Давид Самойлов - Стихи

КРАСНАЯ ОСЕНЬ

Внезапно в зелень вкрался красный лист,Как будто сердце леса обнажилось,Готовое на муку и на риск.

Внезапно в чаще вспыхнул красный куст,Как будто бы на нем расположилосьДве тысячи полураскрытых уст.

Внезапно красным стал окрестный лес,И облако впитало красный отсвет.Светился праздник листьев и небесВ своем спокойном благородстве.

И это был такой большой закат,Какого видеть мне не доводилось.Как будто вся земля переродиласьИ я по ней шагаю наугад.

ЗАБОЛОЦКИЙ В ТАРУСЕ

Мы оба сидим над Окою,Мы оба глядим на зарю.Напрасно его беспокою,Напрасно я с ним говорю!

Я знаю, что он умирает,И он это чувствует сам,И память свою умеряет,Прислушиваясь к голосам,

Присматриваясь, как к находке,К тому, что шумит и живет…А девочка-дочка на лодкеДалеко-далеко плывет.

Он смотрит умно и степенноНа мерные взмахи весла…Но вдруг, словно сталь из мартена,По руслу заря потекла.

Он вздрогнул… А может, не вздрогнул,А просто на миг прерваласьИ вдруг превратилась в тревогуМеж нами возникшая связь.

Я понял, что тайная повесть,Навеки сокрытая в нем,Писалась за страх и за совесть,Питалась водой и огнем.

Что все это скрыто от близкихИ редко открыто стихам..На соснах, как на обелисках,Последний закат полыхал.

Так вот они — наши удачи,Поэзии польза и прок!..— А я не сторонник чудачеств, —Сказал он и спичку зажег.

БОЛДИНСКАЯ ОСЕНЬ

Везде холера, всюду карантины,И отпущенья вскорости не жди.А перед ним пространные картиныИ в скудных окнах долгие дожди.

Но почему-то сны его воздушны,И словно в детстве — бормотанье, вздор.И почему-то рифмы простодушны,И мысль ему любая не в укор.

Какая мудрость в каждом сочлененьеСогласной с гласной! Есть ли в том корысть!И кто придумал это сочиненье!Какая это радость — перья грызть!

Быть, хоть ненадолго, с собой в согласьеИ поражаться своему уму!Кому б прочесть — Анисье иль Настасье?Ей-богу, Пушкин, все равно кому!

И за полночь пиши, и спи за полдень,И будь счастлив, и бормочи во сне!Благодаренье богу — ты свободен —В России, в Болдине, в карантине…

ТАЛАНТЫ

Их не ждут. Они приходят сами.И рассаживаются без спроса.Негодующими голосамиЗадают неловкие вопросы.

И уходят в ночь, туман и сыростьСтранные девчонки и мальчишки,Кутаясь в дешевые пальтишки,Маменьками шитые навырост.

В доме вдруг становится пустынно,И в уютном кресле неудобно.И чего-то вдруг смертельно стыдно,Угрызенью совести подобно.

И язвительная умудренностьВдруг становится бедна и бренна.И завидны юность и влюбленность,И былая святость неизменна.

Как пловец, расталкиваю ставниИ кидаюсь в ночь за ними следом,Потому что знаю цену давнимНашим пораженьям и победам…

Приходите, юные таланты!Говорите нам светло и ясно!Что вам — славы пестрые заплаты!Что вам — низких истин постоянство!

Сберегите нас от серой прозы,От всего, что сбило и затерло.И пускай бесстрашно льются слезыУмиленья, зависти, восторга!

МАТАДОР

Скорей, скорей! Кончай игруИ выходи из круга!Тебе давно не по нутруИграть легко и грубо.

Пока злащеный рог быкаТебя не изувечилПод исступленный свист райкаИ визг жестоких женщин,

Пока убийцею не стал,Покуда ножевогоКлинка мерцающий металлНе поразил живого —

Беги! Кончай игру! Скорей!Ты слышишь, как жестокоСопенье вздыбленных ноздрей,Как воет бычье око!..

…Ты будешь жить на берегуВ своей простой лачуге,Не нужный прежнему врагу,Забыв о прежнем друге.

И только ночью волн возняНапомнит гул, арену.И будет нож дрожать, дразня,На четверть вбитый в стену…

ДОМ-МУЗЕЙ

Потомков ропот восхищенный,

Блаженной славы Парфенон!

…производит глубокое…

Заходите, пожалуйста. ЭтоСтол поэта. Кушетка поэта.Книжный шкаф. Умывальник. Кровать.Это штора — окно прикрывать.Вот любимое кресло. ПокойныйБыл ценителем жизни спокойной.

Это вот безымянный портрет.Здесь поэту четырнадцать лет.Почему-то он сделан брюнетом.(Все ученые спорят об этом.)Вот позднейший портрет — удалой.Он писал тогда оду "Долой"И был сослан за это в Калугу.Вот сюртук его с рваной полой —След дуэли. Пейзаж "Под скалой".Вот начало "Послания к другу".Вот письмо: "Припадаю к стопам…"Вот ответ: "Разрешаю вернуться…"Вот поэта любимое блюдце,А вот это любимый стакан.

Завитушки и пробы пера.Варианты поэмы "Ура!"И гравюра: "Врученье медали".Повидали? Отправимся дале.

Годы странствий. Венеция. Рим.Дневники. Замечанья. Тетрадки.Вот блестящий ответ на нападкиИ статья "Почему мы дурим".Вы устали? Уж скоро конец.Вот поэта лавровый венец —Им он был удостоен в Тулузе.Этот выцветший дагерротип —Лысый, старенький, в бархатной блузеБыл последним. Потом он погиб.

Здесь он умер. На том канапе,Перед тем прошептал изреченьеНепонятное: "Хочется пе…"То ли песен. А то ли печенья?Кто узнает, чего он хотел,Этот старый поэт перед гробом!

Смерть поэта — последний раздел.Не толпитесь перед гардеробом..

БЕРТОЛЬД ШВАРЦ

(Монолог)

Я, Шварц Бертольд, смиреннейший монах,Презрел людей за дьявольские нравы.Я изобрел пылинку, порох, прах,Ничтожный порошочек для забавы.Смеялась надо мной исподтишкаВся наша уважаемая братья:"Что может выдумать он, кроме порошка!Он порох выдумал! Нашел занятье!"Да, порох, прах, пылинку! Для шутих,Для фейерверков и для рассыпныхХвостов павлиньих. Вспыхивает — пых! —И роем, как с небесной наковальни,Слетают искры! О, как я люблюИскр воркованье, света ликованье!..

Но то, что создал я для любованья,На пагубу похитил сатана.Да, искры полетели с наковален,Взревели, как быки, кузнечные меха.И оказалось, что от смеха до греха,Не шаг — полшага, два вершка, вершок.А я — клянусь спасеньем, боже правый! —Я изобрел всего лишь для забавыСей порох, прах, ничтожный порошок!

Я, Шварц Бертольд, смиреннейший монах,Вас спрашиваю, как мне жить на свете?Ведь я хотел, чтоб радовались дети.Но создал не на радость, а на страх!И порошочек мой в тугих стволахОбрел вдруг сатанинское дыханье…Я сотворил паденье крепостей,И смерть солдат, и храмов полыханье.

Моя рука — гляди! — обожжена,О, господи, тебе, тебе во славу…Занем дозволил ты, чтоб сатанаПохитил порох, детскую забаву!Неужто все, чего в тиши ночейПытливо достигает наше знанье,Есть разрушенье, а не созиданье.Чей умысел здесь? Злобный разум чей?

ШУБЕРТ ФРАНЦ

Шуберт Франц не сочиняет —Как поется, так поет.Он себя не подчиняет,Он себя не продает.

Не кричит о нем газета,И молчит о нем печать.Жалко Шуберту, что этоТоже может огорчать.

Знает Франц, что он кургузыйИ развязности лишен,И, наверно, рядом с музойОн немножечко смешон.

Жаль, что дорог каждый талер,Жаль, что дома неуют.Впрочем — это все детали,Жаль, что песен не поют!..

Но печали неуместны!И тоска не для него!..Был бы голос! Ну а песниЗапоются! Ничего!

Хочется мирного мираИ счастливого счастья,Чтобы ничто не томило,Чтобы грустилось не часто.

" Хочется синего неба "