Судьба и случай. Стихи из разных книг - Татьяна Витальевна Кузовлева

Мы едем по миру, где спутаны вёсны и зимы,

Где сходятся грех, покаянье, молчанье и крик.

Где все мы равны изначально и все заменимы,

И каждый не знает, когда его поезд в тупик.

А поезд ползёт, синеватые рельсы утюжа.

И кажется – можно в любую минуту сойти.

Нам были даны при рождении разные души.

Спит бомж в электричке.

Храни его, Боже, в пути.

Дальний перелёт

2004

«В пространстве бытия…»

В пространстве бытия,

Иголку в стоге пряча,

Определить, где я, —

Не сложная задача.

Я между Вы и ты

Ищу подобье брода.

Я там, где темноты

Пугается свобода,

Где тыщу лет подряд

Любовь дороже хлеба,

Где взгляда ищет взгляд,

Как землю ищет небо.

Где череду недель

В кольцо свивает вьюга.

Где ночи ищет день,

Как ищем мы друг друга.

Памяти Владимира Савельева

1

Ну, что тебе сказать?

     Здесь, в этом мире ветхом,

Где каждый одинок,

     где нет похожих дней,

Где царствует зима,

     в своём обличье редком,

Где снег, как чуткий барс,

     пластается по веткам,

Так неуютно мне

     без близости твоей.

Ну, что тебе сказать?

     И надо ли? И ждёшь ли?

Когда звучит двух душ

     безмолвный разговор,

Когда твои следы

     присыпаны порошей,

Когда опять тону

     я в нашей жизни прошлой,

Шепча себе самой

     смертельный приговор.

Так мечется луна,

     ныряя слёту в тучи,

Так прорастает боль

     откуда-то со дна.

Так я шепчу в ночи:

     – Раз ты ушёл, не мучай!

И отведи свой взгляд,

     прищуренно-тягучий,

Дай притерпеться мне

     к тому, что я одна.

Пускай в пустой ночи

     меня врачует снежность,

Пусть выдумаю я,

     что рана заросла,

Что без тебя прожить —

     простая неизбежность.

Но что мне делать с тем,

     что называют – нежность?

Возьми её – она

     сожжёт меня дотла.

2

И пусто, и светло,

И так просторно в доме,

Как будто всё ушло,

Что было на ладони.

Всё можно пережить,

Перетерпеть и пере —

Страдать и дальше плыть,

И знать, по крайней мере,

Что скорбь – великий грех,

Когда её взыскуешь.

Но вдалеке от всех

О малом затоскуешь:

Что не к кому спешить

И не с кем среди ночи

То переворошить,

О чём не скажешь прочим,

И некому – «Пока!»,

Чтоб после: «Наконец-то!».

И ноша велика.

И никуда не деться.

3

Когда смолкают крики птиц,

Когда на небе месяц вышит,

И в нежной ямке меж ключиц

Душа пульсирует и дышит,

Мне видится иная жизнь,

Где не было потерь покуда,

Где бормочу я: «Задержись» —

Невесть кому, невесть откуда.

И где-то там, у края сна,

Как бы из гулкого колодца,

Звучит мелодия одна,

Но я-то знаю: оборвётся.

Уйдёт, как тихий дождик – в сушь,

Напрасной обернётся мукой:

Где так щемяща близость душ,

Там всё кончается разлукой.

Я это вызнала. Я впредь

Должна замкнуть и слух, и двери.

Сближает, разлучая, смерть.

Она не знает про потери.

«Восстановить пытаюсь храм…»

Восстановить пытаюсь храм,

А он лежит в разрухе.

И все слова – не те, не там,

И откровенья глухи.

И я, как по речному льду,

Хватая горлом вьюгу,

Как одержимая, иду,

Боясь сорваться с круга.

И кровь толкает горячо

Меня волною в сердце.

А я ни на одно плечо

Не смею опереться —

Затем, что каждому своё —

От срама до почёта.

Затем, что за моё житьё

Лишь мне платить по счёту.

Что суждено мне на роду, —

Не минет, не обманет.

И лишь тогда я упаду,

Когда любви не станет.

Север

Здесь сущее связано кровно,

Здесь, гулом тесня берега,

Тяжёлые мокрые брёвна

Выносит на отмель река.

Здесь чаечий возглас, как бритва,

Над тёмной волной занесён.

Здесь ветра глухая молитва

Напутствует дерева сон.

Здесь совы кричат одичало.

Здесь путник у страха в плену.

И здесь я, наверно, сначала

Когда-нибудь путь свой начну.

Медведицей трону малину,

Лисой прокрадусь в темноте.

Бесшумною рысью застыну

И выгорблю шерсть на хребте.

И зренье со слухом направлю

Туда, куда вам не попасть.

И только два чувства оставлю

Из множества: голод и страсть.

Последний пассажир

Когда почти сомкнулись двери,

Когда он думал: «Всё… Предел…» —

Он втиснулся в вагон, не веря,

Что успевает, что успел.

Плечами помня тяжесть створок,

Он с теми чувствовал родство,

Чьих судеб разномастный ворох

Дышал и жил вокруг него.

Он общей воле стал послушным,

Он вжат спиной был в чью-то грудь,

И он не мог в пространстве душном

Ни шевельнуться, ни вздохнуть.

Но был уже запущен счётчик,

Был смертник со взрывчаткой слит,