Вальсингамские девы - Анна Морион
– Так давай письмо и проваливай, – грубо сказал дворецкий.
– Нет, сэр, мне приказано передать его лично хозяйке в руки. Скажите ей, что это крайне важно, и речь идет о вопросе жизни и смерти.
– Ну, хорошо, заходи, но от двери ни на шаг, – строго сказал старик.
Кейт вошла в холл и остановилась у самой входной двери, а дворецкий бросил на посетительницу мрачный злой взгляд и ушел прочь.
Стоя в этом до боли знакомом большом, залитом светом люстр, холле, Кэтрин с болью в душе наблюдала зловещее великолепие особняка, в котором лишь год назад творил добро виконт Уилворт и который ныне стал пристанищем порока.
«Это Содом и Гоморра. Проклятая Кристин, ты вечно будешь гореть в гиене огненной!» – с религиозной страстью подумала Кейт, но, вдруг услышав стук каблуков на мраморной лестнице, поспешно повернулась лицом к двери, дабы Кристин не смогла опознать ее так скоро и скрыться или прогнать ее.
– У тебя ко мне письмо, любезная? – вдруг раздался за спиной Кэтрин красивый звонкий голос Кристин, которая не смогла распознать сестру, увидев лишь ее спину и серое, длинное до пят платье.
Кэтрин резко обернулась и впилась взглядом, полным презрения и злобы, в лицо Кристин, а та, ошеломленная, взирала на нее с ужасом, словно увидела страшного призрака. Перед Кейт стояла не та Кристин, которой она знала ее, нет! Теперь опозорившая род Глоуфордов сестра была одета как настоящая сказочная принцесса, увешана яркими дорогими драгоценностями и выглядела истинной знатной леди. Увидев, на что променяла свою честь ее сестра, Кэтрин почувствовала, как жгучая горечь вновь заливает ее грудь, разрывая ее на части. И, не вымолвил ни слова, Кэтрин подскочила к Кристин, резко замахнулась и нанесла сестре сильную больную пощечину, которая заставила ту отпрянуть и с тихим восклицанием испуга схватиться за гладкую щеку.
Со слезами на глазах, Кристин глядела на свою разгневанную старшую сестру, и всю ее существо охватили смущение и стыд за эту сцену, ведь одетая в лохмотья Кэтрин увидела Кристин во всей красе ее низкого, дурного поступка и теперешнего положения. Кристин всегда помнила о том, что причинила сестрам боль и принесла в их жизни разочарование, и желала оправдаться, доказать им свое подчинение слепой и преданной любви к лорду Дрэймору.
– Я все объясню… – тихо пролепетала Кристин, натурально испугавшись бешенства, блестящего как кровавый алмаз в глазах Кэтрин.
Кейт была схожа с ледяной безжизненной статуей, но ее карие глаза были полны огня и презрения, они словно сжигали Кристин своим жаром. Благородная ненависть старшей сестры опалила изнеженную белую кожу младшей.
Кэтрин не проронила ни слова, лишь торопливо открыла дверь и выбежала из особняка. Кристин же осталась на месте своего позора, и ее охватили рыдания унижения и раскаяния: сбежав от Генри, она надеялась никогда больше не встретиться с сестрами, и ее чувствительная душа была охвачена болью и горечью. Однако Кристин несказанно испугалась мысли о том, что ее неожиданную встречу с Кейт увидели слуги, а ведь тогда они смогут выведать то, что их прекрасная госпожа – всего лишь крестьянка, а не знатная, известная в Европе актриса. Этот страх обличения парализовал сознание девушки, и, подобрав юбки своего красивого дорогого платья, она направилась в кабинет своего возлюбленного, который в эти часы дня, обыкновенно, имел привычку работать с бумагами и всякого рода документами.
– Колин… Любимый! Это невыносимо! Ужасно! – Кристин ворвалась в кабинет, нарушив уединение любовника, бросилась в объятья графа и вновь заплакала
– Что стряслось, дорогая? – слегка равнодушным тоном спросил граф, ведь уже не единожды имел возможность видеть истерики своей прекрасной возлюбленной.
– Кэтрин… Моя сестра Кэтрин! Она была здесь! И она… Она дала мне пощечину! – рыдая, пояснила Кристин, но вдруг наполнилась гневом и забарабанила кулачками в грудь графа. – Зачем ты привез меня сюда? Зачем так близко к Вальсингаму? Теперь вся прислуга будет знать о моем прошлом и о том, что я сделала ради тебя! А ведь ты клялся уберечь меня от позора! Ты обещал, что увезешь меня так далеко, что никто и никогда не найдет нас!
– Но, любовь моя, разве я не выполнил свои клятвы сполна? Уж не забыла ли ты о том, что целый год мы провели в Европе? – терпеливо сказал граф, ловя ее кулачки и отводя их от себя.
– Но мы вновь вернулись в проклятую Англию! Зачем!? – вскрикнула Кристин, раздираемая отчаянием и страхом прослыть падшей женщиной.
– Пребывая в Европе, я совсем позабыл о делах, – их накопилось немерено, и они требуют обязательного и безотлагательного решения. Кристин, дорогая, мы же не в Лондоне, где тебя знают служанкой немки Гольдберг, а в Риверсхольде где ты – полно властная хозяйка. Все, чем я владею, принадлежит тебе. Мы взяли новую прислугу, и она считает тебя аристократкой. Твое истинное происхождение покрыто тайной. О нем и о твоем побеге со мной известно мне одному, поэтому отбрось все страхи и прекрати рыдать, – жестко сказал ей любовник.
– Но ведь есть еще одно поместье! В Уэльсе! Отчего мы не поехали в Уэльс? – полная обиды на равнодушие к ее трагедии графа, вновь вскрикнула Кристин.
– Ты позабыла о ремонте, который сама же и затеяла? Потерпи еще месяца два, и мы вновь уедем в Европу, – пообещал ей граф.
– Два месяца? О, нет! Через два месяца, живя в постоянном страхе, я стану безумной! Мой разум будет воспален, а тело высохнет! Два месяца! И слуги, и вальсингамцы будут шептаться и полировать мои кости своими гадкими языкам! Мое имя будет топтать каждый бездельник!
– Не кричи, родная. Твое воображение воистину безгранично. Кому какое дело до тебя и твоего происхождения? Ступай, выпей горячего чаю и подыши свежим воздухом. Мне нужно работать.
– О, да! Работа! Соперница, отнявшая у меня возлюбленного! Твое внимание ко мне, ласка и забота сошли на нет! Ты приходишь ко мне лишь ночью, как к рабыне, а утром вновь уходишь и днями просиживаешь в своем кабинете, занимаясь лишь своими проклятыми бумагами!
Лорд Дрэймор раздраженно вздохнул: Кристин устраивала очередную истерику, ведя изматывающую и глупую борьбу против его работы, и постоянные скандалы порядком ему надоели. С тех пор, как год назад невинная испуганная Кристин пришла прямо в его дом и со слезами на глазах сказала, что любовь ее к нему так глубока и чиста, что она согласна пасть во мрак греха и стать его любовницей, из милой и скромной девушки она превратилась в истеричную, извечно недовольную всем особу. Однако, несмотря на все эти изменения и скандалы,
