Хулия Наварро - Стреляй, я уже мертв
Дверь была приоткрыта; Ахмед слегка толкнул ее, деликатно прокашлявшись, чтобы возвестить о своем приходе.
Он тут же отступил назад, увидев незнакомую женщину и молодого человека, в то время как остальные непринужденно болтали. Но вот Кася взглянула на него, изменившись в лице.
— Добрый вечер, Ахмед, — произнесла она, но без прежней приветливости.
— Я вижу, у вас гости, не хотелось бы вам мешать... Ну что ж, зайду в другой раз.
Однако Ариэль, к величайшему изумлению Ахмеда, приветливо ему улыбнулся.
— Добро пожаловать, — сказал он. — Это моя жена Руфь, а это мой сын Игорь.
Ариэль положил руку на плечо Ахмеда и слегка подтолкнул его вперед, принуждая войти в дом. Теперь Ахмед никак не мог уйти, даже если бы и захотел. Женщина, которую представили как Руфь, вышла ему навстречу и протянула руку.
— Так ты и есть тот самый Ахмед? — воскликнула она. — Я знаю о тебя и твоей семье из писем мужа. Надеюсь вскоре познакомиться с твоей женой Диной и тещей Саидой, а также с твоими детьми. Как я поняла, им примерно столько же лет, сколько моему Игорю?
Ахмед растерялся, не зная, что ему делать с рукой, которую протянула Руфь. Он не одобрял подобных фамильярностей в отношении женщин, особенно незнакомых, хотя, конечно, знал, что так принято у европейцев.
— Поговорим в другой раз, — повторил Ахмед.
— Несколько часов назад Руфь и Игорь прибыли в Яффу, — сказал Ариэль. — Мне до сих пор не верится, что они здесь. Я думал, что никогда их больше не увижу. Ты ведь и сам понимаешь, что это такое — семья.
Затем он протянул Ахмеду стакан.
— Выпей, — настаивал Ариэль. — Выпьем за мою семью.
Ахмед не знал, что ему и делать. С одной стороны, ему не хотелось обижать друзей, а с другой, как он мог нарушить заповедь Корана, которая запрещает пить?
— Ну, смелее, Ахмед! — подбадривал Ариэль. — Твой народ ведь пьет травяные ликеры, считая их лекарством для улучшения пищеварения. Эту водку приготовили мы с Луи, и она тоже лечебная, так что можешь пить спокойно, никакого греха в этом нет.
Ахмед нехотя обмакнул губы в прозрачную, как вода, жидкость с резким запахом и обжигающим вкусом. С каждой минутой он чувствовал себя все неуютнее — в том числе и от этой непривычной обходительности, которой никак не ожидал от грубоватого Ариэля. Столь же дружелюбно вела себя и его жена — маленькая полная женщина с открытой и доброжелательной улыбкой. У нее были каштановые волосы, карие глаза, маленькие руки и смуглая кожа. Сын же Ариэля, Игорь, был, напротив, высоким и крепким, с таким же пристальным взглядом, как у отца — разве что чуть дружелюбнее. Но гораздо больше, чем эти взгляды, угнетало Ахмеда угрюмое молчание Каси и Якова, демонстративное безразличие Луи и, главное, неприступно-каменное лицо Марины, с каким она покинула помещение, едва он вошел.
Но Ариэль был слишком счастлив, чтобы заметить неловкость друзей. Целых четыре года он не видел свою семью. Он рассказал, что поначалу решили, что он отправится в Палестину первым, и дело тут было не только в преследовании со стороны царских властей, но и в том, что Ариэль тоже искал в жизни свой путь. Руфь и Игорь собирались со временем последовать за ним, но потом тяжело заболел отец Руфи, и им пришлось остаться. Руфь ухаживала за больным отцом до последних минут его жизни. И вот теперь, ко всеобщей радости, семья наконец-то воссоединилась.
Внимательно выслушав рассказ Ариэля, Ахмед решил, что теперь может распрощаться.
— Я зайду в другой раз, — снова повторил он, уже стоя в дверях.
— Но ты ведь чего-то хотел? — допытывался Ариэль. — Тебе что-нибудь нужно?
В конце концов Ахмеду удалось преодолеть неловкость и заставить себя взглянуть на Якова.
— Собственно говоря, я хотел поговорить с Яковом, но дело не такое уж срочное.
Яков посмотрел на него, затем — на Касю, но та демонстративно отвернулась, как будто ее совершенно не интересовало, что скажет Ахмед. Луи, в свою очередь, неодобрительно посмотрел на Ахмеда и Якова.
— Думаю, что вам следует поговорить начистоту, — сказал он. — Если мы вам мешаем, то можем выйти. Уж лучше разобраться с проблемой сразу, чем пустить ее на самотек и позволить зайти в тупик. Уж лучше сразу откровенно поговорить и во всем разобраться.
— Хоть ты, Луи, не указывай, что нам делать, а чего не делать, — запротестовала Кася.
— Или вы решили всю оставшуюся жизнь не разговаривать с Ахмедом и его семьей? Да, он причинил нам неприятности, но я считаю, что следует позволить ему объяснить, почему он поступил так с нами и, прежде всего, с Мариной.
И Ахмед, и Яков обладали достаточно миролюбивым нравом и терпеть не могли ссор, так что эта ситуация угнетала их обоих. Тем не менее, Ахмед решил отклонить совет Луи.
— Да, я пришел, чтобы поговорить, но у вас праздник, и я не хочу омрачать вашу радость. Так что, если Яков не против, я приду завтра.
— Пожалуй, нам действительно лучше поговорить завтра, — поспешно согласился Яков, облегченно вздохнув, что ему не придется выяснять отношения на глазах у друзей.
На следующий день, дробя камень в карьере, он не переставал думать о том, как завести разговор с Яковом. Он не хотел обидеть его, но и лгать ему тоже не хотелось. Он был по-прежнему тверд в своем решении пресечь какие бы то ни было отношения между Мариной и Мухаммедом, и неважно, согласится с ним Яков или нет.
Быть может, потому, что его слишком угнетала мысль о встрече с Яковом, или по какой-то другой причине, Ахмед стал невнимателен и не заметил, как заложил слишком много динамита под скалу, которую они должны были расколоть на несколько кусков, и она взорвалась с такой силой, что куски камня полетели в разные стороны, и один попал в Ахмеда, придавив ему ногу, которую тут же пронзила такая боль, что он едва не потерял сознание.
Иеремия бросился к нему; спустя некоторое время ему, при помощи двоих сильных мужчин, удалось извлечь Ахмеда из-под завала.
— Повозку сюда! Немедленно! — велел Иеремия своим помощникам. — Скорее, не теряйте времени! Нужно срочно отвезти его в Иерусалим.
Поначалу Ахмед подумал, что не вынесет боли в ноге, а потом поморщился, увидев, что нога не только опухла, но и приобрела бордовый цвет. Он не мог пошевелить и руками и чувствовал, как кровь струится с головы. Он с трудом сдерживал крик и слезы при каждом вздохе, чтобы их не увидели другие. Он был мастером и должен подавать пример остальным, ведь несчастные случае происходили постоянно, хотя он и хвалился тем, как хорошо и безопасно организовал работу, чтобы избежать ситуаций вроде той, которую сам, к несчастью, спровоцировал.
Ахмеда отвезли к пожилому врачу-сирийцу, жившему за стенами города, недалеко от Дамаскских ворот.
Врач осмотрел пострадавшего с каменным лицом. Ахмед приготовился к худшему.
— Перелом коленного сустава, голени и лодыжки, — объявил врач. — Посмотрим, что тут можно сделать.
Врач заставил его выпить отвратительно горькую жидкость, и через несколько минут Ахмед впал в странную дремоту, сквозь которую смутно слышал, как врач отдает распоряжения помощнику. Он почти не чувствовал ног — ну разве что ощущал, как к больной ноге прикасаются чьи-то руки, стараясь соединить сломанные кости. Сквозь туман полусна доносились голоса; из этих речей он смог понять, что навсегда останется хромым, а, возможно, даже придется отнять ногу, если не получится остановить воспаление.
Спустя несколько часов он проснулся. Во рту у него пересохло, голова кружилась. Кровь бешено стучала в висках, невыносимо болела сломанная нога. Он попытался пошевелиться, но безуспешно. Нога не слушалась, а все тело казалось деревянным. Он хотел что-то сказать, но не смог издать ни звука. Он все задавался вопросом, жив ли он еще или уже умер. Но нет, едва ли он умер; не может мертвый испытывать такую боль. Он огляделся вокруг и с облегчением увидел сидящую рядом Дину, а рядом с ней — свою любимицу Айшу. Собрав последние силы, он потянулся к ним. Дина, казалось, всё поняла, наклонилась и сжала его руку.
— Айша, скажи доктору, что твой отец проснулся.
Дина склонилась ниже и отерла ему лоб влажным полотенцем.
— Все хорошо, все хорошо... — повторяла она. — Не волнуйся... все хорошо. Тебе нужно отдохнуть. Доктор даст тебе лекарство, и ты сможешь уснуть. Тебе не будет больно.
Но Ахмед больше не хотел спать. Он хотел открыть глаза и любоваться окружающим миром. Он предпочел бы терпеть любую боль, лишь бы чувствовать себя живым. Он не знал, слышит ли Дина его слова, которые пытаются произнести его губы.
— Я... Что со мной?... Ты здесь?... — пробормотал Ахмед. — Что со мной случилось?
Понизив голос, Дина рассказала, что доктору пришлось разрезать ему ногу, чтобы соединить кости, что было очень много крови, что он стоял на краю могилы, но его удалось спасти, вот только ходить, как раньше, он больше не сможет. Теперь он будет хромать, но, по крайней мере, он выжил. Но он не должен волноваться, Иеремия — хороший хозяин; он сказал, что, когда Ахмед поправится, он снова может вернуться на работу в карьер.