Пять прямых линий. Полная история музыки - Эндрю Гант
Другой видный американский модернист был прямой противоположностью ему. Чарльз Айвз был страховым агентом (одними из его клиентов были члены семьи юного Эллиотта Картера, впоследствии одного из самых влиятельных композиторов американского музыкального модернизма). Копленд называл его вклад в музыку «совершенно уникальным не только в Америке, но и во всей музыкальной истории»[1432]. Мальчиком он слышал три деревенских оркестра, одновременно игравшие разные пьесы на трех разных углах улицы: их звуки накладывались друг на друга в странной, лишенной координации последовательности, создавая поразивший и взволновавший его эффект. Ему нравились звуки повседневной жизни городов Новой Англии, где он вырос: церковные хоры, хрипящие гармониумы, танцы в сараях. В своей музыке он с помощью необычных приемов воссоздавал идею различных одновременных музыкальных пространств. В одной из самых его известных композиций, «Центральный парк ночью», струнный ансамбль находится за бархатным занавесом, исполняя ночную музыку в духе Бартока с тем, чтобы проиллюстрировать тьму, в то время как перед занавесом группа духовых создает звуки парка. Передний и задний план параллельны, но не совпадают. «Вопрос, оставшийся без ответа» 1908 года написан для странного сочетания трубы, четырех флейт и струнного квартета и отчасти вдохновлен его интересом к трудам трансценденталистов, таких как Генри Дэвид Торо и Ральф Уолдо Эмерсон. «Три места в Новой Англии» (1910–1914) – одна из многих его пьес, в которой слышны цитаты из местной музыки, иногда наслаивающиеся друг на друга в сопровождении авангардных приемов игры, таких как тоновые кластеры. Он по большей части был неизвестен в те годы, когда писал музыку, однако со временем его сочинения заслужили внимание и уважение влиятельных сторонников, а затем и широкой публики. Подобно Сибелиусу, он перестал сочинять в последние 30 лет жизни. Подобно Бородину и Ксенакису, он сделал успешную карьеру за пределами музыкального мира, написав известный труд «Страхование жизни в отношении к налогу на наследство» в 1918 году, и вел оживленную дискуссию во время Первой мировой войны в качестве члена комиссии по военным облигациям с ее председателем, Франклином Д. Рузвельтом, по поводу оптимального минимума цены облигации. Айвз также щедро поддерживал многих молодых композиторов (подобно Листу ранее), часто анонимно.
Айвзом с неизбежностью восхищаются новаторы во всех музыкальных областях, от Фрэнка Заппы до Джона Адамса и группы The Grateful Dead. Леонард Бернстайн заимствовал название «Вопрос, остающийся без ответа» для своей гарвардской лекции 1971 года. Возможно, и сам Айвз не знал ответ на вопрос, сформулированный его поклонником Коплендом, – как достичь «формальной связности в гуще столь разнородного музыкального материала»[1433]. Возможно, ему и не нужен был этот ответ. А может быть, в этом и был смысл.
Другие подходы
Одним из преимуществ подхода Айвза было то, что благодаря ему стало возможно вобрать характерный американский звук музыки Джона Филипа Сузы и Уильяма Биллингза и с помощью его создать безошибочно модернистское мировоззрение. Еще одним человеком, выковавшим из чужих идей собственный узнаваемый стиль, был суровый громогласный расист, презиравший всех коллег, кроме Айвза, гордо заявлявший, что он никогда не учился музыкальной теории и не анализировал чьи-либо партитуры, и писавший в своего рода постшенберговском стиле, прозванном «диссонансным контрапунктом» его другом Чарльзом Сигером: Карл Рагглз[1434]. Рагглз писал медленно и уничтожил большую часть своих ранних сочинений: от всей его долгой жизни до нас дошло меньше 20 работ. В своем стиле он брал метод Шенберга, но применял его по-своему – например, избегал повтора не двенадцати нот, а всего восьми. Его математический анализ аккордов через подсчет полутонов и создание звуковых «волн» с помощью повторяющихся паттернов, основанных на фракталах, имеют много общего с более поздними идеями, подобными технике «звуковысотной манипуляции» Булеза.
Несмотря на вызывающий антисемитский вздор, который он нес, у Рагглза было несколько влиятельных поклонников, среди которых были Варез, Сигеры и Генри Диксон Кауэлл: сын калифорнийского ирландца, выучившего его играть народную музыку на скрипке, и матери-американки, написавшей один из первых феминистских романов, он сделался лидером движения, весьма невнятно названного «ультрамодернизмом», вместе со своим другом, странствующим сочинителем виртуозной музыки для механического пианино, Конлоном Нанкэрроу. В ранних его сочинениях используются кластеры, зажимаемые всей рукой, а также беззвучное нажатие нот: все это повлияло на Джона Кейджа, решившего создать «приготовленное фортепиано». Книга Кауэлла «Новые ресурсы музыки», написанная в 1919 году, согласно Нанкэрроу, «повлияла на меня более чем что-либо еще из прочитанного»; Вирджил Томсон – совсем не поклонник музыки Кауэлла – называл его и его друзей «научными сотрудниками ритма»[1435]. Кауэлл был пионером использования первой электронной драм-машины[1436]. Его красноречивому радикализму был нанесен удар, когда в 1936 году он попал в тюрьму по обвинению в «осквернении морали» за сексуальную связь с 17-летним юношей: в тюрьме Сен-Квентин он сочинял, дирижировал тюремным оркестром и разработал гибкий метод композиции «модульной» балетной музыки, в рамках которого хореограф имел возможность сокращать или удлинять по желанию пассажи. Он вышел из тюрьмы и был помилован благодаря усилиям верных друзей, в том числе женщины, на которой он впоследствии женился, исследовательницы народной музыки Сидни Робертсон. В отличие от Рагглза Кауэлл писал быстро и много: среди его работ – 21 симфония. Музыка его невероятно разнообразна и содержит немало достойных внимания сюрпризов.
Одним из учеников Кауэлла был Лу Харрисон. Харрисон также учился у Шенберга в Калифорнии в 1940-х годах и вслед за канадским композитором Колином Макфи изучал индонезийскую и яванскую музыку, в особенности музыку гамелана[1437]. Книга о музыкальной настройке 1946 года «Происхождение музыки» композитора, изобретателя и железнодорожного бродяги Гарри Парча подтолкнула его к тому, чтобы усвоить в своей музыке чистый строй и микротональность образцов не западной музыки. Многие композиторы на протяжении веков зарабатывали себе на жизнь случайными работами вроде переписывания нот
