Екатерина Таубер - Верность

ЕКАТЕРИНА ТАУБЕР. ВЕРНОСТЬ

Пятая книга стихов (Париж: «Альбатрос», 1984)

Бока Которская

Ушли за море женихи и братья,В краю бесплодном стало трудно жить.Но верность, словно вечное объятье, —Ее и смерть не сможет отменить.

Горяч и бел родной приморский камень.Здесь будет сад и шорохи ветвей.Когда-нибудь, в июльский жар и пламень,Мы приведем сюда своих детей.

Но годы ждать. Киркою и лопатойТрудиться здесь в начале и в конце.Пусть пот изнеможенья будет платойИ ранние морщины на лице.………………………………………..

Они вернутся… Встретит дом за садом,Невеста, постаревшая давно,Прохладою манящие аркады,Собака и раскрытое окно.

«Трещат дрова декабрьским утром в печке…»

Трещат дрова декабрьским утром в печке.За окнами — простор и синева.Молочника тележка у крылечкаОстановилась, скрипнувши едва.

Размерены еще и осторожныВсе звуки наступающего дня.Пусть он пройдет без суеты тревожнойУ этого веселого огня —

В медлительном любовном созерцаньиПростого мира дремлющих вещей,В безделье сладком и припоминаньиТо дальних странствий, то любви речей,

Когда опять коснешься благодарноИ с нежностью внезапной и живойИ тайных слез, и радости угарной,Чей не пролит напиток огневой.

«Только лесные опушки…»

Только лесные опушки,Речки смешной воркотня,Липкие осы и мушкиПраздную встретят меня.Знаю, никто не осудитНынче мой долгий досуг.Скучные хмурые люди,Вы не прощаете рук,Что опустились лениво.Здесь же, где дремлет трава,Разве ужалит крапива,Терн пощекочет едва,Или плечо мне заденетПтица пугливо-легка.Слабые дрогнут колени, —А уж она далека.

Кафе в Земуне

Далекое мне снится воскресенье, —Одно из тех, нешумных и глухих…Прощальный вечер, теплый и осеннийВ пустом кафе, у вольных вод речных,

На столиках разбросаны газеты,Где все кричит о смерти и войне.А рядом город, скукою одетый,В густых садах и пыльной пелене.

Я все гляжу в лицо твое родное,Его навек запомнить торопясь.Все мирное, знакомое, простоеПлывет назад, качаясь и кружась.

Мелькнул огонь заштатного трамвая.Пора домой, домой в последний раз!И в огненную линию сливаетВсе фонари слеза прозревших глаз.

Белградским друзьям

Цветы земли смиренной, братской,Сама земля, где спят друзьяС бесхитростной встречает ласкойИ не расплакаться нельзя.На улицах, в тени ль могилы,Под сенью лип, под гуд гудков,Все тот же взгляд, простой и милый,Ободрить, укрепить готов.Что годы? Что война? Разлука? —Их не было… Одна любовь,Как встарь, протягивает руку,Все двери распахнула вновь…Благословенье этой встречеНа позднем жизненном смотру!А память зажигает свечи,Негаснущие на ветру.

1950-ый год

Безмолвно гасли старики, —Для них изгнание кончалосьТридцатилетнее… РукиРука нездешняя касалась,А берег близился роднойНе так, как думали — иначе!И вечный отдых ледянойБыл и наградой и удачей.Они свершили. Сберегли,(Как выходцы с иной планеты,)Все лучшее своей земли,Чему не будет уж ответа…

А мы — их дети? Целый мирИ родина нам, и чужбина.Мы всюду дома… Все — Сибирь!Все каторга и паутина!Минувшее — для стариков…Грядущее — для тех, для новых…

Нет ни пристанища, ни кроваМеж двух враждующих веков!

«Растет чабрец в расщелинах кремнистых…»

Растет чабрец в расщелинах кремнистыхИ пахнет остро полднем и жарой.И прошлое разорванным монистом,Как бусы светится сегодня предо мной.

Ведь я любила ветер раскаленныйИ ключевой воды прохладу в летний зной,И выжженных холмов смуглеющие склоны,И этот юг пьянящий и родной.

«Долгим вечером, ясным и тихим…»

Долгим вечером, ясным и тихим,К старой ферме с собакой пойду.Вся дорога в плену павилики,В бледно-розовом, буйном бреду.

Все, как прежде. Но ферма не встретитШумной зорей своих петухов, —Новобранцев, шагающих в лето,Под зеленой завесой овсов.

Пусто в хлеве. И двор зарастает,И не заперта верная дверь, —Соловьиному дикому маюТы навеки открыта теперь.

«Осенних дней и дождика мы ждали…»

Осенних дней и дождика мы ждалиВ деревне с нетерпением. ПокойОни несли и творческой печалиТомительный и сладостный настой.

Как книжка сказок, что давно забыли,Открыли — оторваться не смогли, —Так детских лет опять проходят былиИ чудеса покинутой земли.

Быль не вернется. Ничего не будетИ чудеса не ждут нас впереди,Но разве память не приют и чудоИ не готовы к странствиям ладьи!

«Там, на дереве, солнцем нагретая…»

Там, на дереве, солнцем нагретая,Эта слива сочна и нежна,В плащ закутана фиолетовый,Летним днем так блаженно пьяна.Шмель над нею, как шалый, проносится,Тихо бабочка кружит, легка.И коснуться рука моя просится,И жалеет, и медлит рука.

«И закаты, и ночь, и прибой…»

Ренэ Герра

И закаты, и ночь, и прибой,И пустынные долгие пляжи.То маяк загорится слепой,То скала о прошедшем расскажет.

Голос моря и грозен, и строг,Как далекого грома раскаты.Поднимается ночь на порогПредрассветного часа и брата.

Одиночество гордых стихий.Нет букашки и нет человека.Но сродни им любовь и стихиИ пребудут от века до века.

Бретань

И. и В. Работиным

Кораблик, грубо позлащенный,Моряк в собор принес.В семью пучиной возвращенныйСвоих не прячет слез.На сельском кладбище БретаниТоварищи лежат…Лишь он, спасенный, утром ранним,Сладчайшей жизни рад.Гудят органом океаныЕще в его ушах,Стучат дожди, плывут туманы,Все выше волн размах…И вдруг привиделся собораРодного дальний крест.О помощи большой и скоройВоззвал… И вот окрестВсе та же бедность, лодки, сети,Чепцы рыбачек, дом —Печать промчавшихся столетий,Поющих об одном.

Брату

И радостно и так боязноБыть снова с детством заодно.Оно стучится неотвязноГлубокой старости в окно.И вот теперь еще милееВ обличьи праздничном своем,Как будто там, в конце аллеи,Ждет старый деревянный домВ семнадцатом уже сожженный…Но памяти моей не сжечь.Она упряма, непреклоннаИ не тростник она, а меч.И будет, как тогда бывалоИ я приду благодаритьЗа все, чем встарь пренебрегала,Чтобы начать скорее жить.

«Ты родился в весенний день…»

Ты родился в весенний день,Когда чуть зеленеют ивы,Набухает в саду сирень,Возвращается грач счастливый.

И в усадьбе родной пекутПышных жаворонков чудесных,Что под сердцем своим несутРубль начищенный, счастье, песню.

«Облака — кочевники цыгане…»