Александр Володин - Дочки-матери
Ольга сидела неподалеку от нее на скамье.
Елена Алексеевна. Мы любим, когда кто-нибудь присутствует. Пусть учатся преодолевать стеснительность. Обрати внимание вот на эту, третью справа, Флора. Когда был фестиваль, она покорила Москву.
Флора закинула ногу на палку, внимательно глядя на себя в зеркало.
Галя, брызгая из лейки на пол, шла вдоль станка.
Елена Алексеевна. Почему, Галя, ты так тяжело ходишь? Десять пудов прошло.
Галя смотрела на мать, безмятежно улыбаясь.
Елена Алексеевна (хлопнула в ладоши). Приготовились. Стали по четыре. Флора, поменяйся, пожалуйста, с Ирой местами. Плие… Руки – это главное. Руки и глаза. Руки вздохнули! Отдаетесь нам! Арабеск, акарте назад, гран батман жете и – плие. Начали!
…Веками отлитые движения, повороты, округло плывущие руки («ручки» называют здесь), взлеты медлительных «вывернутых» ног («ножки» называют их здесь) и взлет, полет, перелет по воздуху над землей, отдельно, оторванно от земли, заодно с воздухом, почти с небом, когда «спинка» выгнута и «ручки» округлы и «ножки» словно одна продолжение другой летят, стелются параллельно далекой, забытой на пять мгновений, земле…
Елена Алексеевна. На Флору, на Флору смотри. У нее нет таких уж особых данных. Шаг – средний и прыжок средний. У нее душа не средняя.
Девочки отдыхали. Южный мальчик отошел в сторону, стоял, облокотясь на палку, как будто попал сюда случайно и не имел к ним никакого отношения.
Елена Алексеевна. Плохо, что у нас нет мальчиков. Трудно придумывать номера. Нашего Резо в школе дразнят балериной. По-моему, он ходит сюда только из-за Ани, у них, кажется, роман. Резо и Флора, приготовились. Вступление к танцу.
Пианистка заиграла вступление к танцу.
– Резо, не тащи ее за руку. Не приказчик идет – интеллигент девятнадцатого века. Веди ее внимательно, восхищайся ее красотой. А ты идешь впереди, будто муж уже сорок лет, собственник. Тебе что, она не нравится? Нет, нет, она тебе не нравится. Смотри, что ты делаешь.
Елена Алексеевна изобразила, как девушка летит, волоча за собою оглядывающегося по сторонам партнера.
– На нее смотри, не на меня.
Резо. Я в зеркало смотрю.
Елена Алексеевна. Я-то воображаю, что он на меня смотрит, а он, оказывается, на себя. Так, начали. Торжественный, праздничный польский, чуть-чуть надменный танец…
Флора шла, подав руку Резо. Не шла, а гордо и счастливо ступала.
Елена Алексеевна. Оля, тебе не скучно?
Ольга. Что вы!
Елена Алексеевна засмеялась, отвернулась, сказала что-то девочкам, показала слегка, особенно не стараясь, новую комбинацию. Понаблюдала, что у них получается, обругала, снова засмеялась…
В сквере на скамейке сидели Резо и Аня. Обоих припорошил снег. По другую сторону дорожки сидела Галя.
Аня. Иди сюда!
Галя. Чего это я буду вам мешать!
Аня. Резо, ну позови ее, что она там сидит.
Резо. Галя, ну что ты в самом деле!
Галя (встала, быстро подошла к ним). Атас! Вон она идет.
Резо. Что она за нами таскается, честное слово.
Аня. Мы сами за собой ее таскаем, мать велит.
Резо. Скоро уедет?
Галя. Мы так хорошо ее развлекаем, что, боюсь, она останется здесь навсегда.
Аня. Одно спасает: когда она начинает выхваляться, можно отдохнуть. Ее надо только навести на тему.
Резо. Хотите, я приведу ее в норму?
Галя. Ее нельзя обижать, она сирота.
Аня. Главное, никуда не спрячешься, у нее нюх какой-то.
Ольга (еще издали). Это вы? А я иду и думаю: вы или не вы?
Галя. Это мы. Как ты нас нашла?
Ольга. А я иду, иду, просто гуляю. И вдруг вижу: кто-то сидит…
Галя. Познакомьтесь – это Реваз. Вам есть о чем побеседовать, он тоже собирается поступать в ПТУ.
Ольга. Правда?
Резо. Мечтаю. Правда, еще не выбрал, в какое.
Ольга. Тут самому надо разобраться, к чему у тебя наклонность. Но в принципе – очень советую.
Аня. Расскажи ему про свое училище. Ты знаешь, им присвоили звание «Училище высокой культуры».
Ольга. Что там! Наше училище – вообще лауреат премии Ленинского комсомола.
Галя. Только понимаешь, Оля, какая сложность, у него главная склонность – это литература. Он даже воплотил это в стихотворной форме. «Люблю урок литературу, она нам всем дает культуру, писателей мы узнаем и все хорошее от них берем».
Ольга. А у нас литература очень хорошо поставлена, мы же проходим все общеобразовательные предметы! За три года ты получаешь законченное среднее образование и в то же время у тебя специальность. Ты уже самостоятельный человек!
Галя. Если бы я была самостоятельный человек, я поступила бы на курсы кройки и шитья.
Аня. А я бы лучше устроилась в гормясорыбторг.
Резо. Тогда уж лучше в горплодоовощ.
Галя. На худой конец в горвторсырье.
Аня. Или в горснабпотребсоюз.
Резо. Или в торгпосредконтору…
Ольга. А пошли вы к едрене фене.
Голос у нес сделался хриплый, блатной.
Резо. Пардон?
Ольга. Отвали, мон шер.
Резо. Вас плохо вижу. Прием.
Ольга. Очки надень, мышь белая. Балерина из Берлина.
Елена Алексеевна возила по полу воющий пылесос и потому плохо слышала, что говорил ей муж. Пришлось выключить.
Вадим Антонович. Где моя рубашка, не видела?
Елена Алексеевна. Тебе сейчас, в эту минуту нужна рубашка?
Вадим Антонович. Если бы я был уверен, что к нам сегодня никто не придет…
Елена Алексеевна. Кто к нам сегодня придет, ты болен.
Вадим Антонович. Тогда я не буду одеваться. Буду жить в пижаме.
Елена Алексеевна. Живи в пижаме.
Позвонили в дверь.
Вадим Антонович. Вот она, идет.
Елена Алексеевна. Кто идет?
Вадим Антонович. Эта, твоя.
Елена Алексеевна. Почему она моя?
Вадим Антонович. Она к тебе ходит, а не ко мне. Тогда что, одеваться? Где что? Где рубашка? Рубашки нет. Где свитер?
Елена Алексеевна. Ничего не надо, сиди у себя. Я скажу, у тебя разболелась голова.
Вадим Антонович побрел в свою комнату.
Елена Алексеевна (впустила Ольгу). А где девочки?
Ольга. В кино пошли.
Елена Алексеевна. А ты почему не пошла?
Ольга. У них было только три билета. Но это ничего, фильм я и дома увижу, а к вам уж оттуда не доберешься.
Елена Алексеевна. Почему три билета? А кто третий, Резо? Я же им сказала!
Ольга. Елена Алексеевна, честно говоря, мне даже лучше посидеть с вами. Если только я вам не помешаю.
Елена Алексеевна. Конечно, посиди.
Ольга. Вадим Антонович дома?
Елена Алексеевна. Он лежит, у него голова разболелась.
Ольга. А что такое?
Елена Алексеевна. Ничего страшного, у него это бывает.
Ольга. Значит, мигрень.
Елена Алексеевна. Ему в таких случаях нужен только покой.
Ольга. Но есть простое средство! Я вас научу, и вы всегда будете им пользоваться. Это массаж. От переносицы вниз и под глазом.
Елена Алексеевна не успела остановить ее. Ольга постучала в дверь.
– Вадим Антонович!
Вадим Антонович (болезненно). Да.
Ольга. Можно к вам?
Вадим Антонович. Заходи…
Ольга зашла.
Вадим Антонович в пижаме лежал на кожаном диванчике.
Ольга. У вас мигрень?
Больной смотрел на жену, которая стояла позади. Она дала глазами понять, что ничего не могла поделать.
Ольга придвинула стул к диванчику.
– Закройте глаза, будем делать массаж.
Вадим Антонович. Зачем?…
Ольга. Я в детдоме всех лечила, даже врача. У вас с обеих сторон болит или с одной?
Вадим Антонович. С одной.
Ольга (растирая руки). Вам будет только приятно. (Приступив к массажу.) Разговаривать не надо.
Вадим Антонович. Спасибо, уже прошло.
Ольга. Не могло пройти так быстро.
Вадим Антонович. Но я говорю, что прошло, мне же лучше знать!
Ольга. Это обманчивое впечатление.
Зазвонил телефон.
– Ничего, я возьму трубку… Алло. Вадим Антоновича? Сейчас. Лежите, я вам поднесу.
Вадим Антонович (в отчаянии, что придется с кем-то разговаривать, но произнес приветливо и весело). Да?… Ах, это ты!
Он даже приподнялся на диване, как будто собеседник мог его видеть.
– Живу ничего, живу ничего. Ты когда приехал?
Елена Алексеевна (приоткрыла дверь). Кто это?
Вадим Антонович (замахал на нее рукой, чтоб уходила). К нам-то, к нам когда? А ну, давай! Давай, ждем!
Елена Алексеевна. Кто, кто?
Вадим Антонович (опять замахал на нее рукой). Привет тебе тут!… Да, да, и нам привет. Словом, приходи…
Он положил трубку и сказал, досадливо перекосившись:
– Петр приехал.
Елена Алексеевна. Боже мой.
Вадим Антонович. Что такое? Что – боже мой?
Елена Алексеевна. Обед же нужно!
Вадим Антонович. Какой обед! Через двадцать минут он будет здесь. Да он и всего на час, от самолета до самолета.
Елена Алексеевна. Да ведь надо же как-то принять.
Вадим Антонович. Что же я должен был сказать? «Посиди в самолете, мы еще не готовы»?… Можешь не беспокоиться, он принесет барана, разведет на кухне костер и станет делать шашлык.
