Николай Потапов - Великая Отечественная Война (1941–1945)
Сталин. Мы могли бы достичь еще больших успехов, если бы Англия и Америка открыли второй фронт в Европе в 1942 году, как обещали. А так пришлось нам одним сдерживать натиск немецко-фашистских войск, неся большие потери.
Черчилль. Мы не могли тогда открыть второй фронт в Европе, так как не имели ни сил, ни средств, чтобы успешно провести операцию по высадке огромной массы войск на севере Франции.
Сталин. Но вы и в 43-м году не открыли второй фронт, хотя тоже обещали и заверяли нас. Это позволило Гитлеру бросить на Восточный фронт основные свои силы.
Черчилль. Мы в 43-м году, как вам известно, проводили успешную операцию на севере Африки и нанесли там немцам серьезное поражение.
Сталин. Африка, господин Черчилль, — это не Европа.
Черчилль. Да, Африка — это не Европа. И все же немцы почувствовали нашу силу. Ну что, маршал Сталин, до встречи на заседании?
Сталин. Да, до встречи.
Черчилль уходит.
У англичан всегда так: то рано наступать, то поздно.
Молотов. Хитрят.
Сталин. Хитрят.
Молотов. Американский сенатор Трумэн еще в начале войны говорил, мы должны придерживаться такой политики: если будет побеждать Германия, мы должны помогать России. Если будет побеждать Россия, мы должны помогать Германии. И пусть они как можно больше убивают друг друга.
Сталин. Такая двойная политика проводится ими на протяжении всей войны.
Въезжает на коляске Рузвельт.
Его сопровождает офицер.
Рузвельт. Я приветствую маршала Сталина и господина Молотова и благодарю за исключительно русское гостеприимство.
Сталин. Мы рады, что вам все понравилось.
Рузвельт. Теперь, когда я увидел в Крыму бессмысленные разрушения, которые произвели здесь немцы, я хотел бы уничтожать их в два раза больше, чем до сих пор.
Сталин. Это верно, господин Президент. Немцы разрушили и сожгли у нас 1710 городов и более 70 тысяч сел и деревень, сожгли и разрушили более шести миллионов зданий, лишили крова 25 миллионов человек. Разрушили более 80000 промышленных предприятий, 98 тысяч колхозов и совхозов…
Рузвельт. Да, потери огромные. Пожалуй, ни одна страна в мире не выдержала бы такого удара.
Сталин. Но теперь дела пошли у нас лучше.
Рузвельт. Я говорил Америке: русские армии уничтожили и уничтожают больше вооруженных сил наших врагов — войск, танков, самолетов, орудий, чем другие объединенные страны, вместе взятые. Со мной поспорил один штабной офицер, что будет занято раньше — Берлин или Манила?
Сталин. Я считаю, Манила будет занята раньше Берлина. Дела там идут сейчас хорошо.
Рузвельт. Да, теперь американцы научились проводить десантные операции более успешно.
Сталин. Десантные операции — трудное дело. Но союзники хорошо стали владеть искусством этих операций.
Рузвельт. Должен вам признаться, маршал Сталин, в Ливадии я чувствую себя очень хорошо. Когда я не буду больше президентом, хотел бы попросить у Советского правительства продать мне Ливадию. Я очень люблю лесоводство и посадил бы большое количество деревьев на горах вблизи Ливадии.
Сталин. Крым представляет пока мало культивированную страну, многое еще нужно тут развивать, строить.
Рузвельт. Я поражен бессмысленными и беспощадными разрушениями немцев в Крыму.
Сталин. Гитлеровцы не имеют никакой морали. Они ненавидят все, что создано рукой человека. Они просто садисты.
Рузвельт. Я согласен с вами. Все разрушения — это результат их садизма. После войны надо будет вернуть из Германии все те предметы, которые они увезли отсюда и из других мест. Вообще, признаюсь вам, я сейчас гораздо более кровожадным стал по отношению к немцам, чем был раньше.
Сталин. Все мы стали более кровожадными. Немцы пролили слишком много честной крови.
Рузвельт. Перед отъездом в Крым я виделся с дочерью голландской королевы. Она сообщила мне, что немцы в Голландии разрушили дамбы и соленой водой из моря залили плодородные земли Голландии. Теперь потребуется лет шесть, чтобы восстановить плодородие этих земель.
Сталин. Немцы — настоящие варвары.
Рузвельт. Я полагаю, маршал Сталин, после войны Германию надо расчленить на несколько самостоятельных государств, чтобы она не обладала огромным экономическим и военным потенциалом и не угрожала больше соседним странам.
Молотов. А на сколько государств, господин президент, вы предлагаете расчленить Германию?
Рузвельт. Одни предлагают расчленить на пять государств, другие — на три: Северо-германское, Южно-германское и Западно-германское.
Сталин. Мне, господин президент, откровенно скажу, не нравится план расчленения Германии. Мы должны сохранить Германию как единое целостное государство. Но создать такие условия, чтобы будущая Германия развивалась как демократическая миролюбивая страна, без фашизма, нацизма и милитаризма.
Рузвельт. Но это, маршал Сталин, лишь наши предварительные размышления. Мы об этом еще поговорим в ходе наших заседаний.
Сталин. Конечно, поговорим. Господин президент, приехал ли с вами генерал Маршалл?
Рузвельт. Да, приехал.
Сталин. Мне хочется знать, думают ли союзники наступать на Западном фронте?
Рузвельт. Да, конечно. Первое наступление начнется через четыре дня, то есть 8 февраля. Затем будет вспомогательное наступление 12 февраля и большое наступление в марте. О плане союзников на Западном фронте сегодня на совещании доложит генерал Маршалл. Я просил бы вас, маршал Сталин, разрешить советским военным обсудить с военными представителями союзников военные вопросы во время нынешней конференции.
Сталин. Это возможно, господин президент. И это необходимо. Сегодня замначальника Генерального штаба Красной Армии доложит на совещании о положении на советско-германском фронте.
Рузвельт. Мы все с интересом выслушаем это сообщение. Наши армии, наступающие с запада, и ваши армии, наступающие с востока, настолько стали близки друг от друга, что было бы желательным установить между их штабами более тесный контакт.
Сталин. Это желательно.
Рузвельт. Ваши армии на Одере закрепились достаточно прочно?
Сталин. Наши войска перешли Одер в пяти-шести местах и ведут ожесточенные бои за расширение плацдармов на левом берегу Одера.
Рузвельт. У наших армий нет предместных укреплений на Рейне. Но его трудно форсировать, потому что он не замерзает зимой. Рейн придется форсировать либо в Голландии, либо на юге Германии. Но Эйзенхауэр уверен: он форсирует Рейн в течение марта.
Сталин. Наши войска, наоборот, боятся льда на реках и предпочитают форсировать без льда.
Рузвельт (улыбнувшись). Ну вот, видите, вкусы у всех разные. Мы любим лед, вы любите воду.
Сталин. Как говорится, о вкусах не спорят.
Рузвельт. Вот-вот, о вкусах не спорят, верно. Скажите, маршал Сталин, как вам понравился де Голль? Он считает себя духовным вождем Франции. Я его спросил: «Как французы могут помочь союзникам изгнать немцев из Франции»? Он ответил: «Мы приложим все силы, чтобы сделать это как можно скорее. Боевой дух наших войск высок, но у нас не хватает вооружения». И он прав. Сейчас мы помогаем де Голлю вооружить восемь французских дивизий.
Сталин. Помочь де Голлю, конечно, надо. Особенно вооружением и техникой.
Рузвельт. Англичане хотят сделать Францию сильной державой, с двухсоттысячной армией. Эта французская армия должна будет, по их мнению, в случае новой агрессии Германии, принять на себя первый удар и сдерживать позиции до тех пор, пока англичане не создадут свою собственную армию. Англичане — странные люди. Они хотят кушать пирог и хотят, чтобы пирог оставался у них целым в руках.
Сталин. Это очень удачно сказано. Очень удачно.
Рузвельт. Всякий раз, когда Черчилль настаивал на нашем вторжении через Балканы, всем было ясно, чего он хочет. Он прежде всего хотел врезаться клином в Центральную Европу, чтобы не допустить Красную Армию в Австрию, Румынию и Венгрию.
Сталин. Это так. Мы это понимали. Спасибо за откровенность, господин президент.
Рузвельт. Мы убеждали Черчилля, что такая операция на Балканах лишь продлит сроки войны как в Европе, так и на Тихом океане. И он, в конце концов, сдался.
