Привык я утром двигать горизонт, или Гениальность не порок, а лишь повод для знакомства. Пародии на стихи Михаила Гундарина. Часть III - Владимир Буев

3.

Видишь, справа гастроном

под названием «Диета»?

Торговали там вином

в дни Великого Запрета.

Там несчастен был народ!

Был и я с моим народом

дни и ночи напролёт,

словно в песне, год за годом.

Вдохновенная душа

сквозь сумятицу и давку

продвигалась не спеша

к заповедному прилавку.

Голубые города!

Удивительное рядом!

А теперь смотрю туда

равнодушным, вялым взглядом.

4.

Десять лет тому назад

нас не старили столетья.

Мы глотали сопромат

вместо сладкого, на третье.

Зеленеющим кустам

лестны лёгкие морозы,

как цензура – трём листам

начинающейся прозы.

Впрочем, в эти времена

ты была надеждой школы…

Значит, речь моя скучна,

как похмелье с кока-колы,

как в застолье спич о том,

чем кончается веселье:

не больным ли животом

и ментовскою шинелью?

5.

Вот коммерческий ларёк

под названьем «Недотрога».

В нём работал мой дружок,

Целовальников Серёга.

Весь бесхитростный товар

был опробован друзьями.

Невеликий свой навар

пропивал Серёга с нами,

рассуждая: «Трам-тарам!

Недорезанным буржуям

свою душу не продам,

пусть довольствуются малым!»

Зимней ночью был он бит,

а потом замёрз по пьяни…

«Недотрога» же стоит,

и владеют ей армяне.

6.

Скучный университет

обойдём-ка стороною…

Лучше я тебе секрет

примечательный открою.

Чем доступней мир идей,

тем мучительней пространство.

От сомнительных путей

нас хранят любовь и пьянство.

То есть ты меня спасёшь

без особенных усилий…

…если эта молодежь,

что с ухмылками рептилий

приближается сюда,

завернёт в ближайший скверик…

Завернули? Ну, тогда

отправляемся на берег!

7.

Славно лёжа на спине

наблюдать такие дали,

где в прохладной вышине

сочетаются детали,

образуя тот же вид,

ту же скучную картину,

что сгорая, не сгорит

(разве что наполовину).

Да и где он, тот огонь?

Вот и нам пора обратно.

Покажи свою ладонь –

ну, теперь мне всё понятно!

Останавливает кровь

пожелание удачи.

Мир затягивает вновь

и не может быть иначе.

Владимир Буев

1.

Гениальность не порок,

а лишь повод для знакомства.

Неудобен мой урок?

Не причина он потомства.

Мне звездить судьбой дано,

обижаться не должна ты.

Ты сама пила вино,

На себя я взял оплату.

Да, я подливал слегка.

Но как только дно пустело,

ты глядела в облака

и душа твоя скорбела.

Намекнула мягко мне:

мол, одежда неудобна,

дескать, при большой луне

Афродите ты подобна.

2.

Я поверил, что ж теперь

ты в меня шкатулкой мечешь?

Ты амбиции умерь –

ими жизнь не обеспечишь.

Ты не верь в злорадный звон,

что разносится повсюду.

Вовсе не одеколон

ты пила. И злому люду

верить на́ слово нельзя.

Пусть предъявят аргументы:

фотоснимки (как ферзя)

иль с печатью документы.

Так пойдём опять гулять,

чтобы вновь ключом забила

наша жизнь. К чему пенять

на красавца Михаила!

3.

Не ревнуй меня сейчас

к той Ахматовой, что Анной

прозывалась. Мой Парнас

точно не был скрыт сутаной.

Потому ходил в народ:

в гастрономы; к королевам.

Лишь последний идиот

юность сдал иным напевам.

Так пойдём теперь с тобой

в те места, где я и Анна,

были вместе со страной

(там не ходят графоманы).

В те места, где крылья птиц

развернутся и защитой

станут от других блудниц

и подруги именитой.

4.

Сорок лет тому назад

был немного я моложе,

но пока ещё засад

на моём хватает ложе.

Лягу если на диван,

сразу что-нибудь готово:

то поэма, то роман.

Гениально через слово.

Неспроста ведь сопромат

я глотал студентом вуза.

Налицо и результат –

Посещает ночью муза.

Вот ревнуешь ты опять.

Муза – это ведь не Анна.

Это чтоб из темноты

образ вынырнул спонтанный.

5.

У меня друзья круты:

не чета иным слюнтяям.

С ними свяжешься – кранты,

Ведь они как самураи!

Водку хлещут, глушат спирт,

Кулаками бодро машут.

А потом чувихам флирт

артистически навяжут.

Я к друзьям старался быть

Ближе, чем к негодным рохлям.

Подвизался водку пить,

Пока все друзья не сдохли.

И тогда буржуев я

сам пошёл мочить в сортирах.

Стоп! Хватило мне чутья:

не пошёл я в дебоширы.

6.

Образованных теперь –

что китайцев на Востоке.

Я хороший, я не зверь,

хоть порой четвероногий.

Нашепчу тебе в уста

Сонм идей крутых по пьяни.

Не жалея живота,

размещайся на диване.

Вот закончили, пойдём

прогуляемся немного,

в парке два часа убьём.

В парк ведёт одна дорога.

Молодёжный там дебют:

образованы все очень.

Коль тебя не отобьют,

То меня побьют (замочат).

7.

А порой люблю мечтать:

На диван, бывало, ляжешь

и давай СЕБЯ строгать

в образах (не всё расскажешь).

Что-то рассказать готов:

то главарь бритоголовый,

(мол, начальник пацанов),

то я царь, то Казанова.

То я сам Наполеон

(до Бородина, конечно),

то Кутузов из времён,

когда враг бежал поспешно.

Мне не скучно жить, когда

все мечтанья удаются.

…Что года? Опять года?!

Не дождётесь/не дождутся.

Я рефлексирую, я не мошка

Михаил Гундарин

СТАРЫЙ ПОЭТ

Вступление

Дочиста съеденной речи крошки –

острые, словно от сухарей,

видишь, протягиваю в ладошке

для привлечения голубей.

Люди в домах, мутный свет в окошке,

им не надо пищи моей.

Так и случилось. В плаще потёртом,

в кепке, болтающейся на глазах,

перекрывавший миру аорты,

ныне оставшийся в дураках,

молча стою. Разновидность спорта –

окормление малых птах.

Выше взлететь, тяжелей свалиться –

так я в гордыне своей хотел.

В общем кипенье перевариться,

о пустоту раскрошиться (мел)…

Все получилось у очевидца,

преодолевшего свой предел.

Фрагмент 1.

1.

Начинай же. Я за тобою

со своей небольшой бедою,

со своей золотой трубою –

пионерским зовётся горн.

Вечер вновь лимонадом полн.

Здравствуй, Алка, и здравствуй, Светка,

первой встречи пустая клетка.

Вот на память сухая ветка –

наш посланец назад летит,

выковыриваясь из орбит.

Это гимн выпускному классу,

порастраченному запасу,

карабасскому Барабасу.

Неуместный звучит свисток,

затянулся зарёй Восток –

дело на полчаса, дружок.

2.

…А потом я пошёл и вымолвил,

только тем ничего не вымолил,

обломался, пошёл на слом.

Та девица звалась Молекулой,

я же вовсе не был Калигулой,

да, хорошим, но не орлом.

Подари мне своих родителей,

дева света, и осветителей,

что идут тебя освещать.

Завещай мне землю и фабрику

да, засранцу, но вряд ли бабнику,

отказавшая нежить-б…

О проклятое бремя молодости,

дай мне силы для новой подлости,

заколдуй мою злую тень!

Разрешенного лета радости,

пищеблоком пропахшие сладости,

просто скисшая дребедень.

3.

Мы с тобою повстречались. Было душно, было жарко.

Я сказал: на дискотеке будешь мне женой, а ты,

улыбаясь, отвечала: эта дырка, эта арка

(две на каждый на динамик) просто марка пустоты.

Ты не даришь мне подарка, а подарки так просты.

Мы с тобой сидим в буфете есть две пиццы и хот-доги,

у тебя такое платье, что запутались цвета.

Мы с тобой уже не дети, но не люди, и не боги,

у тебя такие туфли, у тебя в душе мечта –

быть одною из немногих, но немногих неспроста.

Я бы съел тебя на завтрак, я бы выпил это море

с серебристыми ногтями да помадой золотой.

Я стесняюсь продолженья, я теряюсь в разговоре,

уже поздно, уже страшно, уже всем пора домой.

Словно надпись на заборе, ночь окажется простой.

4.

По рублю,

говорю, сука,

и

по декабрю,

ну-ка

– Голливуд, гори!

Сообразим,

понимаешь,

сразу на

вообразим

что. Убегаешь?

Не беда это, а война.

Не такою

жизнь,

не такою,

Он обещал мне, а

с закуской, с маслинами, ухою, икрою.

Слова

Грели

чтоб всех,

чтобы их ели.

Чтоб вверх, так вверх.

...............

А ты попробуй!

5.

Эти улицы темны

эти улицы пусты

но ведь мы

с пустотой на ты

я использован сполна

я использован зазря

но она

знает теперь, что такое заря

предварительный заказ

показательный закос

двое нас

лишь я и её барбос

мы по лезвию ножа

я ответил ей ложись

говорю госпожа

ведь такова вот жизнь

не хочу говорит затем

уходит знать в туалет

я в её квартире номер семь

а её уже вовсе нет

6.

Деревья осыпаются. Налево,

Туда, иду задумчиво. Налево

Виниловый тяжелый винегрет.

Зима глядит совиными глазами.

Сплошной дум-дум в компьютерном вокзале,

Мучительный, как чёрный пистолет.

Любви моей в раскрашенное небо

Сегодня я смотрел, как будто в небо,

Как некогда описывал Рабле.

Устали раскавыченные чресла,

Устал стакан, устала и канистра,

Устала хризантема на столе.

Я обещал себе во имя жизни

Уже не думать о грядущей смерти,

Что лезвие наводит на язык.

Она теперь одна, в пустой квартире,

Откуда я ушёл, в какой-то мере

Заполнив надлежащие пазы.

Там лоджия стеклянная. Там двери

Железные. Там-там по крайней мере,

Бывало много разного того

Компьютерного, стало быть, съестного,

Диванного, алмазного, такого –

Она-она и больше ничего.

Фрагмент 2.

1.

Я знаю самое страшное время суток

Пять утра после большой попойки

Просыпаешься, не понимая, где ты

что с тобой

закроешь глаза радужные пятна

Похмелье