Эмиль Брагинский - Почти смешная история и другие истории для кино, театра
— Понимаете, Ириша, — робко начала Зоя Павловна, вся эта официальная обстановка ее угнетала: панели светлого дерева, сверкающий пульт со множеством разноцветных кнопок, стулья, обитые кожей под тон панелей. — Сегодня я хотела забрать сумочку, а он завез меня на стадион, а сам…
— Минуточку! — Ириша опять сняла трубку… — Приемная Коробкова… Кто спрашивает?… Соединяю… — и в микрофон: — Николай Корнилович, вас Потапенко… — и к Зое Павловне: — Стадион, что дальше?
— Дальше он сказал, что не вмешивается в дела детей, и я с горя опять забыла сумочку…
— Блестяще! — оценила Ириша. — Минуточку! — сказала Ириша и в который раз сняла трубку, — Приемная… Нет, в буфет не пойду… Занята…
— Это такой стыд, — жаловалась Зоя Павловна, — вроде я нарочно…
— Это не стыд, это удача! — возразила Ириша.
— Хороша удача, когда я, пока ждала на стадионе, переложила в сумку всю зарплату!
— Минуточку… — Ириша взялась за трубку. — Приемная Коробкова… Ах, это вы, Иван Савельевич, вы хитрый Митрий… Но ваше письмо завизировано… — и снова Зое Павловне: — Вы правильно позабыли эту умную сумочку, и не спорьте!
На пульте зажегся синий сигнал.
— Меня вызывает Николай Корнилович. — И тут же отозвалась на звонок: — Приемная Коробкова…
— Как ты здесь работаешь? — не выдержала Зоя Павловна. — У меня уже голова кругом идет!
— Сегодня еще спокойный день! — и в трубку Ириша сказала: — Нет, он уехал… Нет, вряд ли вернется. — И к Зое Павловне: — И только не вздумайте этому типу звонить! Чтоб вас разыскать, он, хочешь не хочешь, должен поговорить с невесткой, иначе где ему раздобыть ваши координаты? Вы чувствуете, как все складывается?
— Но если он не захочет разыскивать?
На пульте снова вспыхнул синий сигнал. Ириша поднялась.
— Судья, пусть даже футбольный, не станет прикарманивать дамскую сумочку!
В приемную стремительно ворвался элегантный, но совершенно лысый мужчина и положил Ирише на стол пестрый журнал:
— Специально для вашей приятности из самого Парижу журналишко мод!
— Иван Савельевич, вы неподражаемы! — Ириша одарила его благодарной улыбкой и отдала какую-то бумагу.
— Ириша, — серьезно обратился к ней Иван Савельевич, пряча полученную бумагу, — был бы я холостяшкой, я бы на вас женился!
— А вот этого не нужно! — так же серьезно ответила Ириша и, направляясь к начальственному кабинету, оборотилась к Зое Павловне: — Вы на правильном пути!
— Но зато без денег… — закончила Зоя Павловна.
— Стоп! — закричала из зала Зоя Павловна и легко взбежала на сцену. — Васенька, вот сейчас вы бессильно опустили руки…
— Случайно опустил!
— А вы это зафиксируйте, играйте безвольного, слабенького… — Зоя Павловна побежала обратно в зал.
— Страшное сердцебиение… нога онемела… — начал Ломов.
— Руки, руки! — подсказала из зала режиссер. — Пальцы растопырьте!..
— Я растопырил… — выполнил распоряжение артист. — В боку дергает…
— Я теперь припоминаю — Воловьи Лужки в самом деле ваши… — уступала Ломову Наталья Степановна.
— Страшно сердце бьется…
— Васенька, хорошо! — Зое Павловне начинало нравиться. — Только вы еще больше умирайте!
Ломов покорно умирал:
— На обоих глазах живчики бегают…
— Ваши, ваши Лужки… — Наталья Степановна присела на стул, но неудачно. Только что сшитое, весьма симпатичное платье треснуло и поползло, открывая голое плечо.
В зале, сзади Зои Павловны, кто-то знакомо хмыкнул. Наталья Степановна искренне огорчилась: — Надо же, новое платье! Вот халтурщики!
— Ну!.. — послышалось сзади, и Зоя Павловна поняла, что в зале Герман Сергеевич и что он реагирует на происходящее.
— Вы что же, товарищ режиссер… — Как положено начальству, директор появилась в зале в самый неподходящий момент. — Собираетесь оставить в спектакле вею эту порнографию с голой актрисой?
— Это поползло по шву! — устало объяснила Зоя Павловна.
— Если по шву, я спокойна! — дарственно кивнуло руководство и головой показало на Германа Сергеевича. — Почему это в зале посторонние? Спектакль еще не принят!
— Товарищ из Министерства культуры! — нашлась Зоя Павловна.
— Из министерства, ну? — и Герман Сергеевич строго поглядел на директора.
Во та не растерялась:
— Не остроумно! Я инстанции за версту чую! — И выплыла из зала.
— Зашейте платье! Перерыв! — объявила Зоя Павловна.
Герман Сергеевич не смотрел на Зою Павловну, он глядел на сцену, где Ломов, ловко орудуя иглой, зашивал платье на плече партнерши.
— Был дома разговор! — сообщил при этом Герман Сергеевич Зое Павловне, и та сразу вспомнила, что предсказывала Ириша!
— Конечно, иначе бы вы не знали, как меня найти. Но она ни в какую?
— Да!
— Что — да?
— Ни в какую, да!
— И она накинулась на вас, что вы посмели со мной познакомиться?
— Нет, — покачал головой Герман Сергеевич, — я сказал, что я из Министерства культуры!
Зоя Павловна не засмеялась, только лишь первый раз взглянула на Германа Сергеевича с любопытством.
— Значит, вы на моей стороне?
— Нет. Но я за честность.
— Если по-честному, она должна давать мне внука?
Герман Сергеевич кивнул.
— Почему стоим? — вдруг закричала Зоя Павловна. — Почему не работаем? Начали, явление шестое, где про собак…
— Зоя Павловна… — попробовал обратиться к ней Герман Сергеевич, но та оборвала его:
— Не сейчас!
— Поймите, что ваш Откатай подуздоват! — начал Ломов.
— Неправда! — возразила Наталья Степановна.
— Подуздоват!
— Вашего Угадая подстрелить пора, а вы сравниваете его с Откатаем!
— Стоп! Стоп! — рассердилась Зоя Павловна, и Герман Сергеевич не понял почему. — Наташа, вы пропускаете главное — азарт, страсть!
И Зоя Павловна помчалась на сцену.
— Вася, попробуем со мной!
Теперь репетировали тот же отрывок, но в роли Натальи Степановны выступала сама Зоя Павловна. И оттого ли, что настроение было отчаянное, или от озорства, которое вдруг ее охватило, — озорство и тот самый азарт, и упрямство, — заиграла Зоя Павловна замечательно, и стала моложе, и красивее, и сцена пошла совсем по-иному, так что исполнительница, которую подменили, не обиделась, а вовсе захлопала и закричала:
— Зоя Павловна, браво!
А Герман Сергеевич тоже с изумлением смотрел на Зою Павловну, будто впервые видел.
Зоя Павловна перехватила этот взгляд, легко спустилась со сцены в зал и гордо, по-молодому спросила:
— Какая я актриса?
— Ну? — с искренним восхищением оценил Герман Сергеевич и продолжил: — Люкс!
Зоя Павловна удовлетворенно заметила:
— То-то! — и добавила: — Хотя актрисой никогда не была. Я институт кончала сто лет назад как режиссер народного театра.
И после короткой паузы Герман Сергеевич неожиданно для самого себя пообещал:
— Я еще раз с ней переговорю, попробую…
— Вот оно, влияние искусства! — улыбнулась ему Зоя Павловна и скомандовала: — Товарищи, начали! Наташенька, еще лучше, чем я, на чистом энтузиазме, поехали!
— Зоя Павловна… — начал было Герман Сергеевич.
— Потом! — оборвала его Зоя Павловна.
— Потом не могу… Сумочку-то наконец возьмите!
Зоя Павловна небрежно кинула сумочку на режиссерский столик, не поблагодарила, ей было не до того. — Наташенька, ярче, сочнее!
Герман Сергеевич осторожно покинул зал. То ли он действительно торопился, то ли смотреть на другую актрису было ему неинтересно.
В воскресный день погода испортилась. На улице шел нудный дождь, но Зоя Павловна все равно с утра заступила на дежурство. Опять высматривала внука из лестничного окна дома напротив. Опять появился со спаниелем рыхлый обрюзгший мужчина.
— Что-то вы сюда зачастили. Может, вам стул принести?
— Стоя лучше видно! — честно ответила Зоя Павловна.
— За мужем надзор? — пошутил хозяин собаки. — На воровку вы не похожи. Хотя воровки бывают интеллигентные тоже…
— Тихо! — скомандовала Зоя Павловна, потому что из подъезда вышла Лиля, таща за собой никуда не спешащего мальчика. А на улице его, естественно, интересовала каждая лужа.
Мужчина сзади Зои Павловны привстал на цыпочки и тоже поглядел.
— Дети! — он вздохнул понимающе. — Банальная семейная грызня. Дети — цветы зла и раздоров!..
Зоя Павловна обернулась, посмотрела на него с ненавистью, а он как ни в чем не бывало стал спускаться по лестнице.
Дождь зарядил нескончаемый, как говорится, без конца и края. На стадион пришли лишь самые отчаянные болельщики.
Выбегая на поле и неся в руках пятнистый футбольный мяч, Герман Сергеевич с надеждой взглянул на небо — надежды не было.
