Виктор Шендерович - Текущий момент и другие пьесы

МИССИС УОТСОН. Да-да! У мамы была пластинка. Такая —…

ГОЛЬДИНЕР. Виниловая.

МИССИС УОТСОН. Да.

ГОЛЬДИНЕР. Фирмы «Мелодия».

МИССИС УОТСОН. Откуда вы знаете?

ГОЛЬДИНЕР. Других фирм не было. (Пауза.) Спасибо, что вы пришли, но знаете — надобности нет. Я уже вполне справляюсь сам.

МИССИС УОТСОН. Вы были в больнице…

ГОЛЬДИНЕР. Да. Легкий ремонт кузова. Все олрайт.

МИССИС УОТСОН. Мистер Гольдинер, дорогой, не мешайте мне быть законопослушной американкой. Еще две недели.

ГОЛЬДИНЕР. Две с половиной.

МИССИС УОТСОН. Тем более.

Пауза.

ГОЛЬДИНЕР. Миссис Уотсон, я сам себе противен, честное слово.

МИССИС УОТСОН. И я. Разоралась, как больная корова.

ГОЛЬДИНЕР. Да, вы знаете много русских слов…

МИССИС УОТСОН. Сама не пойму — откуда вылезло? Well…

Простите меня, и забудем об этой ерунде. Это мой хенди. телефон. Звоните в любое время!

Пишет фломастером на холодильнике.

ГОЛЬДИНЕР. Одно хорошо: Концевич забыл, как ходит конь!

МИССИС УОТСОН. Какой конь?

ГОЛЬДИНЕР. Белый! Он всегда играет только белыми.

МИССИС УОТСОН. Надеюсь, он все-таки не удавился.

ГОЛЬДИНЕР. Глупо. Простите.

МИССИС УОТСОН. Ну что вы! Это был чудесный сюжет. Я схожу в магазин?

ГОЛЬДИНЕР. Только не в бакалею.

МИССИС УОТСОН. О my god! Что еще вы успели про меня рассказать?

ГОЛЬДИНЕР. Я не успел. Я попал в больницу. И Фира поклялась памятью покойной Лии, что ляжет костьми у вас на дороге, но остановит мучительное убийство старого спятившего Гольдинера.

МИССИС УОТСОН. И что теперь?

ГОЛЬДИНЕР. Что, что… Лежит костьми, прямо в бакалее! Не споткнитесь.

МИССИС УОТСОН. Я постараюсь.

Миссис Уотсон уходит.

ГОЛЬДИНЕР (рассмотрев себя в зеркало). Старый ты дурак, Гольдинер!

Звонит телефон.

Алло. Да. Глава компартии Мозамбика? Кто? И что?! Кто у тебя спрашивал, Сема?! Кто — у тебя — это — спрашивал? Я в гробу видал этого Самору Машела! Я вторую неделю пытаюсь выбросить его из головы! Забери его обратно! Вместе с компартией Мозамбика! Со всем прогрессивным человечеством! Повесь трубку и сделай вид, что ты мне не звонил! (Бросает трубку.) Я пропал! Снился мне один Самора — теперь будет сниться вся компартия Мозамбика! Нет, вы видели это справочное бюро? Идиот!

Из плеера на подоконнике негромко звучит тема Дэйва Брубека «Take Five». МИССИС УОТСОН убирается в квартире Гольдинера, стараясь, чтобы движения уборки попадали в ритмический рисунок. Постепенно это превращается в танец…

В какой-то момент она валится в кресло и смеется своей удавшейся игре.

Тема заканчивается, и Миссис Уотсон выключает плеер. Возвращается к уборке.

ГОЛОС ФИРЫ (с улицы). Вульф! Ты живой? Ву-ульф!

МИССИС УОТСОН (в окно, негромко). Добрый день, Фира. Все в порядке, он отдыхает.

ГОЛОС ФИРЫ. Я знаю этот отдых! Оставьте его немедленно в покое! Он старый человек!

МИССИС УОТСОН. Ну, не такой уж старый…

ГОЛОС ФИРЫ. Бесстыжая нахалка! Так знайте же —…

Миссис Уотсон закрывает окно, но слова все же слышны, и отвернувшись от окна, она артикулирует их в точности.

…я поклялась памятью его несчастной жены Лии, что лягу костьми, но не допущу позорной смерти этого спятившего старика от распущенной американской девки!

Миссис Уотсон отсчитывает: раз-два-три, и заканчивает синхронно с голосом Фиры.

Тьфу!

МИССИС УОТСОН. Yes, we did it! Yes, yes!

Меняет диск, выбирает трек — и возвращается к уборке. Звучит голос Билли Холидей — «I am fool to want you»… Миссис Уотсон открывает комод, чтобы протереть дверцу — и на пол к ее ногам россыпью вываливаются фотографии из целлофанового пакета. Она поднимает их и начинает рассматривать черно-белые карточки. Из спальни появляется ГОЛЬДИНЕР. Несколько секунд она не видит его, продолжая рассматривать фотографии.

ГОЛЬДИНЕР. О чем она поет?

МИССИС УОТСОН. О любви. О чем еще можно петь?

ГОЛЬДИНЕР. О-о! О чем только мы не пели.

МИССИС УОТСОН. Простите, я протирала пыль, и…

ГОЛЬДИНЕР. Дела давно минувших дней. Смотрите, если интересно.

МИССИС УОТСОН. Интересно. (Пауза.) Это сын?

ГОЛЬДИНЕР. Нет, это я. После эвакуации.

МИССИС УОТСОН. Худо-ой…

ГОЛЬДИНЕР. Кормить начали чуть позже… Это свадьба. Лия…Что делает с человеком время — вы этого еще не видели.

МИССИС УОТСОН. А вот это точно сын!

ГОЛЬДИНЕР. Да, Алик. В пионерлагере. Смешной, да?

МИССИС УОТСОН. Симпатичный.

ГОЛЬДИНЕР. Это в маму.

МИССИС УОТСОН. Простите… — он вас навещает?

ГОЛЬДИНЕР. Да, по часу в неделю. Он отличный сын. Один раз даже привез своих детей. Это был цирк. Они называли меня «грэндпа».

МИССИС УОТСОН. Дедушка.

ГОЛЬДИНЕР. Я догадался.

МИССИС УОТСОН. Хотите чаю?

ГОЛЬДИНЕР. Когда я не хотел чаю? (Садится к столу.) Что ваши ацтеки?

МИССИС УОТСОН. Ацтеки — замечательно! Я получила работу.

ГОЛЬДИНЕР. Поздравляю.

МИССИС УОТСОН. Теперь я должна, наверное, принести жертву богу Солнца!

ГОЛЬДИНЕР. Если вы выбрали меня, то предупреждаю, что радости от этого богу будет мало. Меня столько раз клали на алтарь, что крови почти не осталось. Лучше расскажите: как дела с бой-френдом?

МИССИС УОТСОН. Дружим помаленьку…

ГОЛЬДИНЕР. Он вас любит?

МИССИС УОТСОН. Вульф Мойхелевич!

ГОЛЬДИНЕР. А что я сказал? Ну, простите! Знаю, знаю: «при-вайс»…

МИССИС УОТСОН. Privacy. Ничего страшного, спросили и спросили. Все нормально. Встречаемся.

ГОЛЬДИНЕР. У нас в институте была дискуссия: мешает ли любовь строительству коммунизма?

МИССИС УОТСОН. И что решили?

ГОЛЬДИНЕР. Решили — не мешает, если это любовь к партии. Но мы как-то умудрялись совмещать. Мы тогда вообще относились ко всему страшно серьезно: любовь — одна, партия — одна… Всё до гроба! Нет, вы не смейтесь — это была серьезная идея, этот коммунизм! И самим страшно, и весь мир дрожал! Есть что вспомнить на старости лет. А сейчас — растащили страну на кусочки, у каждого свой гешефт, и болтают всякую ерунду.

МИССИС УОТСОН. Гешефт —?..

ГОЛЬДИНЕР. Гешефт, миссис Уотсон, это то, что вы тут называете «коррупция».

МИССИС УОТСОН. Понятно. А я думала: вы за Путина.

ГОЛЬДИНЕР. Я за Путина! Потому что — так им и надо! Ой, Женя, все это — агицин паровоз.

МИССИС УОТСОН. «Агицин паровоз!» Бабушка так говорила!

ГОЛЬДИНЕР. У вас была правильная бабушка.

МИССИС УОТСОН. Бабушка была чудесная… А что за паровоз?

ГОЛЬДИНЕР. Не знаю. Я не думаю, что это вообще паровоз… Я ведь тоже слышал это от бабушки. Я думаю, это что-то такое безнадежное. Как строительство коммунизма.

МИССИС УОТСОН. Да, бабушка так говорила, когда расстраивалась. Она умерла здесь, только не в Нью-Йорке, а под Чикаго, на «Диване». Там есть улица — Дивон, так наши ее переименовали в Диван. Там много с Украины.

ГОЛЬДИНЕР. А бабушка откуда родом?

МИССИС УОТСОН. Не знаю.

ГОЛЬДИНЕР. Тульчин, Гомель, Мозырь, Слоним, Шклов?..

МИССИС УОТСОН. Не знаю. Родители уже из Харькова.

ГОЛЬДИНЕР. А-а, вы говорили. тогда. Хороший город. Между прочим, был столицей Украины! Не тянет на родину?

МИССИС УОТСОН. Нет. Какая родина? Я ее не помню. Родители уехали, когда мне не было года.

ГОЛЬДИНЕР. В каком году?

МИССИС УОТСОН. В семьдесят девятом.

ГОЛЬДИНЕР. Да, в семьдесят девятом уже помаленьку выпускали.

МИССИС УОТСОН. Так они не собирались ехать! Там такая дурацкая история. Отцу кто-то привез отсюда книгу — даже не Оруэлл, и не Солженицын. Я забыла название — какая-то запрещенная книга! Кто-то ее увидел и — «стукнул». Отец так говорил. А отец был инженером на заводе — смешное такое детское название было у этого завода… Вроде «тяп-ляп»… «Тяж-маш», вот!

Гольдинер роняет из пальцев чашку.

МИССИС УОТСОН. Ничего, ничего, я уберу!

ГОЛЬДИНЕР. «Энерго… тяжмаш».

МИССИС УОТСОН. Exactly! Точно! Вы знаете этот завод?

ГОЛЬДИНЕР. Да. Там работал. один мой знакомый.

МИССИС УОТСОН. Ну вот. Отца вызвали в какой-то их советский офис… Он так странно это называл — Контора. «Вызвали в Контору». И потребовали сказать, откуда книга. Он, конечно, не сказал. И тогда был скандал. И какой-то мелкий партийный босс на этом заводе. — как это называлось? партийный глава?

ГОЛЬДИНЕР. Партийный организатор. Парт-орг.

МИССИС УОТСОН. Да. Парторг! Отец его показывал, этого человека.