Вальсингамские девы - Анна Морион
– Простить тебя? Вот что удумала! Ты и понятия не имеешь, что натворила своим распутством! Сколько горя и бед ты нам причинила!
– Понимаю! Но ведь я раскаялась! Я написала в своем письме…
– Я сожгла его, едва увидела твой почерк! – перебила сестру Кэтрин.
– Но в нем было восемьдесят фунтов стерлингов! Я хотела, чтобы вы с Кэсси купили себе новую одежду! Обувь! А ты сожгла… Господи! – Кристин схватилась за голову.
– Как ты смеешь призывать Его своими грязными губами?! – вскипела Кейт. – Мы ничего от тебя не примем! Лучше умрем с голоду!
– Ты не можешь решать за Кэсси! – возмутилась Кристин.
– Я уже это сделала! Забудь о ней! Забудь о том, что у тебя есть сестры!
– И это говоришь мне ты? Та, что так чтит Святое Писание? Бог велел нам прощать грешников…
– Вот Он тебя и простит! А я – нет! – вскрикнула Кэтрин, но затем заговорила более спокойно. – Каково мне было – приехать в Лондон, на твою свадьбу с Генри, и узнать о том, что ты бессовестно, вероломно бросила его, сбежала? А ведь он так любил тебя! Как он страдал из-за тебя!
– Генри найдет себе жену, что будет лучше меня! Я искренне желаю ему добра! Но, Кейт, я не любила его… – торопливо пролепетала Кристин, задетая за живое: она и по сей день стыдилась того, как низко обманула ожидания хорошего доброго Генри.
– О, поверь, ему уже все равно! Генри погиб! Теперь ты свободна от своих обязательств перед ним! – с сарказмом усмехнулась Кэтрин.
– Что? Генри… Нет… О, нет! – Кристин охватили страшные муки совести. Она уронила голову на руки и горько заплакала.
– Да, позорная девка, Генри больше нет, и, возможно, это и лучше, что он погиб и не узнает теперь, на кого ты польстилась! Не увидит твоих бесстыжих глаз и дорогого, сотканного из порока и лжи платья! – сказала Кэтрин, не по-христиански упиваясь страданиями сестры. – Смерть Генри стала твоей расплатой за то, что ты бросила его!
– Но я не знала! Нет… Моей вины здесь нет! Я ушла с тем, кого люблю, и все! В этом ли моя вина? – вскричала Кристин, схватив Кейт за руку, но та с брезгливым лицом оттолкнула ее от себя.
– Не смей прикасаться ко мне, дочь Иуды! – прошипела она.
– Кейт, я люблю его! Я не могу жить без него, понимаешь? – тихо сказала Кристин, поняв, что все ее усилия напрасны: старшая набожная сестра никогда не даст ей свое прощение! – Я могу помогать вам! Колин разрешит мне, я знаю…
– Только этого нам не хватало! Подачек от сестры-шлюхи!
– Я не шлюха! Он любит меня!
– Любит? Ха! Тогда почему он не женился на тебе?
– Потому что… Ты сама знаешь причину!
– Знаю! Потому что ты – нищая крестьянка!
– Пусть так! Для любви нет границ и положения в обществе! Пусть мы не состоим в официальном браке, но Колин считает меня своей женой!
– Да что ты? Тогда, может, мне теперь называть тебя «леди Дрэймор»? – мрачно усмехнулась Кэтрин. – Уходи и никогда больше здесь не появляйся! Убирайся отсюда, преступница разврата, и не оскверняй собой святую землю, в которой спят наши родители!
– Но я хотела… Хотела увидеть Кэсси, – робко сказала Кристин. – Позволь мне хоть полюбоваться ее спящим ликом…
– Только тогда, когда тело мое будет съедено могильными червями! Убирайся, чертова шлюха! Вон отсюда! Ты умерла для нас! – вскрикнула Кэтрин и, чувствуя, что в порыве гнева вновь может ударить блудную сестру, бросилась бежать домой.
Кристин была в отчаянии: она нарочно покинула ложе любовника и Риверсхольд посреди ночи, чтобы незамеченной прийти к дому сестер, объяснить им причины своего поступка и получить прощение. Но, вместо прощения, ее ждала лишь ненависть. Нежная душа Кристин была сломлена и облита грязью. Исходивший от Кэтрин гнев опалил ее и заставил уразуметь, что старшая сестра никогда не поймет ни ее любви к лорду Дрэймору, ни ее жертвы ради этой священной любви.
Когда Кейт скрылась в темноте, Кристин горько разрыдалась и упала на колени, изливая душащие ее слезы унижения, но затем испугавшись, что ее могут увидеть вальсингамцы, торопливо накинула на голову капюшон и побрела к месту, где оставила лошадь.
«Все напрасно! Кейт никогда не простит меня! А Кэсси даже не узнает о том, что я так близка к ней!» – с болью думала оскорбленная девушка, приближаясь к Риверсхольду.
Вернувшись в поместье, Кристин не пошла в спальню любовника, а заняла удобное мягкое кресло на живописном балконе своих покоев и просидела там в угрюмом молчании. Граф Дрэймор, проснувшись, нашел возлюбленную на этом же балконе. Кристин провела там много часов, но даже лучи утреннего солнца не смогли развеять ее тоску или исцелить ее раненую душу.
– Что стряслось, мой ангел? Ты вновь в слезах, – заботливо сказал лорд Дрэймор, подойдя к ней и застав ее за плачем.
Кристин поднялась с кресла и нашла приют в объятьях любовника.
– Пока ты спал, я ходила к сестрам… Я всего лишь хотела навестить их, но Кейт прогнала меня. Она осыпала меня грязными оскорблениями и говорила такие ужасные слова! Она сказала, что я опозорила наш род… Весь род Глоуфордов, – печально ответила ему Кристин.
– Но зачем ты была там? – нахмурился граф. Этот ночной визит его возлюбленной в Вальсингам не вызвал в нем ни восторга, ни понимания. О, нет, граф был полон мнения, что Кристин поступила опрометчиво и глупо!
– Мне нужно знать, что сестры простили меня! Но Кэтрин сказала, что я умерла для них, и не позволила мне встретиться с Кэсси. Я не могу даже увидеть мою маленькую сестренку! А моя милая Кэсси так меня любит!
Кристин действительно скучала по Кэсси и была страшно расстроена известием о том, что, возможно, больше никогда ее не увидит. Девушку съедали тоска и одиночество, и она чувствовала себя покинутой в этом большом великолепном поместье. Ей не с кем было даже поговорить. Ее возлюбленный не мог утолить девичью жажду нежности и потребности в общении, и от этого Кристин с каждым днем все больше желала обнять Кэсси, чтобы почувствовать ее любовь и ощутить рядом родную душу.
– Забудь об этом, как о ночном кошмаре. И пообещай мне, что теперь и шагу туда не ступишь, – жестким тоном потребовал граф, недовольный легкомысленным поступком Кристин.
– Я не буду, любимый, обещаю. Обещаю всем своим сердцем! Там нет для меня места! Нет ни покоя, ни понимания, ни прощения! – тяжело вздохнула девушка. – Но сейчас я прилягу. Мне нездоровится.
Кристин покинула балкон, с яростью сбросила с себя плащ и платье, облачилась в дорогое ночное платье, легла в
