Игорь Северянин - Полное собрание стихотворений

Все трое, дали адреса,

Запоминая голоса,

И, распрощавшись, долго в дали

Полей смотрели, где он шел -

Велик и мал, богат и гол.

ЧАСТЬ II

1

Будь верен данной тайно клятве,

Вдыхай любви благой озон!

…Уже в Мариинском театре

Открылся Глинкою сезон.

Уже кокотки и виверы

К Неве съезжаются с Ривьеры,

Уже закончился ремонт,

Уж разложил ковры beau-monde,

Обезгазетил все картины,

Убрал чехлы, натер паркет

И, соблюдая этикет,

От солнца скрылся за гардины.

И снова в воздухе висит:

Модэль. Журфикс. Театр. Визит.

2

Уже меня рисует Сорин,

Чуковский пишет фельетон.

Уже я с критикой поссорен,

И с ней беру надменный тон.

Уже с утра летят конверты,-

В них приглашают на концерты

Ряд патронесс и молодежь.

Уже с утра стоит галдеж

В моей рабочей комнатушке

От голосов, и ряд девиц,-

Что в массе площе полендвиц,-

Вертя игриво завитушки,

Меня усиленно зовут

Читать им там, читать им тут.

3

Уж – это ли не хохот в стоне?

Не хрюк свиньи в певучий сон?-

К нам Чехов в устричном вагоне

Из-за границы привезен.

Как некогда царя Сусанин,

Спасает тело юный Санин

От слишком духовитых душ,

В ком вовсе нет души к тому ж…

Уже зовет на поединок

Из ям военщину Куприн,

Уж славит Леду господин

Каменский, как бесстрастный инок,

И испускает “чистый” вздох,

Беря попутно четырех…

4

Уж первый номер “Аполлона”,

Темнящий золото руна,

Выходит в свет, и с небосклона

Комета новая видна;

То “Капитаны” Гумилева,

Где лишнего не видно слова,

И вот к числу звучащих слов

Плюссируется: Гумилев.

Уже “Весы” крушат пружину,

Уже безвреден “Скорпион”,

Стал иорданский вял пион,

Все чаще прибегает к джину

Бесплатных приложений Маркс;

Над “Нивою” вороний карк!

5

Все импотентнее Буренин,

С его пера течет вода,

И, сопли утерев, Есенин

Уже созрел пасти стада…

И Меньшиков, кумир столовых,

Иудушкой из Головлевых

Работает, как гробовщик,

Всесильный нововременщик.

И Розанов Василь Василич,

Христа желая уколоть,

Противоставит духу плоть,

И как его ты ни проси лечь

На койку узкую, старик

Влюблен в двуспальный пуховик…

6

У Мережковской в будуаре

На Сергиевской ярый спор

О божестве и о бездари,

Несущейся во весь опор.

Уже поблескивает Пильский,

И жмурит обыватель в Рыльске

Глаза, читая злой памфлет

Блистательнее эполет.

Уже стоический упадник,

Наркозя трезвое перо,

Слагает песенки Пьерро,

Где эпилепсии рассадник…

Завод спасительных шестов

Бердяев строит и Шестов.

7

Мадонну зрит Блок скорбно-дерзкий

В демимонденковом ландо,

И чайка вьет на Офицерской

Свое бессмертное гнездо!

Патент Александринке выдав

На храм, своей игрой Давыдов,

Далматов, Ведринская жнут

Успехи вековых минут.

И на капустник дяди Кости,[37] -

Утонченного толстяка,-

Течет поклонников река -

Смех почитающие гости

Где злоязычная Marie[38]

Всех ярче – что ни говори!

8

Испортив школьничий характер,

Придав умам вульгарный тон,

На всех углах кричат Ник Картер

И мистер Холмс, и Пинкертон.

Неисчислимы Конан-Дойля

Заслуги (скрой меня, о Toila,

От них!): в кавычках “ум” и “риск”

И без кавычек: кровь и сыск.

Аляповатые книжонки!

Гниль! облапошенный лубок!

Ты даже внешностью убог…

Чиновничьи читают женки,

Читает генеральшин внук,

А завтра Кольке по лбу “тук”.

9

Уже воюет Эго с Кубо,

И сонм крученых бурлюков

Идет войной на Сологуба

И символических божков.

Уж партитуры жечь Сен-Санса -

Задачи нео-декаданса,

И с “современья корабля”

Швырять того, строфой чьей я

Веду роман, настала мода,

И, если я и сам грешил

В ту пору, бросить грех решил,

И не тебе моя, хам, ода…

Плету новатору венок,

Точу разбойнику клинок.

10

Уж ничегочат дурни-всёки[39]

(Так, ни с того и ни с сего!)

И вс чат тщетно ничевоки

И это все – как ничего.

С улыбкой далеко не детской

Уже городит Городецкий

Акмеистическую гиль,

Адамя неуклюжий стиль.

Уж возникает “цех поэтов”

(Куда бездари, как не в цех!)

Где учат этих, учат тех,

Что можно жить без триолетов

И без рондо, и без… стихов!-

Но уж никак не без ослов!..

11

Глаза газели, ножки лани

Так выразительны без слов,

И Анну Павлову с Леньяни

Поют Скальковский и Светлов.

Кто зрил Кшесинскую Матильду,

Кто Фелию Литвин – Брунгильду

В своей душе отпечатлел,

Завидный выпал тем удел.

Сакцентив арию, Медея

Дуэтит: “Ni jamais l`tendre…[40]”

(Раз император Александр,

В мечтах из Мравиной содея

Любовницу для сына, нос

Приял в том храме нот и поз).

12

Уже теснит “Динору” ““ Tоска”,

И, жажде своего лица,

Слегка звучит мой славный тезка -

Сын знаменитого отца…[41]

Уже “Любовь к трем апельсинам”,

Желая Карлу Гоцци сыном

Достойным стать, смельчак-игрок,

Почувствовав, сдает урок

Сергей Прокофьев свой последний.

Уже – скажи ему mersi -

В огромном спросе Дебюсси.

Артур Лурье вовлек нас в бредни,

И на квартире Кульбина

Трепещут “Сети” Кузмина…

_

13

А вот и сфера “нежной страсти”,

Цыганских песенок запас.

Улыбка Вяльцевой (жанр Насти!)

И Паниной непанин бас…

Звезда счастливая Плевицкой

И маг оркестра Кусевицкий,

И (валерьянки дай, Феррейн!)

Вы, авантюры Ольги Штейн.

Процесс comtesse[42] O'Pypк-Тарновской

Два стиля – comte'a Роникер

И (до свиданья, хроникер

Судебный!) ателье Мрозовской,

Где знать на матовом стекле

И Северянин в том числе!

14

В тот день и гордый стал орабен,

Когда в костре своих страстей

Раздался в гулких залах Скрябин -

Во фраке модном – Прометей.

И пред “Поэмою Экстаза”

Неувядающая ваза

С тех пор поставлена. Огонь

Антонов, тех цветов не тронь,

Как тронул гения! И по льду

Исканий жадная толпа

Скользит (о, шаткая тропа!)

К Евреинову, Мейерхольду

И даже… к Карпову. Тихи,

Евтихий, о тебе стихи…

15

А вот и Вагнер на престоле.

И “Нибелунгово кольцо”,

В России тусклое дотоле,

Бросает жар толпе в лицо.

Но я описывать не стану,

Как к “Парсифалю” и “Тристану”

Под гром Ершова и Литвин,

Спешат гурманы нот и вин…

А вот и ты в фаворе, Римский,

Великий эпик и чарун!

Волнуют переплески струн

Твоих, как день цветущий крымский,

И я готов сто верст пешком

Идти для встречи с ““Петушком”…

16

А Бенуа? а Добужинский?

А Бакст? а Сомов? а Серов?

Утесы на низине финской,

Огни нас греющих костров.

И с ними ты, гремящий в прерьих

Краях, универсальный Рерих,

И офортисты (ecoutez)![43]

Рундальцов и старик Матэ.

Вершина горных кряжей Врубель,

Кем падший ангел уловим,

Ты заплатил умом своим

За Дерзость! Необъятна убыль

С твоею смертью, и сама

С тех пор Россия без ума…

17

Уж маска сдернута с Гапона,

Уж пойман Бурцовым Азеф,

И – к революции препона -

Оскален вновь жандармский зев.

Уже пята грядущих хамов,

Врагов искусств, святынь и храмов,

Порой слышна издалека,

И горьковского босяка

Удел для молодежи ярок

(Получше драгоценность прячь!)

Уж кается в записках врач,

Уже скитальческий огарок

Затеплен в молодых сердцах

На трепет ужаса в отцах…

18

Неугомонный Пуришкевич

Вздувал годами в Думе гам,

И в “Русском слове” Дорошевич

Рулил к заморским берегам…

Друг именинниц и театров,

Гиппопотам Амфитеатров,

Большой любитель алых жал,

Господ Обмановых рожал.

И Витте делал миллионы

На государственном вине,

И пьяный луч блестел извне

От императорской короны,

И, под правительственный шик,

Свой разум пропивал мужик.

19

В пылу забот о нем и спора

Учащийся впадал впросак:

Вблизи Казанского собора

Нагайкой жег его казак.

Хотя в те дни и были ходки

Везде студенческие сходки,

Но мысль о мыльном пузыре

Нас оставляла при царе,

Как царь оставлен близ придворных,

При всех советниках своих -

Льстецах злоумных и лихих,

Среди коварных и проворных,

И обречен давать ответ

За то, чего и в мыслях нет.

20

Беду вия над царским домом

В еще незримые венки,

Вхрипь “Колокол” зовет к погромам

Под “Русским знаменем” шинки.

И “Пауком” ползя, Дубровин,

Уже от злобы полнокровен,

К евреям ненависть сосет,

Навозом “Земщина” несет,