Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

ПЕСЕНКА

Перевод Г. Шенгели

Его величие блистало          Пятнадцать лет;Его победа поднимала          На свой лафет;Сверкал в его глубоком взгляде          Рок королей.Ты ж обезьяной скачешь сзади,          Пигмей, пигмей!

Наполеон, спокойно-бледный,          Сам в битву шел;За ним сквозь канонаду медный          Летел орел;И он ступил на мост Аркольский          Пятой своей.Вот деньги — грабь их лапой скользкой,          Пигмей, пигмей!

Столицы с ним от страсти млели;          Рукой победОн разрывал их цитадели —          Как бы корсет.Сдались его веселой силе          Сто крепостей!А у тебя лишь девки были,          Пигмей, пигмей!

Он шел, таинственный прохожий,          Сквозь гул времен,Держа и гром, и лавр, и вожжи          Земных племен.Он пьян был небывалой славой          Под звон мечей.Вот кровь: смочи твой рот кровавый,          Пигмей, пигмей!

Когда он пал и отдал миру          Былой покой,Сам океан в его порфиру          Плеснул волной,И он исчез, как дух громадный          Среди зыбей.А ты в грязи утонешь смрадной,          Пигмей, пигмей!

ULTIMA VERBA[471]

Перевод М. Донского

Убита совесть! Он, довольный черным делом,С усмешкой торжества склонился к мертвецу.Кощунственно глумясь над бездыханным телом,Он оскорбляет труп ударом по лицу.

Коснея в бездне лжи, стяжательства и блуда,Судья ждет подкупов, священник — синекур,И бога своего, как некогда Иуда,В Париже в наши дни вновь продает Сибур.[472]

Гнусавят нам попы: «Покорствуйте! На тронеИзбранник господа и курии святой».Когда они поют, меж набожных ладонейНетрудно разглядеть зажатый золотой.

На троне — негодяй! Пусть он помазан папой,Он дьявольским клеймом отмечен с давних пор.Державу он схватил одною хищной лапой,Сжимает он в другой палаческий топор.

Ничем не дорожа, попрал паяц кровавыйДолг, добродетель, честь, достоинство церквей;От власти опьянев, он пурпур нашей славыПостыдно запятнал блевотиной своей.

Но если мой народ в бессовестном обманеПогрязнет, — может быть, и это впереди, —И если, отказав в приюте, англичанеИзгнаннику шепнут: «Нам страшно, уходи!»

Когда отринут все, чтоб угодить тирану;Когда помчит судьба меня, как лист сухой;Когда скитаться я от двери к двери стануС изодранной в клочки, как рубище, душой;

Когда пески пустынь и в небесах светила —Все будет против нас, отверженных гоня;Когда, предав, как все, трусливая могилаОткажется укрыть от недругов меня, —

Не поколеблюсь я! Я побежден не буду!Моих не видеть слез тебе, враждебный мир.Со мною вы всегда, со мною вы повсюду —Отчизна, мой алтарь! Свобода, мой кумир!

Соратники мои, мы цели величавой,Республике верны, и наша крепнет связь.Все, что теперь грязнят, — я увенчаю славой,Все то, что ныне чтут, — я ниспровергну в грязь.

Во вретище своем, под пеплом униженья,Греметь я буду: «Нет!» — как яростный набат.Пусть в Лувре ты теперь; но предвещаю день я,Когда тебя сведут в тюремный каземат.

К позорному столбу вас пригвождаю ныне,Продажные вожди обманутой толпы!Я верен вам навек, опальные святыни,Вы — стойкости моей гранитные столпы.

О Франция! Пока в восторге самовластьяКривляется злодей со свитой подлецов,Тебя мне не видать, край горести и счастья,Гнездо моей любви и склеп моих отцов.

Не видеть берегов мне Франции любимой;Тяжка моя печаль, но так велит мне долг,Я на чужой земле, бездомный и гонимый,Но мой не сломлен дух, и гнев мой не умолк.

Изгнание свое я с мужеством приемлю,Хоть не видать ему ни края, ни конца,И если силы зла всю завоюют землюИ закрадется страх в бесстрашные сердца,

Я буду и тогда республики солдатом!Меж тысячи бойцов — я непоколебим;В десятке смельчаков я стану в строй десятым;Останется один — клянусь, я буду им!

ПЕРЕД ВОЗВРАЩЕНИЕМ ВО ФРАНЦИЮ[473]

Перевод М. Лозинского

Сейчас, когда сам бог, быть может, беден властью,                          Кто предречет,Направит колесо к невзгоде или к счастью                          Свой оборот?

И что затаено в твоей руке бесстрастной,                          Незримый рок?Позорный мрак и ночь, или звездой прекрасной                          Сверкнет восток?

В туманном будущем смесились два удела —                          Добро и зло.Придет ли Аустерлиц? Империя созрела                          Для Ватерло.

Я возвращусь к тебе, о мой Париж, в ограду                          Священных стен.Мой дар изгнанника, души моей лампаду,                          Прими взамен.

И так как в этот час тебе нужны все руки                          На всякий труд,Пока грозит нам тигр снаружи, а гадюки                          Грозят вот тут;

И так как то, к чему стремились наши деды,                          Наш век попрал;И так как смерть равна для всех, а для победы                          Никто не мал;

И так как произвол встает денницей черной,                          Объемля твердь,И нам дано избрать душою непокорной                          Честь или смерть;

И так как льется кровь, и так как пламя блещет,                          Зовя к борьбе,И малодушие бледнеет и трепещет, —                          Спешу к тебе!

Когда насильники на нас идут походом                          И давят нас,Не власти я хочу, но быть с моим народом                          В опасный час.

Когда враги пришли на нашей ниве кровной                          Тебя топтать,Я преклоняюсь ниц перед тобой, греховной,                          Отчизна-мать!

Кляня их полчища с их черными орлами,                          Спесь их дружин,Хочу страдать с тобой, твоими жить скорбями.                          Твой верный сын.

Благоговейно чтя твое святое горе,                          Твою беду,К твоим стопам, в слезах и с пламенем во взоре,                          Я припаду.

Ты знаешь, Франция, что я всегда был верен                          Твоей судьбе,Я думал и мечтал, в изгнании затерян,                          Лишь о тебе.

Пришедшему из тьмы, ты место дашь мне снова                          В семье своей,И, под зловещий смех разгула площадного                          Тупых людей,

Ты мне не запретишь тебя лелеять взором,                          БоготворяНепобедимый лик отчизны, на котором                          Горит заря.

В былые дни безумств, где радостно блистает                          Кто сердцем пуст,Как будто, пламенем охваченный, сгорает                          Иссохший куст,

Когда, о мой Париж, хмелея легкой славой,                          Шальной богач,Ты шел и ты плясал, поверив лжи лукавой                          Своих удач,

Когда в твоих стенах гремели бубны пира                          И звонкий рог, —Я из тебя ушел, как некогда из Тира                          Ушел пророк.

Когда Лютецию преобразил в Гоморру                          Ее тиран,Угрюмый, я бежал к пустынному простору,                          На океан.

Там, скорбно слушая твой неумолчный грохот,                          Твой смутный бред,В ответ на этот блеск, и пение, и хохот                          Я молвил: нет!

Но в час, когда к тебе вторгается Аттила                          С своей ордой,Когда весь мир кругом крушит слепая сила, —                          Я снова твой!

О родина, когда тебя влачат во прахе,                          О мать моя,В одних цепях с тобой идти, шагая к плахе,                          Хочу и я.

И вот спешу к тебе, спешу туда, где, воя,                          Разит картечь,Чтоб на твоей стене стоять в пожаре боя                          Иль мертвым лечь.

О Франция, когда надежда новой жизни                          Горит во мгле,Дозволь изгнаннику почить в своей отчизне,                          В твоей земле!

СОЗЕРЦАНИЯ