Хулия Наварро - Стреляй, я уже мертв
Когда Ахмед вернулся домой, Дина бросилась ему навстречу. Ей не терпелось узнать, как ему понравился дом Омара. Ахмед постарался рассказать ей все как можно подробнее, не упустив ни одной мельчайшей детали. Жена слушала его, раскрыв рот от изумления.
Эти встречи поселили в Ахмеде беспокойство. Он спрашивал себя, что произойдет в тот день, когда Омар или Хасан решат, что пришло время действовать, а не только говорить. Как они поступят? Как поступит он сам?
Выслушав его рассказ, Дина, в свою очередь, поведала, как провела вечер.
— Сегодня пришла Лейла, жена моего брата, не предупредив заранее о своем приходе. Она видела Мухаммеда под руку с Мариной и устроила скандал по этому поводу.
— Опять все то же! — рассердился Ахмед. — Ну и сынок у нас — никакого уважения! Я же просил его не приближаться к этой девушке, а он снова ищет неприятностей на свою голову! Где он?
— Еще не вернулся, — ответила Дина. — Думаю, он остался ужинать в Саду Надежды. Я видела, как они вдвоем вошли в дом. Там ему всегда рады. Кася любит его, как родного сына, а Якову очень нравится вести с Мухаммедом беседы о Стамбуле. Ты должен поговорить с ним снова и поскорее найти ему невесту. Ему просто необходимо найти хорошую жену.
Когда Мухаммед вернулся, Айша и Саида уже спали, но полусонная Дина все еще сидела возле очага.
— Где ты был? — спросил Ахмед, не обратив внимания на приветствие сына.
— Кася пригласила меня ужинать, потом мы с Яковом играли в шахматы. Я выиграл у него две партии. Он говорит, что я хороший стратег. Наверное, это правда. Он учил меня играть, когда я был ребенком, а теперь я поставил ему мат.
— Заходила тетя Лейла, — сообщил Ахмед.
— Знаю, я ее видел. По-моему, она совсем зарвалась. Лейла обожает совать нос в чужие дела и постоянно грубит Касе и Марине. Смотрит на них с видом превосходства. Вечно всем недовольна!
— Ты хоть соображаешь, что творишь? — набросился на него Ахмед. — Ты считаешь, что твоя тетя может одобрить подобное поведение?
— Поведение? — переспросил Мухаммед, с вызовом глядя на отца. — И что же такого постыдного в моем поведении?
— Твои прогулки под руку с Мариной. Вы с ней не помолвлены. Или ты хочешь, чтобы про нее распускали сплетни?
— Сплетни? И что плохого они могут сказать о Марине? Да я придушу любого, кто посмеет сказать о ней хоть слово, даже тетю Лейлу.
— Мы уже говорили о Марине, и я не желаю к этому возвращаться. Итак, твои каникулы закончились, завтра ты отбываешь обратно в Стамбул.
— Но ведь еще несколько дней до начала занятий.
— И, тем не менее, ты едешь завтра. Так что собирай вещи.
— Папа, ты гонишь меня из дома?
— Нет, я лишь хочу спасти тебя и всех нас от большого несчастья. Ты должен понять, что Марина тебе не пара. Если потребуется, мы продадим дом и сад и переедем жить в другое место. Я не хочу ссориться с Яковом и остальными, в конце концов, эта земля принадлежит им. Но ты не оставляешь мне иного выбора, кроме как всё потерять. Ты этого хочешь?
Дина наблюдала за ними с беспокойством. У нее всё внутри переворачивалось при виде спорящих мужа и сына. Ее трогала боль Мухаммеда, она сочувствовала сыну и вместе с Касей строила планы о свадьбе детей, но такого всё равно не могло случиться.
Ей тоже хотелось бы выйти замуж по любви, но любовь пришла уже после свадьбы. Она едва знала Ахмеда, когда отец объявил, что пришел к соглашению с родителями жениха. Их семьи организовали брак, не спросив их согласия, и оба согласились с решением родителей, которое в конечном итоге привело к успешному браку. Ахмед был хорошим человеком, заботливым и внимательным мужем и всегда учитывал мнение жены. Ни разу он не посмотрел на другую женщину. Она тоже была хорошей женой и матерью. Она подарила мужу четырех детей, хотя выжили лишь двое, Мухаммед и Айша. Она до сих пор оплакивала маленького Измаила. По другому сыну, родившемуся мертвым, она не так скучала. Ей не позволили даже увидеть его лица.
— Твой отец прав, — решилась она сказать, понимая, что не должна вмешиваться в мужские разговоры.
— Однажды настанет день, когда религиозные предрассудки перестанут разделять людей, — заявил Мухаммед. — Ты ведь знаешь, мама, мы делим эту землю с разными людьми — с турками, евреями, армянами, русскими — со всеми, кто приезжает в Иерусалим, потому что считает этот город величайшей в мире святыней. Знаешь, сколько наших людей имеет жен-евреек? Многие этого даже не скрывают. Да, официально они не женаты, поскольку это запрещено законом, но знаешь ли ты, сколько аристократов держат гаремы, где проводят время с женщинами иных национальностей и вероисповеданий? Например, сын правителя Хусейна живет с одной из красивейших женщин Иерусалима, Персефоной. Ты же слышала о ней, мама? Ну, конечно, слышала. Она гречанка, торгует нефтью и делит ложе с сыном правителя. Да что там, я тебе и не такое могу рассказать...
— Хватит! Как ты смеешь рассказывать такие истории своей матери? Нас не касается, как ведут себя другие. Собирай свои вещи, завтра на рассвете ты уезжаешь.
Едва рассвело, Мухаммед бросился в Сад Надежды, где сразу наткнулся на Касю и Ариэля, которые в этот час всегда доили коз. Кася тут же разбудила Марину, и она выбежала навстречу Мухаммеду — как была, растрепанная, с заспанными глазами. Они простились, не в силах сдержать слез.
С этой минуты Ахмед стал замечать растущее с каждым днем напряжение между его семьей и землевладельцами. Соседи были по-прежнему вежливы, но Кася больше не забегала поболтать с Диной и Саидой, а Яков лишь сдержанно кивал, когда встречался с Ахмедом на тропинке, петляющей среди апельсиновых деревьев. Ариэль сделался еще молчаливее, чем всегда, а Луи даже не скрывал своей неприязни. Больше всего Ахмед боялся встречи с Мариной, да и сама она, казалось, делала все возможное, лишь бы не встречаться с членами его семьи. Айша, к которой Марина всегда относилась, как к младшей сестренке, однажды спросила у матери, что случилось.
— Я видела Марину, — рассказывала Айя. — Она посмотрела на меня, как на пустое место, а когда я к ней обратилась, сказала, что ей некогда, она очень занята. Я не понимаю, что с ней случилось. Она всегда была со мной так ласкова...
Дина опустила глаза, не зная, что и ответить, но ее выручила Саида, которая всегда старалась сгладить все углы.
— Не расстраивайся, малышка, — сказала она. — У всех у нас случаются тяжелые дни. Бывают, знаешь ли, у людей неприятности, о которых не хочется никому рассказывать. Оставь пока Марину в покое, не приставай к ней, и все само собой наладится.
— Но, бабушка, я ведь чувствую: что-то случилось. Почему ты не хочешь мне рассказать?
— Нет, девочка, ничего такого не случилось, просто человеку иногда нужно побыть одному. Не трогай ее пока, потом она сама к тебе придет.
— Короче говоря, случилось нечто такое, о чем знают все, кроме меня, — не отставала Айша.
Саида взглянула на Дину, в надежде, что хоть та сможет что-то объяснить Айше. Ведь сама она была всего лишь бабушкой, и не ее ума дело вмешиваться в личные дела семьи. Кроме того, она считала не вполне уместным посвящать Айю в причины конфликта с обитателями Сада Надежды. Сама она нипочем бы не призналась, как не хватает ей Каси, которая больше не приходила к ним по вечерам, чтобы поболтать за чашкой чая.
Пропасть росла с каждым днем, и в конце концов Дина сказала мужу, что надо что-то с этим делать.
— Они — землевладельцы и наши соседи, — сказала она. — Им ничего не стоит выжить нас из нашего дома, достаточно назначить арендную плату, которую мы никак не потянем. Ты должен поговорить с Яковом; я думаю, он поймет, почему ты решил разлучить Мухаммеда и Марину.
— Ты уже говорила об этом с Касей? — спросил Ахмед.
— Нет, я так и не решилась. Я знаю, что она очень сердится на нас, ей тяжело видеть, как страдает дочь, но я уверена, что в конце концов она поймет, что мы правы. Моя мать говорит, что Кася — разумная женщина и сможет понять, что ее Марине лучше не встречаться с Мухаммедом — по крайней мере, в ближайшее время.
— Быть может, Саида и права... Ладно, в таком случае, я поговорю с Яковом. Надеюсь, он согласится меня выслушать.
Но Ахмеду никак не удавалось выбрать подходящую минуту, чтобы выяснить отношения с Яковом. Прошло несколько недель, прежде чем он решил взять-таки быка за рога и прояснить наконец ситуацию. Окончив работу в карьере, он, не заходя домой, отправился в Сад Надежды. Сердце сжалось у него в груди при виде этого дома, притаившегося среди олив; всего несколько лет назад он помогал Самуэлю и его друзьям строить этот дом. Подойдя ближе, он от души порадовался, видя, что оливы заботливо обрезаны, и ветви гнутся под тяжестью плодов. Эти евреи получали неплохую прибыль, продавая оливки на маслобойню, где из них делали зеленоватое ароматное масло с легкой кислинкой, которое так любят жители Иерусалима.