Альфред Теннисон - Королевские идиллии
Ну а сюда за рыцарем пришла я,
Чтоб мог он постоять за Лионору,
Мою высокородную сестру,
Владелицу обширнейших земель,
Чья прелесть и с моею не сравнится.
Она сейчас живет в Опасном Замке.
Вкруг башен замка – петлями тремя —
Река кружит. На той реке – три брода.
Три рыцаря те броды охраняют,
Три брата. А четвертый брат – из братьев
Могучий самый – не дает сестре
Покинуть замок, бедную неволит
И заставляет выйти за него.
Но план злодея до тех пор отложен,
Пока ты не отправишь Ланселота,
Славнейшего из рыцарей твоих,
Сразиться с ним. Намерен победить
Он Ланселота и затем со славой
Жениться. Но сестра моя сказала,
Что коль не выйдет замуж за того,
Кого полюбит, то монашкой станет…
Так вот, Король, мне нужен Ланселот!»
Тогда Артур, о Гарете подумав,
Сказал: «Девица, ты, конечно, знаешь —
Тем и живет наш Орден, чтоб со злом
Покончить в королевстве. Но скажи,
Кто эти братья? Что они за люди?»
«Они дурные люди, государь.
Как странствующий рыцарь в старину,
Все четверо где вздумается скачут
И делают лишь то, что пожелают.
Сейчас они учтивы, завтра – грубы.
Закон, Король, для них не существует.
Гордясь своею выдумкою, трое
Из этих дурней так себя назвали:
Звезда Зари, Вечерняя Звезда
И Солнце Полдня. Впрочем, хуже всех
Четвертый, что является повсюду
В доспехах черных, великан могучий,
Зверь-человек, жестокий беспредельно.
Зовется Ночью он, а чаще – Смертью.
И носит шлем, в который вделан череп.[82]
А панцирь свой украсил он скелетом,
Что означает: каждый, кто сумеет
Убить трех братьев иль от них сбежать,
Пронзенный им, в ночи утонет вечной…
Да, братья – дурни, но сильны безмерно,
Вот почему мне нужен Ланселот!»
Тут Гарет из толпы пробился к трону
И крикнул Королю, сверкнув очами:
«Прошу, Король, об этом испытанье!»
И продолжал, заметив, как тотчас
Кей, словно буйвол раненый, взревел:
«Я, будучи твоим слугой на кухне,
Благодаря твоей обильной пище
Столь сильным стал, что запросто и с сотней
Подобных братьев справиться могу.
Ты обещал, Король!» Артур, взглянув
На Гарета, взгляд опустил и молвил:
«Горяч и скор… Но это не беда.
Ты рыцарем достоин быть. Ступай!»
Весь зал был изумлен таким решеньем,
А на лице девицы гордость, стыд
И ярость белизну убили мая…
Она воздела руки и вскричала:
«Стыд и позор, Король! Тебя просила
О первом я из рыцарей твоих,
А ты мне кухонного дал слугу…»
И прежде чем ей помешать успели,
Она спиной к Артуру повернулась,
Промчалась по проходу меж людьми,
Вскочила на коня, спустилась вниз
По улице к таинственным воротам
И к полю поединков поскакала,
Все повторяя: «Кухонный слуга!»
Два выхода парадных было в замке.
Один из них из зала выводил
На крытую мозаикой площадку.
По ней Король обычно на заре
Гулял, на лес и на равнину глядя,
С нее по лестнице широкой вниз
Спускался на дорогу, что терялась
Среди дерев, клонящихся от ветра,
И этой же дорогой возвращался.
Другой же выход – против очага —
Был столь высоким, что в те двери въехать
Легко мог всадник в высочайшем шлеме.
Вот через них-то дева и умчалась,
Кипя от гнева. Вскоре через них
И Гарет вышел, и узрел у врат
Дар Короля в полгорода ценой —
Коня из самых лучших, боевого,
А рядом с ним – своих двух верных слуг,
С которыми он с севера пришел.
Один держал щит без герба и шлем,
Другой – коня и острое копье.
Тогда сэр Гарет распустил завязки
Плаща, пошитого из грубой ткани,
Что с плеч его до самых пят спускался,
И сбросил плащ на землю. И тотчас,
Подобно пламени, легко наружу
Вдруг вырвавшемуся из кучи пепла,
Или подобно бабочке, свой кокон
Невзрачный сбросившей и засверкавшей
Расправленными крыльями под солнцем, —
Богатые доспехи засверкали.
Ну, а пока сэр Гарет надевал
Шелом, брал щит и на коня садился,
Пока к руке прилаживал копье
Из дерева, что бури закалили,
И с острием из вороненой стали,
Вокруг него честной народ собрался.
Сюда ж толпой из кухни вышли слуги
И, глядя на того, кто лучше многих
Работал, и кого они, любя,
Носить готовы были на руках,
Бросали в воздух шапки и кричали:
«Благослови, Господь наш, Короля
И Королем основанное братство!»
Пробившись сквозь толпу кричавших, Гарет
Промчался вниз по улице наклонной
И вскоре за воротами исчез.
О как был счастлив Гарет! Но как пес,
Подравшийся с другим, остыть не может
И от обиды злится и рычит,
Коли в пылу борьбы его врага
Хозяин отозвал, так и сэр Кей
Возле ворот с презреньем вспоминал
О Гарете, которого столь часто
Он прежде изводил и притеснял:
«Слуге дать рыцарское испытанье?
Дать повару доспехи и коня?
Король наш не в себе! А вы, рабы,
Идите, возвращайтесь вновь к работе!
Потухнет ваш огонь – мой вспыхнет гнев!
Разве восход на западе бывает?
Разве закат бывает на востоке?
Умчался! Мой слуга! Скорей всего,
Он в юности немало получил
Ударов по башке настолько крепких,
Что у него навек мозги отшибло.
Болван! Да как он рот открыть посмел,
Да как мужлан не постыдился крикнуть,
Что служит он на кухне! Тьфу ты, право!
А ведь казался скромным и покорным,
Пока отмечен не был Ланселотом.
Вот догоню нахала и взгляну,
Признает ли во мне он господина.
Ушел от дыма он, но я его
Копьем своим с благословенья Божья
В грязь опрокину, а Король, когда
Очнется от безумья, вновь нахала
Загонит в дым».
Но Ланселот сказал:
«Что ж вы идете против Короля
И юношу браните понапрасну?
Иль не служил он честно Королю?
Послушайте, сей юноша силен,
И меч с копьем ему давно знакомы…»
«Вы б лучше помолчали, – буркнул Кей. —
Излишней снисходительностью вы
Хороших слуг способны лишь испортить».
И, на коня вскочив, он мимо слуг,
В молчании стоявших, поскакал
По улице, бегущей вниз, к воротам.
Меж тем девица, на турнирном поле
Замешкавшись, вздыхала: «Почему
Король так посмеялся надо мною?
Коль жить не может он без Ланселота,
Ну дал бы мне кого-нибудь хотя бы
Из тех, кто здесь всегда готов сразиться
За даму сердца, за любовь и славу.
А вместо этого – о Небеса!
Пусть будет стыдно Королю! – мне дал
Он кухонного своего слугу!»
Но ей сказал подъехавший сэр Гарет
(Его, сверкавшего в доспехах, были
Немногие красивей): «Дева, долг свой
Я выполню. Скачите – я за вами!»
Она в ответ зажала тонкий носик
Двумя перстами, словно человек,
Который запах смрадного гриба
Вдохнул нежданно в роще и решил,
Что эта вонь от падали исходит —
От мертвой землеройки или ласки, —
И крикнула визгливо: «Прочь! Изыди!
Воняешь ты сильней, чем жир на кухне!
Ты лучше погляди, кто скачет сзади!»,
Поскольку сзади приближался Кей.
«Ты своего узнал ли господина?
Я – Кей. Тебя заждался наш очаг!»
Но так ответил Гарет сэру Кею:
«Вы больше мне не господин, и вас
Узнал я хорошо – вы самый мерзкий
Из рыцарей, что служат Королю!»
«За это ты ответишь!» – рявкнул Кей
И налетел на Гарета, но в схватке
В плечо был ранен и упал на землю.
И снова бросил девушке сэр Гарет:
«Скачите – я за вами!» И девица,
Коня хлестнув, помчалась быстро прочь.
Когда же перестали комья дерна
И камушки лететь из-под копыт,
И сердце у коня готово было
От скачки сумасшедшей разорваться,
Остановившись, крикнула девица:
«Ну что ты привязался, поваренок?
Ты, верно, думаешь, я буду больше
Тебя ценить и полюблю сильней
За то, что ты случайно, по несчастью,
Смог ранить господина своего?
Посудомойка, вертеловращатель —
Ты кухней, смерд, воняешь, как и раньше!»
«Девица, – отвечал учтиво Гарет, —
Кричите что угодно, все равно
Вас не покину я до той поры,
Пока свой славный подвиг не свершу
Иль не погибну».
«О, так ты – герой?
(Он говорит как рыцарь благородный —
Усвоил, плут, хорошие манеры.)
Но знай, слуга, с таким тебе придется
Сразиться воином, что и за ломтик,
Какой всегда ты получал на кухне,
Ему в лицо взглянуть ты не посмеешь».
«Я попытаюсь», – улыбнулся Гарет,
Что в бешенство девицу привело,
И тотчас же она помчалась прочь —
В лес, по дороге, тающей вдали,
И Гарет, как слуга, скакал за нею.
«Сэр Поваренок, сбилась я с пути,
Что охраняется людьми Артура,
А здесь, в лесу, разбойников, как листьев…
Зачем нам погибать обоим? Я
Тебя освобождаю… Или ты
Привык сражаться вертелом своим?
Тогда готовься: сбилась я с пути».
До сумерек скакали эти двое,
