Кнут Гамсун - У царских врат
Іервенъ. Да, ты правъ, Бондесенъ. Если бы газеты не занялись имъ, когда онъ вступилъ въ критическій возрастъ, онъ былъ бы и теперь неизвѣстенъ. Но пришли другіе, явился ты; вы писали о немъ замѣтки, напоминали о немъ, выставляли его, раздували его, не смолкали ни на минуту. И вотъ онъ — великій ученый.
Бондесенъ. Я нахожу, что всеобщее уваженіе, которымъ пользуется профессоръ Гиллингъ, должно бы заставить тебя нѣсколько не довѣрять своему мнѣнію.
Іервенъ. Нѣтъ, совершенно напротивъ. Это заставляетъ меня не довѣрять его мнѣнію о себѣ.
Карено киваетъ головой.
Бондесенъ. Это изумительно.
Фру Карено. Да, это изумительно.
Іервенъ. Пока умственно богато одаренный человѣкъ высоко держитъ голову и не гнетъ спины, о немъ или замалчиваютъ или нападаютъ на него. Но какъ только онъ начинаетъ сдаваться, опускаетъ голову и чувствуетъ себя побѣжденнымъ, тогда общественное мнѣніе мѣняется; тогда пресса становится сочувственной, благорасположенной; къ нему относятся великодушно, въ немъ отыскиваютъ заслуги. И вотъ создается всеобщее уваженіе.
Фрэкенъ, увлеченная. Нѣтъ, какъ онъ хорошо заговорилъ. Это стоитъ послушать. Идетъ къ письменному столу и становится рядомъ съ Карено.
Бондесенъ. Это, право, смѣшно: я долженъ защищать человѣка, который совсѣмъ не принадлежитъ къ моей партіи.
Фру Карено. Это прекрасно съ вашей стороны.
Іервенъ. Пожалуйста, возьми другого стараго профессора. Если ты можешь найти такого среди правой.
Бондесенъ къ фру Карено. Онъ думаетъ, что это очень остроумно.
Іервенъ. Возьми ихъ всѣхъ, если хочешь. Въ общемъ всѣ столѣтніе старцы на землѣ — профессора. Замѣтьте, кто молодъ, желаетъ другого, чѣмъ они, и имѣетъ настолько святого огни, чтобы быть въ состояніи что-нибудь передѣлать, они уже тутъ какъ тутъ около него. Сначала идутъ добрые совѣты, затѣмъ начинается отстраненіе, противодѣйствіе и насиліе. Чередъ за тобой, Карено; ты разсердилъ одного изъ почтенныхъ холоповъ.
Карено. Благодарю тебя, Іервенъ. Ты говорилъ такъ, точно читалъ въ глубинѣ моего сердца. Протягиваетъ ему руку. Давно ужъ я не получалъ такой поддержки.
Фру Карено. Іервенъ не знаетъ нашихъ обстоятельствъ.
Карено, взволнованно улыбаясь. Совершенно откровенно признаюсь, дѣла наши идутъ въ настоящее время очень плохо. Мы такъ бѣдны, что скоро намъ не будетъ никакого спасенія. Мы ждемъ судебнаго пристава; завтра или послѣзавтра насъ опишутъ, если я не найду какого-нибудь исхода. А у меня только однѣ прекрасныя надежды. Но во всякомъ случаѣ я никогда себѣ не позволю входить въ сдѣлки.
Бондесенъ. Это зависитъ отъ того, надо ли съ чѣмъ-нибудь считаться, нѣтъ ли какихъ-либо опредѣленныхъ обязанностей.
Фру Карено, утвердительно кивая. Безъ сомнѣнія!
Фрэкенъ. Я стою за господина Карено.
Бондесенъ. Съ этимъ "святымъ огнемъ" часто теряютъ больше, чѣмъ выигрываютъ!
Карено, не слушая его, къ Іервенъ. То, что ты говоришь, вполнѣ совпадаетъ и съ моимъ чувствомъ. Оборачиваясь. Я хочу только сказать тебѣ, Элина, — если профессоръ Гиллингъ придетъ еще разъ, я не приму его.
Бондесенъ добродушно. О, этого не доставало! Совсѣмъ не такъ плохо имѣть за спиной профессора Гиллинга. Улыбаясь. Но вы, философы, всегда такъ! Если вамъ что-нибудь придетъ въ голову, то вы идете напроломъ. Мы, другіе, всѣ мы должны сообразоваться съ отношеніями. Если все идетъ навыворотъ, то мы должны, какъ бы это сказать, надѣяться немножко и на другую власть. На высшую власть.
Эрвенъ наклоняется впередъ, прислушивается. И это ты, Эндре Бондесенъ, говоришь — "высшая власть"?
Бондесенъ. Ахъ, не придирайся! Можно же говорить, что думаешь; конечно, очень красиво быть свободомыслящимъ и скептикомъ, и все такое; но съ теченіемъ времени это становится недостаточнымъ; это не даетъ полнаго удовлетворенія. Я говорю по своему опыту.
Фру Карено. Да, правда! Я это такъ часто говорила Ивару, но онъ не обращаетъ на это вниманія. Онъ, конечно, и въ Бога не вѣруетъ.
Карено, прислушиваясь. Мнѣ показалось… Мнѣ показалось, что стукнула калитка?
Фрэкенъ. Да, я тоже слышала шумъ.
Kapено безпокойно. Но теперь никто не можетъ притти. Уже поздно.
Фру Карено къ Бондесену. Какую правду вы сказали! Я рада, что мы съ вами одинаково думаемъ. Я чувствую, что это такъ.
Ингеборгъ входить изъ кухни. Тамъ пришелъ человѣкъ, который хочетъ говорить съ барыней.
Фру Карено. Со мной? Пришелъ человѣкъ? Ахъ, да, я знаю. Что же онъ не пришелъ раньше? Выходить съ Ингеборгъ.
Фрэкенъ. Говори еще, говори еще, Карстенъ! Ты такъ чудесно говоришь. О, ты непоколебимъ!
Фру Карено входитъ. Я должна позвать его сюда. Но ты, Иваръ, не долженъ его видѣть. Ты долженъ уйти.
Карено. Я долженъ уйти'?
Фру Карено. Пойди пока въ спальню. Ну! Хочетъ его выпроводить.
Карено. Я еще никогда не слыхалъ такихъ капризовъ.
Фру Kapено нетерпѣливо. Ахъ, Господи, да иди же, слышишь! Вѣдь не надолго!
Карено. Въ спальню! тамъ темно! Вѣдь ненадолго.
Фру Карено запираетъ за нимъ дверь. Быстро просіявъ. Дѣло въ томъ, что на-дняхъ Ивару будетъ двадцать девять лѣтъ.
Остальные. А!
Фру Карено. Тамъ принесли подарокъ. Я придумала, только не знаю, подойдетъ ли это.
Іервенъ. Конечно, кисетъ для табаку?
Фру Карено. Нѣтъ. Насмѣшливо. Кисетъ для Ивара! Нѣтъ; я знаю, что ему надо что-нибудь замѣчательное. Вотъ тамъ пришелъ человѣкъ, который долженъ рѣшить. Тутъ наверху есть крюкъ, видите? Показываетъ на дверь на заднемъ планѣ. Онъ остался съ тѣхъ поръ, какъ здѣсь жилъ поэтъ Иргенсъ.
Фрэкенъ. Я его вижу.
Фру Карено. Ну, такъ вотъ, мнѣ хочется удивить Ивара и посадить на него что-нибудь. Я подумала о птицѣ. Вѣроятно, крюкъ для этого и былъ вбитъ.
Іервенъ. Птицу? Конечно — чучело?
Фру Карено. Да, чучело птицы. Развѣ это глупо придумано? Короткое молчаніе.
Бондесенъ. Я нахожу, что это замѣчательная идея.
Фру Карено недовѣрчиво. Вы находите?
Бондесенъ. Да, нахожу.
Фру Карено искренно. Милые, вы не должны смѣяться надо мной. Мнѣ такъ бы хотѣлось немножко поразить его, и я ничего не могу придумать. Собственно, птица и не подарокъ. Уныло смотритъ.
Бондесенъ. Но это великолѣпная идея, сударыня!
Фрэкенъ. Я тоже нахожу, что вы прекрасно придумали.
Фру Карено печально. Нѣтъ, вы этого, конечно, не находите! Отворяя дверь въ кухню, кричитъ въ томъ же тонѣ. Пожалуйста, войдите!
Чучельникъ входитъ, нѣсколько разъ кланяется.
Фру Карено. Благодарю, что вы пришли.
Чучельникъ, кланяясь. Прошу извинить, если помѣшалъ.
Фру Карено, указывая. Я думаю помѣстить ее тамъ.
Чучельникъ. Тамъ наверху? Хорошо.
Фру Карено. Вы не думаете, что тамъ раньше висѣла птица?
Чучельникъ, осматривая. Конечно; тамъ висѣло чучело большой птицы.
Фру Карено. Такъ что не будетъ ничего неподходящаго, если тамъ опять будетъ висѣть птица? Какъ вы думаете, Іервенъ?
Іервенъ у письменнаго стола; разсѣянно играетъ большими ножницами. Мнѣ тоже кажется, что тамъ раньше сидѣла птица. Конечно. Во времена поэта Иргенса. Кладетъ ножницы и медленно идетъ къ остальнымъ.
Фру Карено. Да вѣдь я совсѣмъ не то спрашиваю. Я лучше буду говорить съ вами, господинъ Эндресенъ.
Бондесенъ. Бондесенъ.
Фру Карено. О, простите! Я постараюсь запомнить.
Іервенъ. Ничего, Фру Карено; называйте его, какъ хотите. Называите его Эндресенъ; онъ заслуживаетъ это имя и еще многія другія.
Чучельникъ. А какого сорта птица? Скажемъ, орелъ?
Фру Kapено. Нѣтъ, ради Бога, кого-нибудь поскромнѣе. "Я не орелъ" — сказалъ онъ. Какъ вы думаете, господинъ Бондесенъ?
Бондесенъ. Д-да… я не знаю вкуса, такъ что…
Фру Карено. Голубь тоже не подходитъ. Собственно для него. Нѣтъ, я думала о соколѣ.
Чучельникъ, кланяясь. Я только что хотѣлъ предложить сокола.
Іервенъ. Вы набиваете чучела птицъ?
Чучельникъ, кланяясь. Да, это мое ремесло.
Іервенъ. Это, вѣроятно, довольно трудное занятіе?
Чучельникъ. Искусство. Работа должна быть тонко сдѣлана.
Iepвенъ. Вы должны стараться, чтобы фигуры имѣли естественный видъ.
Чучельникъ. Какъ настоящія птицы, да. Какъ живыя птицы. Надо набить имъ грудь, сдѣлать ее выпуклой, вставить глаза, сообщить характерное выраженіе. Придать имъ на подставкѣ такое положеніе, чтобы казалось, что онѣ готовы сейчасъ улетѣть.
