Людмила Мартьянова - Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 1
VII
Венчанная крестом лучистым лань,—Подобие тех солнечных оленей,Что в дебрях воззывал восторг молений,—Глядится так сквозь утреннюю ткань
В озерный сон, где заревая раньКупает жемчуг первых осветлений,—Как ты, глядясь в глаза моих томлений,Сбираешь умилений светлых дань,
Росу любви в кристаллы горних лилийИ сердцу шепчешь: «Угаси пожар!Довольно полдни жадный дол палили... »
И силой девственных и тихих чарМне весть поет твой взор золотокарийО тронах ангельских и новой твари.
VIII
Держа в руке свой пламенник опасный,Зачем, дрожа, ты крадешься. Психея, —Мой лик узнать? Запрет нарушить смея,Несешь в опочивальню свет напрасный?
Желаньем и сомнением болея,Почто не веришь сердца вести ясной,—Лампаде тусклой веришь? Бог прекрасный —Я пред тобой, и не похож на змея.
Но светлого единый миг супруга Ты видела...Отныне страстью жаднойПронзенная с неведомою силой,
Скитаться будешь по земле немилой,Перстами заградив елей лампадный,И близкого в разлуке клича друга.
IX
Есть мощный звук: немолчною волнойВ нем море Воли мается, вздымаяИз мертвой мглы все, что Мара и Майя
И в маревах мерцает нам – Женой.Уст матерних в нем музыка немая,Обманный мир, мечтаний мир ночной...Есть звук иной: в нем вир над глубиной
Клокочет, волн гортани разжимая.Два звука в Имя сочетать умей;Нырни в пурпурный вир пучины южной,Где в раковине дремлет день жемчужный;
Жемчужину схватить рукою смей,—И пред тобой, светясь, как Афродита,В морях горит – Сирена Маргарита.
X
Ad Lydiam[7]
Змеи ли шелест, шепот ли Сивиллы,Иль шорох осени в сухих шипах,—Твой ворожащий стих наводит страхПрисутствия незримой вещей силы...
По лунным льнам как тени быстрокрылы!Как степь звенит при алчущих звездах!Взрывает вал зыбучей соли прах,—И золот-ключ – на дне живой могилы!..
Так ты скользишь, чужда веселью дев,Замкнувшей на устах любовь и гнев,Глухонемой и потаенной тенью,—
Глубинных и бессонных родниковВнимая сердцем рокоту и пенью,—Чтоб вдруг взрыдать про плен земных оков!
XI
Ad Lydiam
Что в имени твоем пленит?Игра ль Лидийских флейт разымчивых, и ликиПлясуний-дев? Веселий жадных клики —Иль в неге возрыдавшая печаль?
Не солнц ли, солнц недвижных сердцу жаль?И не затем ли так узывно-дикиТимпан и систр, чтоб заглушить уликиКолеблемой любви в ночную даль?..
И светочи полночные колышутБагряным полохом родные сны,И волны тканей теплой миррой дышат...
А из окрестной горной тишиныГлядят созвездий беспристрастных очи,Свидетели и судьи страстной ночи.
XII
Как в буре мусикийский гул Гандарв,Как звон струны в безмолвьи полнолуний,Как в вешнем плеске клик лесных вещуний,Иль Гарпий свист в летейской зыби лавр,—
Мне Память вдруг, одной из стрел-летунийДух пронизав уклончивей, чем Парф,Разящий в бегстве,– крутолуких арфДомчит бряцанье и, под систр плясуний,
Псалмодий стон,– когда твой юный лик,Двоясь волшебным отсветом эонов,Мерцает так священственно-велик,
Как будто златокрылый Ра пилоновБыл твой пестун, и пред царевной никЧелом народ бессмертных фараонов.
XIII
Клан пращуров твоих взрастил Тибет,Твердыня тайн и пустынь чар индийских,И на челе покорном – солнц буддийскихНапечатлел смиренномудрый свет.
Но ты древней, чем ветхий их завет.Я зрел тебя, средь оргий мусикийских,Подъемлющей, в толпе рабынь нубийских,Навстречу Ра лилеи нильский цвет.
Пяти веков не отлетели сны,Как деву-отрока тебя на пиреЛобзал я в танце легкой той Весны,
Что пел Лоренцо на тосканской лире:Был на тебе сапфиром осиян,В кольчуге золотых волос, тюрбан.
XIV
В слиянных снах, смыкая тело с телом,Нам сладко реять в смутных глубинахЭфирных бездн, иль на речных волнах,Как пена, плыть под небом потемнелым.
То жаворонком в горних быстринах,То ласточкой по мглам отяжелелым —Двоих Эрот к неведомым пределамНа окрыленных носит раменах...
Однажды въяве Музой ясноликойТы тела вес воздушный оперлаМне на ладонь: с кичливостью великой
Эрот мне клекчет клекотом орла:«Я в руку дал тебе державной Никой —Ее, чьи в небе – легких два крыла!»
XV
Разлукой рок дохнул. Мой алоцветВ твоих перстах осыпал, умирая,Свой рдяный венчик. Но иного раяВ горящем сердце солнечный обет
Цвел на стебле. Так золотой рассветВыводит день, багрянец поборая,Мы розе причащались, подбираяМед лепестков, и горестных примет
Предотвращали темнею угрозу,—Паломники, любовь, путей твоих,—И ели набожно живую розу...
Так ты ушла. И в сумерках моих,—Прощальный дар,– томительно белея,Благоухает бледная лилея.
XVI
Когда уста твои меня призвалиВожатым быть чрез дебрь, где нет дорог,И поцелуй мне стигмы в руку вжёг,—Ты помнишь лик страстной моей печали...
Я больше мочь посмел, чем сметь я мог...Вдруг ожили свирельной песней дали;О гроздиях нам птицы щебетали;Нам спутником предстал крылатый бог.
И след его по сумрачному лесуТропою был, куда на тайный светМеня стремил священный мой обет.
Так он, подобный душ вождю, Гермесу, —Где нет путей и где распутий нет,—Нам за завесой раздвигал завесу.
XVII
Единую из золотых завесТы подняла пред восхищенным взглядом,О Ночь-садовница! и щедрым садомРаздвинула блужданий зыбкий лес.
Так, странствуя из рая в рай чудес,Дивится дух нечаянным отрядом,Как я хмелен янтарным виноградомИ гласом птиц, поющих: «Ты воскрес».
Эрот с небес, как огнеокий кречет,Упал в их сонм, что сладко так певуч;Жар-Птицы перья треплет он и мечет.
Одно перо я поднял; в золот-ключОно в руке волшебно обернулось...И чья-то дверь послушно отомкнулась.
Жертва агнчая
Есть агница в базальтовой темницеТвоей божницы, жрец! Настанет срок:В секире вспыхнет отблеском восток,И белая поникнет в багрянице.
Крылатый конь и лань тебя, пророк,В зарницах снов влекут на колеснице:Поникнет лань, когда «Лети!» возницеБичами вихря взвизгнет в уши Рок.
Млеко любви и желчь свершений черныхСмесив в сосудах избранных сердец,Бог две души вдохнул противоборных
В тебя, пророк,– в тебя, покорный жрец!Одна влечет,– другая не дерзает:Цветы лугов, приникнув, лобызает.
Appolini[8]
Когда вспоит ваш корень гробовойКлючами слез Любовь, и мрак – суровый,Как Смерти сень,– волшебною дубровой,Где Дант блуждал, обстанет ствол живой.
Возноситесь вы гордой головой,О Гимны, в свет, сквозя над мглой багровойСинеющих долин, как лес лавровый,Изваянный на тверди огневой.
Под хмелем волн, в пурпуровой темнице,В жемчужнице-слезнице горьких лон,Как перлы бездн, родитесь вы – в гробнице.
Кто вещих Дафн в эфирный взял полон,И в лавр одел, и отразил в криницеПрозрачности бессмертной?.. Аполлон!
Материнство
I
Благословенная в женах,Доколе Мать не воспоилаЛежащего ЭммануилаВ благоприимных пеленах, —
Едва знаменовался в снах,Сходивших на долину ила,Где семена богов струилаРека на медленных волнах,
С Младенцем лик Богини темный.О Многогрудой, НеистомнойЭфесский возвещал кумир:
«Всем чадам жизни млеком хлыну!» —И света тайн не видел мирВ жене, сосцы простершей сыну.
II
Земля мужей звала, нага,И семенем Семелы тлела.Вся в неге млечной нива млела:Небесный бык склонял рога.
Где топчет ярых дев нога,Струя обилия белела;Грудь Афоманта тяжелела:Богатство смыло берега.
О, преизбыток – и томленьеЗачатий тщетных!..Но моленье Услышано: ты понесла
Дар вожделенный, плод нетленный —И над Младенцем замерлаУлыбкою богоявленной.
III
Всем посвящения венцыНам были розданы; и свитокПрочитан всем,– и всем напитокЛетейский поднесли жрецы.
В дверь Лабиринта все пловцыВошли с клубком заветных ниток.Всем упоительный избытокСтруили нежные сосцы!
Еще в отчизне темнолоннойДушой блуждает полусонной,С улыбкой материнских губ,
Ладьи владелец колыбельной...Но млеко—хмель; и гостю любЗемли Забвенья зов свирельный,
IV
