Бернард Шоу - Другой остров Джона Булля
Ларри. Поживите здесь, и вы увидите, что это не парадокс, а правда. Посмотрите на отца Демпси! Вот он, пастырь независимой церкви — ему нечего ждать от государства и нечего бояться; и в результате он самый влиятельный человек во всем Роскулене. Здешний парламентский депутат трясется от страха, когда отец Демпси косо на негот посмотрит.
Отец Демпси усмехается; нельзя сказать, чтобы такое признание его авторитета было ему неприятно.
Оглянитесь на самого себя. Вы готовы десять раз на день поносить епископа Кентерберийского, главу государственной церкви; а скажете вы хоть слово, которое может не понравиться какому-нибудь нонконформисту? Э, нет, поостережетесь! Консерваторы сейчас единственная партия, свободная от поповского засилья, — простите за грубое выражение, отец Демпси…
Отец Демпси снисходительно кивает.
…потому что только они не признают разделения церкви и государства и могут помешать священнику стать епископом, если у него нет качеств, нужных для государственного человека. (Умолкает.)
Все отупело смотрят на Ларри, потом на священника, предоставляя ответ ему.
Отец Демпси (сентенциозно). Молодой человек, вы не будете депутатом от Роскулена, но голова у вас такая, что дай бог всякому.
Ларри. Мне очень жаль, что я обманул твои ожидания, отец, но я ведь сразу тебе сказал, что из этого ничего не выйдет. А теперь, я думаю, вашему депутату лучше удалиться, пока вы будете избирать ему преемника. (Берет со стола газету и уходит.)
Все в немом молчании глядят ему вслед, пока он не скрывается за углом дома.
Доран (обалдело). Что это за человек такой, а?
Отец Демпси. Толковый паренек; из него еще может выйти настоящий мужчина.
Мэтью (в совершенном расстройстве). То есть как это понимать? Вы, стало быть, его пошлете в парламент, чтоб он опять посадил мне на шею Ника Лестрэнджа, и заставил меня платить десятину, и ограбил меня ради Патси Фарела, — и все это потому, что он единственный сын Корни Дойла?
Доран (грубо). Заткнись, осел! Кто его собирается посылать в парламент? Может, тебя послать, чтоб ты там всем прожужжал уши насчет своего паршивого клочка земли?
Мэтью (жалобно). И я должен это выслушивать после всех моих страданий?
Доран. Ох, надоели мне твои страдания! С малых лет только об этом и слышишь. Вечно кто-нибудь страдает — не ты, так другой; а не другой — ну, так наша мать Ирландия. А какого черта? Хлеба нам, что ли, прибавится от этих страданий?
Отец Демпси. Это разумные слова, Барни Доран; только напрасно ты так часто поминаешь черта (Матту.) Если б ты больше думал о страданиях святых мучеников, Матт, и меньше о своих собственных, тебе легче было бы войти в царствие небесное.
Мэтью хочет ответить.
Довольно! Хватит! Мы знаем, что ты не мыслишь зла, и я не сержусь на тебя.
Бродбент. Причина всего этого вам, конечно, ясна, мистер Хаффиган. Мой друг, Ларри Дойл, блестящий оратор. Но он консерватор, мистер Хаффиган, закоснелый, старозаветный консерватор.
Корнелий. Откуда это видно, смею спросить, мистер Бродбент?
Бродбент (приготовляясь произнести политическую речь). Видите ли, мистер Дойл, в ирландском характере вообще есть черты консерватизма. Сам Ларри говорит, что в этом смысле герцог Веллингтон был типичный ирландец. Конечно, это нелепый парадокс; однако тут есть доля истины. Что же касается меня, то я либерал. Вам известны основные принципы либеральной партии. Мир…
Отец Демпси (благочестиво). Очень хорошо. Прекрасно.
Бродбент (чувствуя себя поощренным). Благодарю вас. Ограничение расходов… (Останавливается, ожидая дальнейшего одобрения)
Мэтью (робко). А что это, собственно, означает — ограничение расходов?
Бродбент. Это означает колоссальное снижение всяких поборов и налогов.
Мэтью (почтительно одобряя). Вот это так! Это правильно, сэр.
Бродбент (небрежно). Ну и, само собой разумеется, реформы.
Корнелий, Отец Демпси, Доран (без воодушевления). Разумеется.
Мэтью (все еще подозрительно). А как это понимать — реформы? Это значит что-нибудь изменять из того, что есть?
Бродбент (внушительно). Это значит, мистер Хаффиган, сохранить в неприкосновенности реформы, которые уже были дарованы человечеству либеральной партией, а в будущем возложить надежды на свободную деятельность свободного народа на основе этих реформ.
Доран. Вот это правильно. Чтоб больше к нам не совались. У нас теперь есть, что нам надо, и мы одного хотим — чтобы нас оставили в покое.
Корнелий. А как насчет гомруля?
Бродбент (встает, чтобы придать своей речи большую торжественность). Чтобы передать мои чувства в отношении гомруля, я должен буду прибегнуть к красочным выражениям.
Доран. Ай, ай, в присутствии отца Демпси?
Бродбент (не понимая). Вот именно… гм… да. Я могу только сказать, что я, англичанин, краснею за мою страну. Это черное пятно на нашей национальной истории. Я с нетерпением жду того времени — и ждать его недолго, ибо и все человечество ждет его, джентльмены, и решительным голосом его призывает, — я с нетерпением жду того времени, когда ирландский парламент снова восстанет из праха на зеленых газонах в Колледж Грин, а Юнион Джек[30] — этот отвратительный символ вырождающегося империализма — будет заменен флагом столь же зеленым, как тот остров, над которым он развевается, — флагом, в котором Англия претендует лишь на скромную четвертушку в память заслуг нашей великой партии и бессмертного имени нашего вождя.
Доран (восторженно). Вот это называется речь! (Хлопает себя по колену и подмигивает Maттy.)
Мэтью. Дай вам бог здоровья, сэр.
Бродбент. Теперь я вас покину, джентльмены, чтобы вы могли на свободе обдумать создавшееся положение. Я мог бы еще остановиться на заслугах либеральной партии в деле защиты той религии, которую исповедует большинство ирландского народа, но я ограничусь указанием, что ваш депутат — каково бы ни было собственное его вероисповедание — обязан быть, по моему мнению, горячим сторонником свободы совести и обязан это подтвердить посильной помощью — насколько позволят его средства, — помощью той возвышенной и плодотворной работе, которую вы, отец Демпси…
Отец Демпси кланяется.
…проводите среди населения Роскулена. Не следует также упускать из виду менее серьезный, однако тоже весьма важный вопрос спорта. Местный клуб для игры в крикет…
Корнелий. Чего? Как вы сказали?
Доран. У нас никто не играет в лапту, если вы об этом говорите.
Бродбент. Ну, скажем, в городки. Вчера я видел двух парней, которые… впрочем, это, конечно, детали. Главное, это чтобы ваш депутат, кто бы он ни был, был человек со средствами и мог сам оказывать, помощь округу, а не ложиться на него бременем… А если бы ваш выбор пал на моего соотечественника, какой моральный эффект это произвело бы в парламенте! Громадный! Потрясающий! Простите мне эту маленькую речь; никто лучше, чем я, не сознает ее дерзости. Прощайте, джентльмены. (Торжественно направляется к калитке, а затем бодро шагает дальше, внутренне поздравляя себя с удачным политическим ходом и выражая свои чувства кивком головы и подмигиванием.)
Хаффиган (с почтительным страхом). Прощайте, сэр!
Остальные. Прощайте!
Все тупо смотрят вслед Бродбенту и молчат, пока он не уходит так далеко, что уже не может их слышать.
Корнелий. Что вы об этом думаете, отец Демпси?
Отец Демпси (снисходительно). Умом его бог обидел. Но ведь и теперешний наш депутат не лучше.
Доран. Для парламента хватит. Что там нужно? Только языком трепать, да ругать правительство, да голосовать вместе с ирландской партией.
Корнелий (раздумчиво). Чудной он англичанин, сроду таких не видывал. Сегодня развернул газету, и первое, что ему попалось на глаза, это что где-то в Индии расколошматили английскую военную экспедицию, — так видели бы вы, как он был доволен! Ларри ему сказал, что, если б он жил в то время, когда пришла весть о победе при Ватерлоо[31], он бы, наверно, тут же умер от огорчения. По-моему, у него в голове неладно.
Доран. А пускай, были бы у него только деньги. Я считаю, что он для нас подходящий.
