Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения
ВОСТОЧНЫЕ МОТИВЫ
НЕБЕСНЫЙ ОГОНЬ[450]
Перевод А. Голембы
И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба, и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и все произрастения земли.
«Бытие»IВидали ль тучу вы, чья глубь как ночь черна?В ней бледность — алостью блестящей сменена,В ней сумрак молниями вспорот;Все кажется: летит, бореями гоним,Одетый в грохоты и раскаленный дым,Пылающий мятежный город!
К хребтам прильнет она иль к зыбям там, внизу?Иль это дьяволы на огненном возуЛетят, куда влечет стихия?О, ужас бедствия! Ужель в годину грозИспустит молнию таинственный хаосПодобьем огненного змия?
IIМоря! Везде моря! Пространство без границ,Нигде опоры нет крылам усталых птиц,Везде гривастые личиныЗелено-синих волн в безумье неземном:Куда хватает глаз — все ходит ходуномНад смутным обликом пучины!
Порою сквозь волны причудливый изгибМерцают плавники непостижимых рыб,С лазурью сплетены живою;Бурунные стада, и пенное руно,И солнце — бронзовым щитом вознесеноВ голубизну над синевою.
«Должна ль я осушить моря с моих высот?»«О, нет!» И туча длит свой огненный полет.
IIIЗалив в обрамлении горном,Зеркальная гладь глубины;Здесь буйволы людям покорны,Здесь песни весельем полны.Живут здесь, вольны и суровы,Охотники и рыболовы, —Цветасты шатров их покровы,А копья и стрелы — грозны!
Привольно живется на светеИм, детям любви и добра, —Танцуют кочевники этиВокруг золотого костра.Так отроки, девы, мужчиныЗдесь пляшут, не зная кручины,А пламя меняет личины,Как дивных мечтаний игра!
Там девы смуглы и прекрасны,Как сумрак, что их обласкал;Улыбки их зыблются властноВ мерцании медных зеркал.Там руки красавиц ленивыхВерблюдиц доят терпеливых;Там, темные пальцы облив их,Молочный ручей засверкал!
Там женщины, словно наяды,Ныряют, не зная стыда.Бродяги, пришельцы, номады,Откуда пришли вы сюда?Там голос кимвалов струится,Там яростно ржут кобылицыИ слиться со ржаньем стремитсяРокочущих волн череда.
И облако, на миг застыв в своем пути,Вдруг вопрошает: «Здесь?» В ответ звучит: «Лети!»
IVЕгипет! В золоте колосьев он простерСвоих богатых нив пестреющий ковер,Равнина там равнину множит;Там воды севера безмерны и свежи,Песчаный зной сковал там юга рубежи,Два моря эту сушу гложут.
Там создал человек три вечные горы.От взора алчного скрывают их шатрыПод мрамором — нетленность праха.И от златых песков до острых их вершинВосходят к небесам ступени в шесть аршин,Шаги гигантского размаха.
Здесь розовеет сфинкс, здесь мраморный божокБдит, чтобы жгучий вихрь, песчаный вихрь — не могОбжечь их веки в исступленье.Здесь в гавань шествуют большие корабли,И город-исполин здесь, на краю земли,Омыл гранитные колени.
Порою здесь мычит убийственный самум,И слышится порой негромкий щебня шумПод крокодильими ногами.А обелиски здесь полосками рябят,Тигровой шкурою, — когда глядит закатВ Нил, испещренный островами.
Закат. Безветрие. В зеркальной глубинеБлаженно отражен мерцающий в огнеШар — весь из золота живого;В румяности небес и в синеве морскойДва солнца царственных уходят на покой,Готовы расточиться снова.
«Не здесь ли?» — «Нет, не здесь! Ищи!» И в мире горСмятенье: потрясен синеющий Фавор.
VПесчаные просторы,Угрюмая тоска,Блуждающие горыСыпучего песка,Что, бурею гонимы,Плывут, неутомимы,Текут, неистощимы,Как знойная река.
Лишь, словно отзвук мира,В песков священный станПорою из ОфираВступает караван.И мраморным удавомПо гребням желтоглавымИ по сожженным травамПолзет в мираж-туман.
В безводном океанеВзывает к небу плоть:Его пределы-граниОпределил Господь.Он реет над пустыней,Чей воздух в дымке синейКостер — слепой гордынейСтремится проколоть!
«Должна ль я в озеро пустыню превратить?»«Нет! — молвит горний глас, — велю я дальше плыть!»
VIГромадой башенной пески разворотив,Вот возникает вдруг, как исполинский риф,Угрюмый облик Вавилона.Свидетель жалкого ничтожества людей,Окутал тенью он безмерною своейЧетыре гордых горных склона.
Здесь лишь развалины угрюмые теперь,Но там, где ветер длил мелодию потерь,Там своды небо подпирали,Там улей был людской, и, смерти вопреки,Там Вавилон вознес над всей землей виткиСвоей чудовищной спирали!
Здесь лестницы росли, карабкаясь в зенит,Здесь горы ближние казались ниже плит;По циклопическим ступеням,В сплетенье ярусов, в борьбе гранитных масс,Вздымалось здание, пугающее глазПирамидальным завихреньем!
Слонов гигантских взлет гранитный умалил!Казался ящеркой громадный крокодилТем, кто вверху прильнул к карнизу;А пальмы, взросшие на башенном челе,Кивая зрителям, стоявшим на земле,Былинками казались снизу!
Возрос безумный лес под сенью крутизны,В проломы древних стен гигантские слоныПроходят чередою мерной,Их сводов не задев, — и вновь уходят прочь.А грифы и орлы витают день и ночьНад этой пасекой безмерной.
И туча молвит вновь: «Казнить?» И ей в ответВсевышний: «Вдаль лети! Еще не время, нет!»
VIIНо вот два города неведомых и странныхСпят, беспробудно спят в густых ночных туманахПод наслоеньями дремотных облаков,Со всем, что живо в них, — с семьей своих богов.Уснули люди в них и смолкли колесницы,Над ними лунный свет тревожно серебрится,И предстают очам, заворожённым вдруг,Пилястры, лестницы и гордый акведук;И предстают очам в том мире полутемномСлоны гранитные под куполом огромным:Соитий мерзостных бестрепетный итог,Уродцы-чудища спят у слоновьих ног.Висячие сады, в живых цветах аркады,Деревья черные и резвых волн каскады,И в пышных капищах, меж изразцовых плит,Сонм яшмовых божков — быкоголовых — спит;И храм, где тяжела из цельной глыбы крыша,Где боги бодрствуют, все видя и все слыша,Бронзоголовые, они в полночный часНе поднимают глаз и не смыкают глаз.Палаты пышные и темные аллеи,Где призраки порой являются, белея;И арки, и мосты, и стены, чей повторПриковывает взгляд и поражает взор!Вот в сумрачную высь, как грузные колоссы,Вплывают здания — угрюмые утесы;Но тысячами звезд мерцает горний садНад грузным скопищем чудовищных громад, —И звездный небосвод пылает, чист и ярок,Сквозь кружево земных тысячекратных арок.О, эти города соблазнов адских всех!О, эти торжища неслыханных утех!Под кровлей каждою усладам блуда внемля,Двойною язвою они позорят землю!Однако дремлет все: в презренных городахКаких-то факелов мятется робкий взмах:То пира прежнего разгульная утрата,Полупогасшие светильники разврата!Изгибы грозных стен иль башни-сторожа,В воде отражены, спят, под луной дрожа;И в сутеми равнин — в час поздний или ранний —Лобзаний лепеты и шелесты дыханий,И губы городов, избывших жар дневной,Бормочут ласково в сетях любви земной!И ветер затаил под сенью сикоморыБлагоухания Содома и Гоморры!
Но туча черная свершить готова суд,И голос горний ей вещает: «Это тут!»
VIIIВзмывают из тучиЗарницы, что жгучи,Их пламень пунцов!И серные волныБьют, ярости полны,В ступени дворцов,И огнь рыжеглавыйШлет отблеск кровавый,Как гибели зов!
Содом и Гоморра!Над гнилью позораВзмыл купол огня!Искуплены тучейИ серою жгучейВаш блуд и возня!И молнии самиСмеются над вами,Клинками звеня!
Испуганы люди,Погрязшие в блуде,И падают ниц!Валятся колоссы,Сцепились колесаЗлатых колесниц!И толпы в смятенье:Огня исступленьеНе знает границ!
Кичливы и странны,Летят истуканыС надменных твердынь.Мрут люди под шаткойОбрушенной кладкойВ рассветную синь;От стен огневейных,Людской муравейник,Испуганно хлынь!
От серного ливня,От гневного бивняУкрыться куда?Всё пламя сметает, —В нем вьется и таетКрыш плоских гряда!И в бликах мгновенныхНа плитах и стенахЯрится беда!
Под каждою искройВздымается быстрыйИ властный огонь:Прозрачный и ясный,Безмерно прекрасный,Разнузданный конь!И бронзовый идолИз пламени выдалЖивую ладонь!
Забывшие богаВопят близ чертога,Обличья сокрыв!Вдруг зелень и алостьВо тьме заметаласьМеж сернистых грив!И стены и лоно —Как хамелеонаЧешуй перелив!
Здесь в корчах утратыПорфиры, агаты,Надгробий туман, —И тяжкий, нескладныйКумир кровожадный —Набо-истукан!День в пламени жаркомПо стенам и аркамПлутает, багрян!
Зря маги их, зорки,Влекут на пригоркиЗлых идолов жуть,И жрец их великийВсе тщится туникойОгнь серный задуть!Вновь волны, упрямы,Вздымают их храмыНа гневную грудь!
А чуть в отдаленьеУносит стремленьеРазгневанных водПалаты гордыни,И, сбившись в теснине,Рыдает народ,И стены кварталаДробятся усталоИ тают, как лед!
На берег греховныйЖрец прибыл верховный:Пылает река!Тиара зарделась,Потом загорелась,Как огнь маяка!Сорвал ее старый,Но вместе с тиаройСгорает рука!
Народ изумленный,Огнем ослепленный,Смятеньем объят!Две гавани мертвых,Где волны — в когортахОгнистых громад!Где люди трепещут,Увидев, как блещетРазбуженный ад!
IXПодобно узнику, что со стены острожнойГлядит, как блещет меч над жалкой головой,Томился Вавилон в миг казни непреложный,Двух алчных городов сообщник роковой.
Всем слышен был раскат таинственного гулаВ том мрачном городе за цепью дальних гор, —Всем, вплоть до мертвецов во мгле подземных нор:Весь потрясенный мир казнь эта ужаснула!
XБезжалостный огонь! Огня коварный плен:Никто не смог бежать из этих подлых стен, —В отчаянье вздымая руки,Вопили, жалкие, — взывала к небу плоть, —И вопрошали все: чей мстительный господьОбрек их на такие муки?
Сей огнь божественный, сей гневный огнь живойПовис как грозный меч над каждой головой —Над всею воющей оравой!Взывают, мерзкие, к божкам своих проказ,Но гневный вихрь плюет в зрачки гранитных глазСвоею огненною лавой!
Так истребила всё пожара крутоверть,Людей и пажити — всё поглотила смерть!И самый след существованьяГосподь карающий огнем испепелил;И вихрь неведомый в ту полночь изменилХребтов окрестных очертанья.
А нынче пальма там взирает со скалы:Унылая, кладет на крылья душной мглыСвои желтеющие листья.И там, где грешные роились города,Былого зеркалом — спит озеро из льда,Дымясь под жертвенною высью!
Октябрь 1828 г.ЭНТУЗИАЗМ
