Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков - Дмитрий Николаевич Смирнов
Вся мужская часть салтыковской дворни (женщинами распоряжалась супруга) обязана была в свободное время, находясь в прихожих комнатах, плести сети, невода, верши и прочие предметы рыбной ловли. Готовое изделие продавалось в пользу помещика на арзамасском базаре.
Владелец Выездного постоянно затевал всякие коммерческие предприятия. Прогуливаясь по своим владениям, он не замечал красот окружающей природы. Глаза, бегая по сторонам, искали путей к извлечению практической пользы. В живописных лесах вдоль Теши он видел только возможные бревна, дрова, доски. Пестревшие цветами луга пробуждали соображения о цене будущего сена. Быстро текущая речка рождала в голове проект о запруде на ней и постройке мельницы. Не тратя ни копейки, помещик обзавелся громадным пчельником. Он отправлял партию дворовых для добычи пчел в соседний липовый лес. Найдя в чаще дуплистое дерево с роем пчел, люди перепиливали ствол в двух местах, стараясь охватить пчелиное гнездо. Колоду переносили в господский сад, где за короткий срок скопилось до 350 природных ульев.
В приусадебной березовой роще Утешной граф разводил гусей. Соседнее Брехово болото (в котором будто бы разбойники топили убитых ими людей) отличалось необыкновенно жирным илом. Графские гуси считались на арзамасском рынке из лучших, а Салтыкова так и прозвали базарные торговцы «гусиным графом».
Венцом салтыковского промышленного прожектерства явилась реорганизация Слободы как бы в коллективную фабрику, юридически принадлежавшую дворянину-помещику, а фактически — нескольким его крепостным. Граф придумал: все выездновские крестьяне переходят на оброк, а добывают его, занимаясь такою же промышленною деятельностью, какою занимались купцы и мещане соседнего Арзамаса. Помещик разделил выездновцев на несколько групп, которых на первых порах снабдил заимообразно деньгами. Одни ездили закупать скот в Оренбургский край, другие заводили мастерские, дубили кожу, валяли коровью шерсть, топили баранье сало, варили клей из рогов и копыт.
В короткое время в Выездном появились 3 кожевенных, 2 свечно-сальных, 3 кошмовальных и 2 клееваренных завода. Юридическим владельцем их считался граф, все сделки совершались на его имя. Фактически заводами владели крестьяне-предприниматели, обязанные графу выплатой ссуженных денег и весьма значительными оброками, платившимися из прибылей.
Богател граф, богатели крепостные предприниматели, постепенно становившиеся кулаками-предпринимателями.
Беднела основная масса рядовых выездновских жителей. Уделом их оставалась работа в качестве наемников у владельцев хозяйств и заводов.
Полной противоположностью В. П. Салтыкову был нижегородский помещик, владелец села Воротынца Н. Н. Головин. Аристократ по рождению, он ставил целью своей жизни не стяжательство, а мотовство. «Щеголь и мот» — так определяли его натуру соседи помещики, что, впрочем, не мешало им выбирать графа Головина на почетные дворянские должности в Васильском уезде.
Дед Н. Н. Головина — петровский адмирал — получил за службу Барминскую волость на Волге (часть владений боярина XVI века И. А. Воротынского). Отец (упоминавшийся ранее полотняный фабрикант) считался в молодости первым русским масоном из знати. Но «внушение», полученное от начальника Тайной канцелярии И. И. Шувалова, навсегда удалило из его головы вольнодумные мудрствования.
Сибарит и бездельник, его сын, по моде того века, имел собственную «философию», которую и развивал в кругу близких знакомых и друзей. «Четырьмя основными правилами, — говорил он, — руковожусь я в своей жизни: религия — химера, рассудительность — порок, рассеянность — закон, мода — стихия». Из этих четырех «принципов» важнейшее влияние на него имел последний. Граф Николай Николаевич Головин был «столичный петиметр» с ног до головы. Суконный кафтан, а под ним шелковый камзол «изяшно» облегали его фигуру. Муслиновое кружевное жабо живописными складками охватывало шею. Узкие панталоны с завязочками ниже колена спускались в желтые сапоги с отворотами.
Особое внимание обращал щеголь-помещик на прическу. В парадных случаях, по примеру всех знатных бар, носил парик елизаветинского времени, обильно посыпанный пудрой. Волосы с затылка заплетались в косичку и прятались в кармашек, придерживаемый через шею черной лентой. В обычные дни домашний парикмахер сооружал по выбору графа современные эпохе модные прически: «ен кок», «а ля кроше», «а ля Титус», «а ля гильотин» (во Франции осужденным на казнь перед топором брили затылок).
В жилетных карманах щеголя помещались обычно двое часов на одной цепочке, в руках были трость и золотая табакерка или последняя новинка Парижа — лорнет. При прогулках в холодное время Н. Н. Головин носил «маньку» — род муфты, сделанной из соболя или меха белого цвета. Попытка Головина носить горностаевую муфту была пресечена вышестоящими властями, разъяснившими, что мех горностая (зверька, обычного тогда в нижегородских лесах) — исключительная прерогатива царствующих особ.
Вся жизнь «Воротынского петиметра» протекала в непрерывных развлечениях и удовольствиях. Он числился на придворной службе, фактически дела у него не было никакого, о нем не без основания говорили, что граф занят только тогда, когда выискивает способ сбыть с рук время.
В столице много таких же, как он, бездельников нуждалось в его обществе. Находясь в нижегородском поместье, он в свою очередь выискивал приятелей и собеседников.
Страстью его были выездные лошади и экипажи. Сорок экипажей и шестьдесят лошадей стояли в головинских усадебных каретниках и конюшнях. Каждый экипаж был предметом самоличной покупки графа, который ездил по городам Западной Европы, разыскивая оригинальные и принятые в светском обществе модные новинки. Каждая новая покупка предназначалась для особого выезда так же, как для каждого выезда была своя масть лошадей. Городские визиты (в Нижний и свой уездный Василь) Головин делал в необыкновенно высоком двухъярусном английском кабриолете. Подъезжая в городе к знакомому дому, изобретательный щеголь, остановив лошадь, здоровался и беседовал через окно второго этажа с хозяевами, оставаясь в экипаже.
Другим раритетом графской экипажной коллекции была парижская «кукушка». «Кукушка» — каретка о двух колесах; в нее вмещалось до четырех пассажиров, влезавших спереди около крупа лошади. Вход закрывался дверкой с приделанным сиденьем для кучера, возле которого могло поместиться еще двое пассажиров —
