Сергей Рафальский - За чертой
4. Ночлег
Знакомый луг раскинулся маняще,знакомый мост шагнул через ручей,а вот и мельница с холма крылами машетнавстречу нам, и сразу вслед за нейоткрылся хутор белый и веселый,как легкий лебедь в зеркале воды.Уже навесились на зубья частоколаобильной груши ранние плоды.
Уже с крыльца своей счастливой хаты,гостям далеким по-простому рад,торопится хозяин тароватыйубрать следы бесчисленных цыплят.И свору песью выбросив навстречу(беспечной помесью и масти и пород),приветливо скрипят нам «добрый вечер»косые створки стареньких ворот.Встречает двор зверья вечерним станом —базар восточный: кто во что горазд!И кажется, стихами из Коранана крыше аист поздравляет нас.А в горнице, где стен усердным меломокна застенчивый усилен свет,в шершавых рук пожатъи неумеломстепенная учтивость и привет.И так отрадно узнавать исконныхсвятых вещей ненарушимый строй:в цветах бумажных сонные иконы,часы в простенке — с гирей составной.В углу кровать, как пуховое чудо,в подушках пестрых — и престол, и храм,здесь каждый сон — пролог добра иль худа,а труд любви — серьезен и упрям.А рядом шкаф — устойчивей столетий,на полках блюд неистребимый ряд,что получают по наследству детии берегут в наследство для внучат…Но вот на стол, переломив узоры,ложится скатерть, хрусткая на вид,и атакуют гостя приговоры,что палка бьет, а чарка не вредит.И девка спелая, застенчиво втыкаяв холсты рубашки крепкие сосцы,отрежет половину каравая,предложит к водке лук и огурцы.Как водится, начнутся тары-барыо том, о сем… Что дал Бог добрый день,что у попа гроза сожгла амбары,а лошадь — напоролась на плетень,что бродит ведьмой по хлевам молодка,что вновь Мара являлась у гумна…Вздохнет старик: «Слабее стала водка,И вообще — скудеют времена!»…А между тем, воркуя в лампе древней,огонь на гибель манит комаров.В окошке опустился над деревнейлилово-розовый архангельский покров.И всходит месяц — за кустом маячит,и наконец влезает на плетень.Уже зевок в ладонь хозяйка прячет —пора ко сну: и завтра будет день…Похвалят гости водку и галушки,на сеновал ведет их дед глухой,и девушка, неся горой подушки,в глазах не гасит искры озорной……Счастливый край! В нем бы закончить годы,быть может — дни, чтобы оставить в срокпод сенью лип, среди родной природы —дубовый крест и вянущий венок.И в оный миг, став на пороге рая,увидеть вдруг, дыханье затая,что та же мельница, крылом махая,зовет на хутор инобытия,и — если ты для брата не был Каин —душе спасенной по-простому рад,встречая гостя, Сам Большой Хозяинс крыльца сметает мусор от цыплят…Гремели битвы бешеных гигантов,мир видел сны несбывшихся побед.Счастливый край! Словно страна Атлантовон потонул в пучине страшных лет.Уже иначе там живут и пашут,смеются, плачут, любят, говорят;и мельницы с холмов крылом не машут,и дом сожгли, и вырубили сад.И скажет правнук, мирно богатеяна перегное наших бед и зла,что в том краю хоть жизнь была труднеено благодатней, кажется, была,что все мы в мире — гости на ночлеге,И счастлив тот, кому позволил Богзакончить жизнь в неповрежденном веке,кто просто жил и просто верить мог.
5. Богомолье
Привычный мир в предутреннем покоееще как был и вот уже не наш.В чай наспех влили молоко парное,сложили в бричку пыльник и багаж.Пока у зорь на розовой ладонидневного солнца спит слепой щенок,— по холодку бегут резвее кони,и легче пыль немереных дорог…Часам к двенадцати — жары глухая одурь…Разбит бивуак спасительный в лесу,и карий конь — неисправимый лодырь —из первых тянется и к сену, и к овсу.Из сумки старенькой извлечены маняще —в тени под деревом, где ходит холодок —пшеничный хлеб, цыпленок с манной кашей,крутых яиц резиновый белок…Воркует горлинка — то ласково, то строго,пчела гудит к неведомым леткам,и лань проносится через дорогу,как птица, перепархивая по кустам.И кажется, что в гуле сосен слышишь,благоговением предчувствий осиян,как лаврский колокол скликает волынянк горе Почаевской, что святостью всех выше……Пройдут года… Как на иной планетев стране изгнания узнаешь кое-как,что та гора еще, как раньше, светит —в угрозе гроз негаснущий маяк.Стой, Нерушимая! Сияй и нам, и прочим,Пречистой Девы простирая омофор,на села белые во тьме чужацкой ночи,на занесенный над Тобой топор!
Костер
Жертвам революции
Когда глухим — совиным —сибирским рассветным часом,воняя бензиноми горелым мясом,потухал костер Самодержца,Князя, Царя, Императора,Протектора и Куратора,и прочая, и прочая, и прочая —не остановилось народное сердце,не опустились в мукемужицкие руки,разные дела ворочая,не плакали дети,и старики не молились,и на всем белом светеникому не приснилось —как вышел из мглы рассветной,тенью столетья меряя,спешенный Всадник Медный,мрачней, чем ночная гроза,и на гибель своей Империизлые уставил глаза…А над костром вонючим,оттуда,где роняя холодные слезы,сбившись кучей,перепуганные березыждали чуда —смотрели на Исполина,пронзая смрадные туманы,ненавидящие очи сына:— «Вот тебе, изверг пьяный!»…И собираясь по разным странам,равнинам, горам, оврагам,крепом затянув барабаны,медленным — траурным — шагом,с громкими, как трубы, именами,проходили полки за полками,и бравые знаменщики неуклоннобросали в костер знаменадвухсотлетней страды ратной:— «Вот тебе — Вождь нещадный!» —И за ними, как тьма,без конца и без края,будто двинулась Земля сама —искалеченные,изувеченные,выжженным клеймом отмеченные,с колодками и кандалами,исполосованные батогами,стеная, взывая, проклиная,выжимая из лохмотьев невскую воду,в копоти построенных заводов,в копоти сгоревших скитов —будто прорвали дыру в народе —хлынули толпы мужиков:— «Вот тебе, Антихрист, Оборотень!вот тебе расчетза народ!» —И во мгле предрассветных потемокнад остатком костра и телнерожденный глядел Потомокна Зачинателя Великих Дел:— «…От державного топорабудут щепки и для нового костра.Что ж, академик и плотник,и мореплаватель, и герой?Вот что построил ты, вечный работник,вот что ты сделал, шальной!» —Встало утро, как утро, на божьем свете —пахарь пахал и резвились дети…В Париже в кафе надрывалась публика:— монархия или республика?А в Москве уже кончились споры —украшали агитками заборы,вешали запоры на соборы,и на подпись лежал декрет,что покоя не будет еще двести лет…
Ромул и Рем
Ваши предки били челомползая перед царем,в уничижении да умалении;«От раба-де Ивашки прошение!»А когда распалялась честь,старались за стол поважнее сесть,дрались за места,не щадя живота,расплывались в похвальбе:«Мы-ста, да мы-ста!» —И трещали костями на дыбеМати Пресвятая, Пречистая!А кто верстался в худой род,лыком стягивал пустой живот,служил боярину телом и духом,и конской силой, и песьим нюхом,а когда становилось невтерпеж —за разбойный хватался нож,чтоб потом в Керженецких лесах —отмаливать смертный страх:старописные иконы,била — не колокольные звоны,в простецкое установлениепо крюкам велелепное пение,иночество до бровейи мысли черта любого злей!Наши прадеды — вольный народ!Под замковыми воротамивешали господвместе с псами!Называя друг друга «пан-товарищ»,раскуривали трубки у костельных пожарищ,рвали парчу на подстилку лошадям,бросали золото шинкарям,о шляхтинские шали дорогиевытирали сабли кривые.А когда лап не тянул Лях,скрывался татарин в степях —ходили морем на Царьград,подавить анатольский виноград,ронять трубки в Мраморное море,испытать полонянное горе.Казацкая слава дыбом шла,но часто чайке не хватало весла —кого свалил ятаган,кого задушил аркан,кто на галерах — в кайданах — цепях,плача, пел о родных степях…Буйной воли огонь по векам не погас,но лень победила в крови у нас,полюбили мы тихое счастье,горилку, галушки,и чернобровой Настигруди, как белые подушки —и как же нам быть теперь с вами,похабниками и скопцами,угодниками и ворами,юродивыми, палачами —большевиками?
Две молитвы
