных слов.
«Посмотри: в открытом поле…»
Посмотри: в открытом полеЗаблестел на солнце плуг.Хорошо следить на волеЗа трудом спокойных рук.
Всюду, где дружит с природойУмной дружбой человек, —Мельницы вращают водыПолнозвучных вольных рек,
Яблони, всходя по склонамНизкорослою семьей,Отдают ему с поклономУрожай осенний свой,
И вечерний дым над кровлейМирного его жилья,Как привет его сыновний,Всходит в звездные края.
1. «Крошечный и неумелый…»
Крошечный и неумелыйПтенчик выпал из гнезда.Мать за кормом улетела,Желтоглазая бедаБродит тигровой походкой…Бросься и спаси скорейХрупконький комочек кроткийОт стремительных когтей.Сделай маленькое дело:Наклонись и огради, —Если хочешь, чтоб запелоСердце у тебя в груди.
2. «Подумаешь: — птица!.. Здесь гибнут миры..»
Подумаешь: — птица!.. Здесь гибнут мирыОт дикой и темной и страшной игры,Здесь люди волками глядят друга на друга,Здесь нет больше места дня брата и друга.
А ты над беспомощным, жалким комкомСклонился с растерянно-нежным лицомИ внемлешь взволнованно, как откровенью,И дрожи чуть слышной, и сердца биенью…
3. «Кончаются, слабеют звуки…»
Кончаются, слабеют звуки,Вечерняя подходит мгла, —И только сохранили рукиСлед благодарного теплаИ кроткого прикосновенья.Ну, что ж, на самый малый срок,На легкое одно мгновеньеТы в мире был не одинок.
«Не сказать, — да и не надо…»
Не сказать, — да и не надоГоворить!.. Дай руку мне:Есть большая в том отрада,Что на самой глубине
Знаем мы одно и то же,Об одном с тобой молчим, —Значит, был недаром прожитДолгий день. Вот мы сидим,
Кроме самого простого,Ни о чем не говоря, —Но стоит за каждым словомЖизнь моя и жизнь твоя.
И часами слушать звукиЯ готов речей твоих,На стареющие рукиВсе глядеть и гладить их.
«Возле серого камня…»
Возле серого камняПробегает поток;Там, у самого камня,Притаился цветок.
В звездно-синие ночиИ в палящие дниНеприметный цветочекОстается в тени.
Вольно голосом звонкимРаспевает поток.Слабым запахом тонкимОтвечает цветок.
Больше дать он не можетВ скромной доле своей,Но, быть может, дорожеДрагоценных камней
Это пятнышко светаТам, где влага и мгла,Радость чистая этаИ простая хвала.
«Так медленно ползла через дорогу…»