Наум Коржавин - Приобщение
1968
ДРУЗЬЯМ
Я позабыл, как держат ручку пальцы,Как ищут слово, суть открыть хотят…Я в партизаны странные подался —Стрекочет мой язык, как автомат.
Пальба по злу… Причин на это много.Всё на кону: Бог… ремесло… судьба…Но за пальбой я сам забыл — и Бога,И ремесло, и — отчего пальба.
И всё забыв — сознаться в этом трушу.Веду огонь — как верю в торжество.А тот огонь мою сжигает душу,И всем смешно, что я веду его.
Я всё равно не верю, что попался…Я только вспоминаю тяжело, —Как ищут суть, как держат ручку пальцыИ как нас учит смыслу — ремесло.
9.11.68
* * *
Что со мною сталось?Сердце спит весь день.То ли это старость,То ли просто лень.
То ли так, томленье:Гаснет прежний пыл,А бороться с леньюНет причин и сил.
То ли сплю, и этоТолько снится мне,И покорно в ЛетуЯ плыву во сне.
1968
* * *
От созидательных идей,Упрямо требующих крови,От разрушительных страстей,Лежащих тайно в их основе,
От звезд, бунтующих нам кровь,Мысль облучающих незримо, —Чтоб жажде вытоптать любовь,Стать от любви неотличимой,
От Правд, затмивших правду дней,От лжи, что станет им итогом,Одно спасенье — стать умней,Сознаться в слабости своейИ больше зря не спорить с Богом.
1969
ДВАДЦАТЫЕ ГОДЫ
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде Царь Небесный
Исходил, благословляя.
Ф.И.ТютчевКрепли музы, прозревая,Что особой нет беды,Если рядом убиваютРади Веры и Мечты.
Взлёт в надеждах и в законах:«Совесть — матерь всех оков…»И романтик в эшелонахВёз на север мужиков.
Вёз, подтянутый и строгий,Презирая гнёт Земли…А чуть позже той дорогойСамого его везли.
Но запутавшись в причинах,Вдохновляясь и юля,Провожать в тайгу невинныхПритерпелась вся земля.
Чьё-то горе, чья-то вера. —Смена лиц, как смутный сон:Те — дворяне, те — эсерыТе — попы… А это — он.
И знакомые пейзажи,Уплывая в смутный дым,Вслед ему глядели так же,Как недавно вслед другим.
Равнодушно… То ль с испуга,То ль, как прежде, веря в свет…До сих пор мы так друг другаВсё везём. И смотрим вслед.
Может, правда, с ношей крестной,Веря в святость наших сил,Эту землю Царь Небесный,Исходив, благословил.
Но коль так, — то жадный к славеВслед за ним (игрок! нахал!)Срок спустя на тройке дьявол,Ухмыляясь, вслед скакал.
1970
* * *
К себе, к себе — каким я был и стал.К себе — пускай поблёк я, пусть устал.Сквозь вызванную болью злость к толпе,Сквозь даже представленье о себе.
К себе, к себе — чтоб знать, чего хочу.С чего молчу и отчего кричу.Чтоб с правдой слиться смысла своего.Чтоб устыдиться — если есть чего.
К себе, к себе, чтоб слушать шум листвы.К себе — чтоб вновь в душе воскресли вы:Все — тот, кто свят, и чья судьба — грешить.К себе — чтоб знать, как всем непросто жить.
К себе, к себе — чтоб к вам живым придти,Чтоб никого потом не подвести.Чтоб где-то на изломе бытияНе оказалось вдруг, что я — не я…
1970
ПОСЛЕДНИЙ ЯЗЫЧНИК
(Письмо из VI века в ХХ-й)
Гордость, мысль, красота — все об этом давно отгрустили.Все креститься привыкли, всем истина стала ясна…Я последний язычник среди христиан Византии.Я один не привык… Свою чашу я выпью до дна.Я для вас ретроград. — То ль душитель рабов и народа,То ли в шкуры одетый дикарь с придунайских равнин…Чушь! Рабов не душил я — от них защищал я свободу.И не с ними — со мной гордость Рима и мудрость Афин.Но подчищены книги… И вряд ли уже вам удастсяУяснить, как мы гибли, притворства и лжи не терпя,Чем гордились отцы, как стыдились, что есть еще рабство,Как мой прадед-сенатор скрывал христиан у себя…А они пожалеют меня? — Подтолкнут еще малость!Что жалеть, если смерть — не конец, а начало судьбы.Власть всеобщей любви напрочь вывела всякую жалость,А рабы нынче — все. Только власти достигли рабы.В рабстве — равенство их, все — рабы, и никто не в обиде.Всем подчищенных истин доступна равно простота.Миром правит Любовь — и Любовью живут, — ненавидя.Коль Христос есть Любовь, каждый час распиная Христа.Нет, отнюдь не из тех я, кто гнал их к арене и плахе,Кто ревел на трибунах, у низменной страсти в плену.Все такие давно поступили в попы и монахи.И меня же с амвонов поносят за эту вину.Но в ответ я молчу. Всё равно мы над бездной повисли.Всё равно мне конец, всё равно я пощады не жду.Хоть, последний язычник, смущаюсь я гордою мыслью,Что я ближе монахов к их вечной любви и Христу.Только я — не они, — сам себя не предам никогда я,И пускай я погибну, но я не завидую им:То, что вижу я — вижу. И то, что я знаю — я знаю.Я последний язычник. Такой, как Афины и Рим.Вижу ночь пред собой. А для всех — еще раннее утро.Но века — это миг. Я провижу дороги судьбы:Всё они превзойдут. Всё в них будет: и жалость, и мудрость…Но тогда, как меня, их растопчут другие рабы.За чужие грехи и чужое отсутствие меры,Всё опять низводя до себя, дух свободы кляня:Против старой Любви, ради новой немыслимой Веры,Ради нового рабства… Тогда вы поймете меня.Как хотелось мне жить, хоть о жизни давно отгрустили,Как я смысла искал, как я верил в людей до поры…Я последний язычник среди христиан Византии.Я отнюдь не последний, кто видит, как гибнут миры.
1970
* * *
Люди могут дышатьДаже в рабстве… Что злиться?Я хочу не мешать —Не могу примириться.
Их покорство — гнетёт.Задыхаюсь порою.Но другой пусть зовётИх к подъёму и к бою.
Мне в провалах судьбыОдинаково жуткоОт покорства толпыИ гордыни рассудка.
Ах, рассудок!.. Напасть!В нём — при точном расчёте —Есть капризная властьВозгордившейся плоти, —
Той, что спятив от прав,В эти мутные годыЦепи Духа поправ,Прорвалась на свободу.
Ничего не любя,Вдохновенна до дрожи,Что там Дух! — И себяРастоптать она может.
И ничем не сыта,Одурев от похабства,Как вакханка кнута,Жаждет власти иль рабства.
Вразуми нас, Господь!Мы — в ловушке природы.Не стеснить эту плоть,Не стесняя свободу.
А свобода — одна.И не делится, вроде.А свобода — нужна! —Чтоб наш Дух был свободен.
Без него ж — ничегоНе достичь… В каждом гнётеТех же сил торжество,Власть взбесившейся плоти.
Выбор — веку под стать.Никуда тут не скрыться:Драться — зло насаждать.Сдаться — в зле раствориться.
Просто выбора нет.Словно жаждешь в пустыне.Словно Дух — это бредВоспалённой гордыни.
Лучше просто дышать,Понимать и не злиться.Я хочу — не мешать.Я — не в силах мириться.
1971
