Привык я утром двигать горизонт, или Гениальность не порок, а лишь повод для знакомства. Пародии на стихи Михаила Гундарина. Часть III - Владимир Буев
Если мнится, что бог…
Михаил Гундарин
ПРАЗДНИКИ
описательная поэма
Авось приманенная радость
ещё заглянет в угол наш.
Боратынский
1.
Оксиген ищет путь. Его речь крепка.
Голос мёрзнущей мыши. Начало сна.
По-над берегом россыпью облака,
Значит, если захочешь, взойдёт луна.
Я люблю этот залп небольших светил,
эту музыку гаснущих полусфер,
эти танцы для тех, кто всегда бескрыл,
но сегодня выспался – и взлетел.
И на Ленинских, и на ничьих горах,
и на том перекрёстке, где острый нож,
всё летает светящийся певчий прах,
максимально размноженный медный грош.
Что подставить ему как пустой карман?
То ли глаз, то ли ухо… А вот ещё:
говорят, будет выстроен балаган,
и вошедший в него – навсегда прощён.
2.
Лету – летнее, осени – всё подряд.
Что споёт августовский простой песок
мы узнаем, когда повернём назад.
А покуда, от солнца наискосок,
здравствуй, книга такого большого дня,
где зелёный да жёлтый поверх всего!
Где отважный купальщик смешит меня,
а тебя вдохновляет задор его.
Вместо имени – пляжная дребедень.
Вот комар опускается, как орёл,
но находит не печень, а только тень,
от огня, что и так далеко увёл,
но не в сторону сердца, а взад-вперёд,
за гантелями для тренировки рук,
за рублём на покупку шипучих вод,
открывая которые слышишь звук.
3.
Три поэмы выходят в один тираж.
Но не время рассчитывать на успех –
добродушный читатель, мучитель наш
делит праздничный свой пирожок на всех,
оставляя кусочек на чёрный день,
оделяя оставшимся невпопад…
Но довольно того, что ему не лень
под бумажным дождём принимать парад.
Мы и сами закуска, фисташки-dry,
(для надёжности можно добавить бром).
Между этими судьбами выбирай,
допиши до конца и взмахни платком.
До свидания, волны текучих лун,
коридоры, сверлящие небеса!
Как ни строй календарь, каждый раз канун
обгоняет начало на полчаса.
4.
Где комета хвостом не разбила льда,
побоявшись распробовать глубину,
там и я буду медлить и ждать, когда
торопливое сердце пойдёт ко дну.
Не оценишь, пока не начнёшь тонуть,
деловитую хрупкость ночных витрин –
открывая обзор, преграждают путь
торопящимся таять, как аспирин.
Расторопной шипучкой упасть на дно,
в тёмный трюм просочиться косым лучом –
одинаково хлопотно (всё равно,
что поддерживать тонущий мир плечом).
Полюбовный напиток семи страстей
разрывает на части чугунный шар.
Замолчи и высчитывай, грамотей,
по сомнительным числам чужой навар.
5.
Мы разрушили мир, чтобы вышел дом,
но не вышло, как водится, ни гроша.
Вот и ночь прогремела пустым ведром,
мимо зарослей спящего камыша.
Завтра День Урожая. Пора в амбар
корешкам и вершкам довоенных снов.
Под испорченным душем смывай загар,
ожидай наступления холодов.
По любому выходит, что нет судьбы,
в этих улицах тёмных, но вот рассвет –
заправляет хозяйством и бреет лбы,
а не скажет ни слова тебе в ответ.
Да и ты позабудешь задать вопрос,
наблюдая, как делает первый взмах
наша полночь, летящая под откос,
не сумев задержаться ни в чьих зрачках.
6.
Только ты и свобода твоей беды.
Сколько вынуто ключиков из глазниц!
Мы опять на пороге Большой Воды.
Море носит бутылки и мёртвых птиц.
Море ищет пожатья твоей руки,
пропуская сквозь пальцы мои слова.
Нарисуем линии, уголки –
вот и вышла повинная голова.
Вот и вышла свобода лететь навзрыд,
обращая всё встречное ни во что.
Время рухнуло в море, но мир стоит,
и на вешалке виснет ничьё пальто.
Это молодость, впрочем, а не звезда,
это тема, но будет ещё темней.
Где выходит на берег твоя беда,
там и будет кому позабыть о ней.
Владимир Буев
1.
Если мнится, что бог, то зажечь луну
не пытайся при первой же мысли вслух.
Поразмысли, потом проглоти слюну.
Прикуси язычок, чтобы он распух.
Вот тогда загорится сама луна.
И светила иные станцуют вальс.
То не сон, ты не бог – голова пьяна.
Потому и столь редкостный расколбас.
Птичий пух (ровно так, как и птичий прах),
Освещённый сияньем луны и звёзд,
будто камень, застыл на твоих губах.
Разоритель не меньше, чем сотни гнёзд!
Но ни в глаз и ни в ухо не получил.
Побоялся природу народ спасать.
Кому должен, народ уж давно простил.
Да потребно и пар иногда спускать.
2.
Лету – всё. Остальным недрузьям – закон.
Как почую сентябрь, так хочу в полёт.
Ещё август жив, осень бьёт поклон,
выставляя августу незачёт.
У пруда купальщик один лежит.
И чего мои взоры туда косят?
Знать, купальщица. Потому аппетит
разыгрался, хоть возраст – под шестьдесят.
Как заёкало сердце! И в двадцать лет
не бывало такого – и вот опять.
Как же больно-то! Видимо, сей предмет
стал характер всё чаще проявлять.
Так скорей за гантелями! И качать
плечевые усталые мускулы,
чтобы к новому году сформировать
богатырское тело русское.
3.
Тут не только поэмы в тираж идут,
скоро выйдем в бесценный мы все тираж.
Неконкретные образы ускользнут.
На конкретных устроим крутой вираж.
Пирожок на троих – это братство тех,
кто не сдаст ресторанам родной подъезд,
кто закуску разделает под орех,
бог не выдаст кого и свинья не съест.
Кто не только в казармах бромид глотал
иль текучие луны гонял платком,
кто при этом писал до конца: амбал!
Не амбал, так гиганта в нём есть геном.
Но поправки в итоге не избежать
Ведь канун – это не полчаса, а день.
Перед праздником целый день лежать,
то читая, то стряпая свой катрен.
4.
Разлетались кометы туда-сюда,
не желают они на землю пасть.
Пусть бесчисленна этих комет орда,
Их профессия – души, а лёд – матчасть.
Потому не желают кометы лёд
ни растрескивать влёгкую, ни всерьёз
разбивать, чтоб в глубины холодных вод
погрузиться, насытив поэта спрос.
Не желают кометы ни дна, ни в трюм,
ни покрышки: они высоко парят.
Если дно, то поэт на гидрокостюм
на крайняк согласится, коль угостят.
Но покрышка и трюм? Не бывать тому!
Как в покрышке иль в трюме миры спасать?
Семь страстей пережить лучше на дому:
пить напиток любовный, икру метать.
5.
Мир разрушен, но крепость моя стоит.
Я-то знаю, что рушить, а что – табу.
Пусть в грошах испытывают дефицит
нехорошие люди с клеймом на лбу.
Пусть они и живут внутри камышей.
У меня мой дом – это крепость моя.
Тут меня зимой ублажит Орфей,
Пела летом – зимою танцуй, змея.
Стрекоза, говоришь? Всё равно танцуй!
Слова нет другого тебе в ответ.
Ты попробуй на улице заночуй,
и поймёшь, как прекрасен был наш дуэт.
Все вопросы твои (верю: навсегда)
отпадут и забудутся – мне везёт.
И в зрачках твоих вечною правдой «да!»
при вопросе моём любом сверкнёт.
6.
Как жестоко порою себя ведут
экземпляры двуногих, кого назвать
и людьми-то нельзя. В глаза суют
Вместо скважин ключи, чтоб глаз лишать.
А потом вот сиди у Большой Воды
и вылавливай трупы несчастных птиц,
хорони пепел детской большой мечты,
извлекая ключи из пустых глазниц.
Вот пальто промокло – оно бодрит.
Брызги шпарят, не жалуя никого.
И на берег выходят богатыри.
Тридцать три. Недостача лишь Самогó!
Этим са́мым сами́м стану лично я.
Был я молод, теперь старым стал совсем.
Черномору никак отказать нельзя.
Так что руку давай и пойдём в Эдем.
Гениальность не порок
Михаил Гундарин
ПРОГУЛКИ
1.
Этот город слишком мал
для достойного романа.
Ты – начало всех начал,
я – звезда телеэкрана.
В этом разница и суть
безнадёжных отношений.
У тебя большая грудь,
я почти взаправду гений.
Жизнь идёт на поводу
у игрушечной обиды.
Не имей меня в виду,
не теряй меня из виду!
Этот город зорких глаз
по-весеннему подробен
и поэтому для нас,
словно обувь, неудобен.
2.
Мы выходим на бульвар,
на цветущую аллею.
Первый утренний комар
опускается на шею.
Для него спасенья нет
от безжалостной ладони!
Запах пива и котлет
утонул в одеколоне.
Между прочим, двести штук
стоит жгучая водица.
Пригодится, если вдруг
захочу опохмелиться.
Да и как не захотеть
после этаких прогулок!
Мы с тобой попали в сеть,
мы на
