Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

КАНАРИСУ[466]

Перевод П. Антокольского

Как легко мы забыли, Канарис, тебя!Мчится время, про новую славу трубя.Так актер заставляет рыдать иль смеяться,Так господь вдохновляет любого паяца:Так, явившись в революционные дни,Люди подвигом дышат, гиганты они,Но, швыряя светильник свой яркий иль чадный,Одинаково скроются в мрак беспощадный.Меркнут их имена средь житейских сует.И пока не появится сильный поэт,Создающий вселенную словом единым,Чтоб вернуть ореол этим славным сединам, —Их не помнит никто, а толпа, что вчера,Повстречав их на площади, выла «ура»,Если кто-нибудь те имена произносит,«Ты о ком говоришь?» — удивленная спросит.

Мы забыли тебя. Твоя слава прошла.Есть у нас и шумней и крупнее дела,Но ни песен, ни дружбы былой, ни почтеньяДля твоей затерявшейся в памяти тени.По складам буржуа твое имя прочтет.Твой Meмнон онемел[467], солнце не рассветет.Мы недавно кричали: «О слава! О греки!О Афины!..» — мы лили чернильные рекиВ честь героя Канариса, в честь божества.Опускается занавес пышный. ЕдваОтпылало для нас твое славное дело,Имя стерлось, другое умом завладело.Нет ни греков-героев, ни лавров для них.Мы нашли на востоке героев иных.Не послужат тебе ежедневно хваламиЖурналисты, любое гасящие пламя, —Журналистам-циклопам который уж разОдиссей выжигает единственный глаз.Просыпалась печать что ни утро, бывало,Разрушала она, что вчера создавала,Вновь державной десницей ковала успех,Справедливому делу — железный доспех.Мы забыли.                        А ты, — разве ты оглянулся,Когда вольный простор пред тобой развернулся?У тебя есть корабль и ночная звезда,Есть и ветер, попутный и добрый всегда,Есть надежда на случай и на приключенье,Да к далеким путям молодое влеченье,К вечной смене причалов, событий и мест,Есть веселый отъезд и веселый приезд,Чувство гордой свободы и жизни тревожной.Так на парусном бриге с оснасткой надежнойТы узнаешь излучины синих дорог.Так пускай же в какой-то негаданный срокОкеан, разгрызающий скалы и стены,Убаюкает бриг белой кипенью пены;Так пускай ураган, накликающий тьму,Взмахом молнийных крыльев ударит в корму!У тебя остаются и небо и море,Молодые орлы, что царят на просторе,Беззакатное солнце на весь круглый год,Беспредельные дали, родной небосвод.Остается язык, несказанно певучий,Ныне влившийся в хор итальянских созвучий, —Адриатики вечно живой водоем,Где Гомер или Данте поют о своем.Остается сокровище также иное —Боевой ятаган, да ружье нарезное,Да штаны из холста, да еще тебе данКрасный бархатный, золотом шитый кафтан.

Мчится бриг, рассекает он пенную влагу,Гордый близостью к славному архипелагу.Остается тебе, удивительный грек,Разглядеть за туманами мраморный брегИль тропинку, что жмется к прибрежным откосам.Да крестьянку, лениво бредущую с возом,Погоняя прутом своих кротких быков,Словно вышла она из далеких веков,Дочь Гомера, одна из богинь исполинских,Что изваяны на барельефах эгинских.

НАПИСАНО НА ПЕРВОЙ СТРАНИЦЕ КНИГИ ПЕТРАРКИ

Перевод М. Талова

Когда в моей душе, любовью озаренной, —О Лауры певец![468] любовник просветленный! —Вдали от холода вседневной суетыРождает мысль моя волшебные цветы,Тогда беру твой том, зажженный вдохновеньем,В котором об руку с священным исступленьемПокорность предстает с улыбкой роковой;Стихи твои, журча, кристальною волной,Капризно льющейся по отмели песчаной,Звучат поэзией любви благоуханной!Учитель! К твоему ключу спешу опять —Твой стих таинственный и сладостный впитать.Сокровище любви, цветок, на радость музеБлагоухающий, как в старину в Воклюзе[469],Где через пять веков, с улыбкой на устах,Я, прочитав его, молюсь тебе в мечтах.Вдали от городских сует и мрачных оргийТвои элегии, стыдливые восторги,Как девы нежные с застенчивой душой,Мелькают предо мной прекрасной чередой,Храня в изваянных сонетах, как в амфорах,Твой дивный стиль и с ним — метафор свежий ворох!

ЛУЧИ И ТЕНИ

ПРИЗВАНИЕ ПОЭТА (Фрагменты)

Перевод Инны Шафаренко

Зачем, певец, толпе крикливойНесешь ты свой бесценный дар?Натуре тонкой и стыдливойНе место средь гражданских свар;В их атмосфере зараженнойОгонь, поэзией зажженный,Дымит и гаснет, не дыша,И вянет в толкотне и гаме,Как луг, истоптанный ногами,Незащищенная душа.

Ужель, мечтатель, не пугаетТебя шум битвы роковой,В тот час, когда король вступаетС народом в беспощадный бой?Зачем в смятении великомВнимаешь ты их злобным кликам,Учитель, сеятель, поэт?Ты, весь принадлежащий богу,Зачем вступаешь на дорогу,Где суета, где веры нет?

Пускай твой голос, чистый, ясный,Вольется в мелодичный хор;Раскройся, как цветок прекрасный,Под солнцем средь пустынных гор;Ищи свободы и покояТам, где стихает все мирское,Где нет ни злобы, ни вражды;Вдали от всех, в тиши безлюдной,Услышишь зов природы чудный.Увидишь светлый взор звезды.

Пускай в лесах, на побережьяхЗвенит твой гимн, восторга полн,Вбирая лепет листьев свежихИ легкий плеск лазурных волн…Там, в сладостном уединенье,Тебя коснется вдохновенье!Оставь ничтожных, злых людей!Лови небесных сфер звучаньеИ помни: лира — мирозданье,Поэт — божественный Орфей!

Беги от бурь, шумящих в мире,И пусть убогая земля,Плывущая в межзвездной шириБез компаса и без руля,Тебя лишь издали тревожит;Так, зная, что помочь не может,В грозу, средь ночи, рыболовДрожит под утлым кровом дома,Услышав скрип, удары громаИ стоны в грохоте валов.

— Увы! — Певец им отвечает, —Люблю я воды и леса;Мне песни часто напеваютИх радостные голоса…Нет зла в животных и растеньях,Природа-мать в своих твореньяхИ совершенна и щедра;Под солнцем, средь тепла и светаРасцветшая душа поэтаГорит желанием добра…

О, лик природы светлоокий!Блажен, кто может слиться с ней!Но в век опасный и жестокийДолжны мы жить среди людей.Ведь мысль и знанье — это сила!Природа мудро сотворилаДля птиц — густую тень ветвей,Для трав — ручей, бегущий в чаще,Для уст иссохших — мед пьянящийИ для слепых — поводырей!

Трудиться и служить собратьямНаш долг в такие времена.Постыдно было бы сказать им:«Я ухожу, — борьба трудна!»Позор тому, кто в дни лихие,Когда народная стихияБурлит, когда страна в огне,В сторонку отойти стремитсяИ безмятежно петь, как птицаПоет над розой при луне!

В дни, омраченные раздором,Любовью к людям одержим,Поэт своим духовным взоромПровидит путь ко дням иным,И он, в служении высокомСвятым подобный и пророкам,Чураясь низменных забот,Не слыша ни похвал, ни брани,Как яркий факел в мощной длани,Им свет грядущего несет.

Он видит блеск, от прочих скрытый, —Сиянье будущих миров…И пусть над ним смеется сытый,Самовлюбленный острослов,Пусть тот, кто мелок и корыстен,Твердит десятки пошлых истин,Его за рвение коря, —Он твердо обращает очиТуда, где над завесой ночиВосходит ясная заря.

Создатель золотых утопий,Он знает, что наступит миг, —И он, как проводник из топи,Питомцев выведет своихТуда, где справедливость правит,Где все честны и не лукавят,Где люди — братья испокон,Где зависть никого не гложет,Где сильный слабому поможетИ нерушим добра закон.

А ты, Утопия святая, —Основа всех благих основ, —Прочь удались от краснобая,Твой осквернившего покров!Твоей звездою освещенный,Он вел вперед, но, развращенныйКорыстью, продал свой порывИ в вожделенье безобразномПоддался низменным соблазнам,О человечестве забыв;

Гордыней мелкой обуянный,Он клад науки разменялНа вероломный, окаянный,Всех растлевающий металлИ по стезе неверной, зыбкой,Скрыв стыд за лживою улыбкойЖреца, предавшего свой храм,Свернул на скользкий путь развратаИ отдал все, что было свято,На поругание и срам.

Прочь от писак с пером продажным,С душой, прогнившею насквозь,За мзду готовых с видом важнымВсе толковать и вкривь и вкось;Они объяты опьяненьем,Но любят вспомнить с умиленьемДни юношеской чистоты, —И смеют эти лицедеиК возвышенной, святой идееТянуть нечистые персты!

Прочь от суровых моралистов,От тех, кто днем, средь важных лиц,В борьбе за нравственность неистов,А ночь проводит у блудниц;Бедняг, что на углах ночуют,Он укоряет и бичует,Рисуя им благую цель,А им — бороться не под силу:Пред ними выбор — лечь в могилуИль жить, но — лечь к нему в постель!

Беги от горлопанов хлестких!Изображая бунтарей,Они вопят на перекрестках,Чтоб в людях разбудить зверей.Лелея лишь свою персону,То черни льстят они, то — трону,С расчетом делая дела,И их притворное горенье,Как отсыревшие поленья,Чадит, но не дает тепла.

О, если б были все такимиВ юдоли этой — видит бог, —Тогда б поэт, живя меж ними,Ни мыслить, ни творить не мог!Он схоронил бы все надежды,Он, в клочья разорвав одежды,Главу бы пеплом посыпалИ, ожидая вечной ночи,В отчаянье, смеживши очи,«О, горе, горе!» — восклицал.

Но нет! Творец в своей безмерной,Неизреченной добротеНе возвратит нас в век пещерный,Не даст погибнуть в темноте!Ведь солнце с теплыми лучами,Под вечер прячась за горами,Не гаснет все же до конца,И теплятся во мгле безбрежнойЛуч света на вершине снежной,Луч мысли на челе певца!

Итак, мужайтесь все, кто страждет,Кого тревоги давит гнет,Кто избавленья ближних жаждет,Но справедливости не ждет!

Не унывайте, молодые,Считая, что рассвет далек,Что утвердились дни худыеНа бесконечно долгий срок!

Все, потерпевшие крушеньеИ уцелевшие в волнах,Крепитесь, веруйте в спасенье,Уймите дрожь, умерьте страх!

Мужайтесь! Пусть клубятся тучи,Пусть жуток непроглядный мрак, —Его рассеет вихрь могучий,Сверкнет спасительный маяк!

Утихнет шторм; над гладким моремПроглянет ясный небосвод…Восстаньте, сгорбленные горем!Да будет день! Смелей вперед!

Народы, слушайте поэта!Во тьме безвременья лишь онСпособен видеть проблеск света,Небесной искрой озарен.Он различает и зимою,Под заснежённою землею,Зерно, что к лету даст росток;Как морю, ветру, лесу, полю,Ему, свою диктуя волю,Все тайны открывает бог.

Он, словно сквозь терновник колкий,Сквозь град насмешек и острот,Сбирая бережно осколкиТрадиций вековых, идет;Из тех бесхитростных традицийВсе благородное родится,Все честное, что в людях есть;То, что народ растил веками,В былое уходя корнями,Несет нам будущего весть.

Поэт, как солнце, излучаяСияние души своей,Страданья людям облегчая,Их исцеляет от скорбей.Поэт предвидит путь вселенной;Он светоч истины нетленнойНесет лачугам и дворцам,И этот светоч благородныйЗвездою служит путеводнойИ королям и мудрецам.

«Как в дремлющих прудах среди лесной глуши…»