Иван Лажечников - Вся беда от стыда

Ипполитов. Как будто знакомая карета едет по Садовой.

Сергей Петрович. Карета их; узнаю ее между тысячи. Остановились... из нее выходит она!.. Дает знать человеку чтобы за ней не следовал... У угла встретил... он... ее любезник!.. Не пойти ли им навстречу? не убить ли ее позором?..

Ипполитов. Вспомни, что сказали тебе дома: «Не забудь там, что у тебя есть отец, который никогда не обманывал твоей любви, который умрет с горя, если ты позволишь себе какие-нибудь крайности».

Сергей Петрович. Правда, теперь одно презрение! Из чего же горячиться?.. Какое имею право?.. Она невеста его, обручена с ним, а я... что ей?.. Пококетничала со мной... разве это первая? Мне сказала ни да, ни нет... Недаром плакала!.. И что ж мне в сердце, измятом пятилетнею связью с женихом? Пускай любезничают, сколько душе угодно; я им не помеха; я сам отретируюсь в добром здоровье и пожелаю им безмятежного счастья, ненарушимых восторгов... Только посоветую поскорей к венцу... мы с тобою будем шаферами, не правда ли?

Ипполитов. Они подходят ближе; спрячемся на дворе этого дома; здесь живет мастеровой. Сквозь худые ворота увидим, как они пройдут мимо и куда.

Сергей Петрович. Дай мне руку; я слаб как ребенок. (Ипполитов отворяет калитку и увлекает за собою Сергея Петровича.)

Те же, Гориславская и Павел Флегонтыч.

Гориславская (чрезвычайно встревоженная, со страхом оглядывается; ее ведет под руку Павел Флегонтыч и несет узелок). Сердце ужасно замирает. Земля горит подо мною. (Слышен из-за ворот голос Сергея Петровича: «Проклятие!») Боже!.. Как будто знакомый голос!

Павел Флегонтыч. Здесь живут мастеровые... может быть, драка... Пойдем скорее. (Ускоряет шаги. Они входят в переулок и останавливаются у одного ветхого домика с мезонином. Павел. Флегонтыч дает знак тремя ударами. Им отворяют калитку.)

Гориславская. Вы здесь, по условию, оставите меня.

Павел Флегонтыч. А назад?

Гориславская. Я одна дойду до экипажа; благодарю вас.

Павел Флегонтыч. Счастлив по крайней мере, что исполнил ваше желание. (Гориславская входит в калитку; он останавливается у нее.) Останусь здесь на минуту, будто оглядеть, не подсматривает ли кто за нами, а там шмыгну на двор и в заднюю калитку. Дозорщики пускай уверятся, что я вошел с нею. (Входит в калитку.)

Сергей Петрович (выходя с Ипполитовым со двора мастерового). Ты слышал?

Ипполитов. Слышал: «Сердце ужасно замирает. Земля горит подо мною». Лукавый поймет их лукавые речи. Пойдем; ты видел сам... чего ж более?

Сергей Петрович. Хочу только узнать, чей этот дом, кто в нем живет.

Ипполитов. И потом войти в него, и потом сыграть блистательную сцену ревности?..

Сергей Петрович. Нет, я до этого не унижусь. Говорю тебе: хочу только знать, чей дом, кто живет в нем. Завтра, при прощании, свидетельствуя ей мое глубочайшее почтение, покажу ей, что я посвящен в элевзинские ее таинства... более ничего, поверь. (Оба подходят к дому, в который вошла Гориславская. Ипполитов стучит палкою в окошко нижнего этажа. Из окна выглядывает мещанка Сокова.)

Ипполитов, Сергей Петрович и Сокова.

Сокова. Что за сорванцы? Ну, что вам!

Ипполитов. Чей это дом?

Сокова. Мой.

Ипполитов. Да вы кто такие, матушка?

Сокова. Мещанка Сокова, батюшка.

Ипполитов. Отдаются квартиры?

Сокова. Только не по вас.

Ипполитов. Да какие ж люди у тебя живут?

Сокова. Внизу приказный, а вверху, в каморке, жид.

Ипполитов. А барышня, что пришла сюда с молодым человеком, часто приходит к тебе в дом?

Сокова. Разве я караульщица у своих постояльцев? Вижу, вы шематоны какие-нибудь: убирайтесь-ка подобру-поздорову. (Затворяет окно.).

Ипполитов. Спасибо и на этом! (Удаляются от дома.)

Сергей Петрович. Слава Богу! теперь голова моя свежа... сердце на месте!.. (Останавливается и, оборотившись к дому Соковой, делает знак рукой.) Прощай, прощай! желаю тебе безмятежных наслаждений с твоим нареченным... Будь уверена, что не я приду нарушить их. Правду вы изволили сказать некогда: «одно слово разрушит вашу клятву». Еще бы вернее сказали: один взгляд охолодит всю вашу любовь. Давно бы так! Медовицына, тебе обязан я своим спасением. Чудная была бы жена эта Наталья!.. как бишь по отчеству?.. (Немного погодя). Странно! я перестал любить, а мне все-таки еще жаль ее. (Плачет, оба удаляются.)

Бедная каморка; стены голые; окна покривились; в некоторых, вместо стекол, бумага; стол, скамейка, два стула и кровать с задернутыми холстинными занавесками; одна дверь с левой стороны, другая направо, на чердак.

Гориславская, Соломон, Рахиль и Ревекка.

Гориславская (у дверей, про себя). Я задыхаюсь... ноги отказываются идти... Страшно! здесь преследовал меня голос Ипполитова, там, в переулке послышалось мне проклятие его друга... Видно, все мне чудится... голова моя расстроена. (Немного погодя.) Какая нищета!.. Воображение не сказало мне ничего лишнего.

Рахиль (увидев ее, толкает отца). Какая-то хорошенькая барыня пришла.

Соломон (вскакивает со скамейки). Что вам угодно, сударыня?.. вы больны?..

Гориславская. Да... (Садится на стул в изнеможении.) Мне надо отдохнуть, чтоб собраться с силами. (Ставит узелок на стол.) Я помешала вам... вы ужинали. Боже! один черствый хлеб!

Соломон. Благодарение Богу, когда он посылает и эту пищу. Иногда и хлеба не бывает.

Гориславская (развернув узелок). Дети! милые! подойдите ко мне... (Рахиль и Ревекка подходят к ней без боязни; Гориславская целует их и дает им пирожков.) Заешьте сладким горечь вашего ужина.

Рахиль (откусывая от пирожка, отцу). Откуси; как хорошо!

Ревекка. И от моего.

Соломон. Мне... есть не хочется.

Гориславская. Вот еще, чтоб вы не ели один хлеб. (Дает. Рахиле кошелек с деньгами.)

Рахиль. Мне?.. Нам?.. (рассыпает золото из кошелька на стол). Смотри, тате, все золото!.. То-то накупим себе говядины и пирожков!

Соломон (который во все время разговора Гориславской с детьми всматривался в нее с недоумением и любовью). Сударыня... ваше лицо... вы так похожи на Рахиль мою... Неужли глаза и сердце обманывают?.. Скажите, кто вы... или я не вынесу долее.

Гориславская (бросаясь к нему на шею). Отец!.. обними свою прежнюю Эсфиру.

Соломон. Дочь моя!.. Эсфира, милая Эсфира... Наталья Ивановна!..

Гориславская. Сестры!.. ко мне, мои милые!.. дайте расцеловать вас. (Целует их с нежностью.) Теперь я вас не оставлю. Какие пригожие! какие душки! Еще, еще!.. Подождите, я принесла вам гостинца. (Вынимает из узелка богатые серьги и вдевает их в уши сестер.) Теперь, в этом наряде, вы будете еще пригожей.

Рахиль. Неужели сестрица наша?.. Ах! какие вы хорошенькие и добрые! Ревекка, где ж у нас был кусочек зеркала? (Находят кусок зеркала и любуются в нем одна за другой.)

Гориславская (Соломону). От чего ж у вас такая бедность?

Соломон. Мы не ждали ее... нам было обещано многое... вы помните.

Гориславская. Мы всегда посылали обещанное.

Соломон. Через кого?

Гориславская. Через Мухоморова, отца.

Соломон. Мы не получили и десятой доли.

Гориславская. Злодей! как он обманывал нас! О, не одних вас они губили, и мне от них тяжело достается! Без них я могла бы быть счастлива.

Соломон. Бог им заплатит!

Гориславская. Забудьте все прошлое. Теперь я вас не покину! у вас будет все, чтоб жить в довольстве. Но скажите... вы не проклинали меня?

Соломон. Проклинать свою кровь? Боже меня сохрани!.. Я тебя знаю, ты всегда была такая добрая; я уверен был, какие-нибудь плутни от Мухоморова. Колено злое, негодное!

Гориславская. Здесь, в груди моей, они поселили змею... грызет сердце, невыносимо грызет. Но зачем отравлять настоящие минуты? (Подходит к отцу и берет его за руку.) Вы теперь довольны, счастливы, не правда ли?

Соломон. Так доволен, так счастлив, хоть бы сейчас умереть, если бы не эти дети. Еще скажу тебе... я задумал давно, я приготовился и теперь решился... быть христианином, как ты...