Laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

— Но ты все равно напал на того волшебника, который пытался меня похитить. Почему?

— Темный Лорд способен развеять эти чары, — ровным голосом ответил Северус.

"Ох уж этот Волдеморт — как же он мешает", — промелькнула в голове странная мысль.

— А те люди — это были Пожиратели Смерти?

— Никого из них я не узнал, но, думаю, где-то через год или два их вполне можно будет так назвать, — нехарактерным для него жестом он запустил пальцы в волосы и отбросил со лба длинные, словно прилизанные пряди. Его лицо казалось напряженным — резкие линии, глубокие складки... явно заметное раздражение. Лили осознала, что сейчас он обходится без окклюменции, отсюда и такая разница, и почувствовала, как в горле поднимается ком.

— Ни хуя же не просчитал, — пробормотал Северус.

— Ой, да ладно тебе, — возразила она хрипло. — Да, знаю, ты ужасно умный, но не всеведущий же! И никто от тебя этого и не ждет, — добавила она, поймав устремленный на нее взор: пронзительный и мрачный, почти гневный. И такой тяжелый, что шею залила невольная краска.

— В этом случае недальновидность может оказаться гибельной. Причем в самом прямом смысле слова, — сказал он. — И будь так добра, постарайся впредь обуздывать свое гриффиндорство — ограничься водосточными трубами и регбийными бросками, а неразумную самоуверенность оставь неразумным.

— А сам-то, сам-то! Ты же сшиб того типа и вылетел с ним в окошко! Я помню, как в нас что-то врезалось. И после этого ты еще упрекаешь меня за регбийные броски?

— Я? Я лишь отметил, что они бывают полезны. — А затем его плечи поникли — он явно счел эту тему закрытой. — Люциус все усложнил — оказался куда умнее, чем я думал. Особенно с учетом его возраста. Вот же придурок настырный... — пробормотал он.

— А ты с ним и правда дружил? — спросила Лили — в основном из спортивного интереса. Сама она когда-то дружила с Питером... или только думала, что они друзья. Как и с Сириусом Блэком, который пытался убить Северуса. Внутри заворочалось что-то гадостное — словно копошились липкие щупальца.

— Можно и так сказать, — ответил Сев, уставившись куда-то в сторону.

Удивительно, насколько все зависит от точки зрения: в свете того, что выяснилось о Сириусе, Лили легко смирилась с тем, что у Северуса остались теплые воспоминания о Люциусе Малфое.

— А что он сделал такого особенного?

— Приди он к нам в одиночку, я наложил бы Обливиэйт и подправил ему память. Но в нынешних обстоятельствах приближаться к нему слишком опасно; так рисковать я не стану, — мимо спешили автомобили; Северус глядел сквозь них, куда-то вдаль и вглубь собственных мыслей. — И мой уход от них он воспринял вовсе не так, как я предполагал... Сейчас Темный Лорд рассматривает меня как потенциального союзника, но как только узнает, что я наотрез отказался сотрудничать, — а иначе мое поведение расценить просто нельзя, — он будет считать меня врагом. Своим личным врагом, — его лицо омрачилось.

Ситуация располагала к торжественному молчанию — как будто взбираешься на холм и видишь впереди уходящую в небо заснеженную гору.

— Они не оставят нас в покое и будут приходить снова и снова?

— Да, — его взгляд был по-прежнему прикован к какой-то точке за вереницей машин.

— Потому что теперь он будет думать, что ты могущественный темный волшебник, который не желает иметь с ним ничего общего, — Лили почувствовала, как внутри разверзся холодный провал. — Это... что-то вроде соперника, да?

— Он захочет опередить Дамблдора и добраться до меня первым. Либо чтобы завербовать, либо чтобы убить — зависит от того, когда именно это произойдет, — его взор метнулся к ней; сам же Северус не двинулся с места. — То же теперь относится и к тебе.

— Что ж, — она заставила себя встретиться с ним глазами, — значит, мне крупно повезло, что у меня есть ты.

Его взгляд стал острым и внимательным, и в нем читалось такое напряжение, что Лили залилась румянцем. Северус и сам напрягся и словно сделался резче — а все вокруг, наоборот, стало блеклым и размытым; он будто выступал на передний план, затмевая весь остальной мир. Не в силах смотреть ему в лицо, Лили уставилась на его руки — он скрестил их и крепко обхватил предплечья... похоже, чтобы унять дрожь.

Она собрала всю волю в кулак, набралась решимости — той ее разновидности, которая означает не "я хочу", а "мне надо", — а потом наплевала на висевшую в воздухе грозу, на то, что Северус мог оттолкнуть ее и снова сделать несчастной, подошла к нему и встала почти вплотную. Он не отстранился.

— И что мы собираемся делать? — спросила она тихо.

Сначала Северус не ответил — а потом пауза так затянулась, что плавно перетекла в тишину. Пальцы он не разжал и закрыл глаза; Лили обнаружила это, когда отважилась поднять на него взгляд. Не зная, что тут можно сказать, она молчала и ждала, пока он не решит заговорить.

— Изначально я намеревался инсценировать свою смерть, — сказал наконец Северус очень тихим голосом, — с тем, чтобы меня не искали. Если потребуется, потом всегда будет можно воскреснуть — вот только люди не очень-то любят, когда с ними так поступают.

Лили скользнула по нему взглядом, отмечая каждую мелочь — и плотно сомкнутые веки, и закаменевшее лицо, и неестественно прямую спину, и стиснутые мертвой хваткой пальцы; произнесла медленно:

— Ты думаешь, что я вот-вот развернусь и уйду. Все еще этого ждешь — так ведь? Сев...

— Я прошу тебя как следует взглянуть на то, что ты оставляешь позади, — он говорил негромко и с нажимом, почти сердито, — и еще раз хорошенько подумать. Если ты сделаешь этот выбор, Лили, — она сглотнула — сердце встрепенулось уже от того, как он произнес ее имя, — то бросишь свой дом и семью, ту жизнь, которую до этого вела — и ту, которую могла бы вести в будущем, и тех людей, которые были бы рядом с тобой. Ты расстанешься с ними надолго, а может быть, и навсегда; ты не сможешь их спасти, когда в мир придет тьма. Возможно, они умрут, а ты будешь жить дальше и не узнаешь об этом. Ты потеряешь их и даже не сможешь с ними попрощаться.

Ей ужасно хотелось, чтобы Северус посмотрел на нее, чтобы выдержать его взгляд и доказать, что она все понимает; но он так и не открыл глаза, и на лице его снова проступила жестокость — эта преображенная беззащитность. "Он все еще во мне сомневается", — с отчаянием подумала Лили. Но почему? Отчего он не понимает, что она собирается пойти с ним и готова на все ради этого?

Он не верит тебе.

И немудрено — ты же вышла замуж за одного из тех, кто покрывал его несостоявшегося убийцу, и Северус понятия не имел, как много ты знала.

И он тебе не доверяет.

Осознание обрушилось на нее, как удар, со всего маху толкнулось в сердце. Лили ахнула, глаза ее округлились — и тогда Северус разомкнул веки и, впившись в нее взглядом, резко спросил:

— Ну, теперь наконец дошло?

Она яростно замотала головой.

— Нет — я вовсе не это...

— Да уйди ты уже, — прорычал он, — уебывай нахрен, ты же этого хочешь, все равно ты так и поступишь...

— Нет! Я...

— Ступай к своему мужу, к своему безоблачному будущему...

Он ее даже не слышал. О Господи — она слишком долго промедлила, пытаясь решить, как теперь быть, и в итоге выбрала самое худшее...

— Ты мне не доверяешь!

— Какое в пизду доверие?! — на лице его, как в зеркале, отражались бушующие внутри эмоции. — Ты... — он напрягся до боли — и медленно, через силу, начал в себе замыкаться. — Я никому не доверяю...

— Нет! — Лили схватила его за рукав, с силой вцепилась в предплечье. — Не смей — не закрывайся от меня, Северус, прошу тебя, не надо! Если хочешь мне что-то сказать — скажи, не молчи, иначе я не смогу ничего исправить!..

— Не вижу необходимости... — это прозвучало так холодно — еще чуть-чуть, и он окончательно уйдет в себя.

— Потому что я... — вскричала она...

...люблю тебя.

...и зажала себе рот руками — чтобы удержать эти слова, не произнести их вслух; глаза по ощущениям сделались как блюдца, а сердце гулко бухало в груди. Ах ты ж черт.

Нет, лучше молчи — если он тебе не верит, ничего хуже и придумать нельзя...

Но в душе она знала: это правда. О Боже — это чистая правда, и было так с незапамятных времен. Все эти годы — даже когда она была более-менее счастлива с Джеймсом, — и тогда, пять лет назад, когда порвала с Севом, и так горевала, и душа день за днем ныла и саднила, и было больно на него даже глядеть... И когда писала ему все эти письма — обо всем, даже о том, что беременна, еще до того, как рассказала всем остальным... и плакала от тоски и облегчения над списками арестованных Пожирателей... А когда они снова встретились, уже в этом времени — вцепилась в него мертвой хваткой, бросила то будущее, которое могло ее ждать, и всех тех, кто мог ждать ее в этом будущем, — и все ради того, чтобы остаться с ним, словно ничего другого для нее не существовало...