Наивный и сентиментальный писатель - Орхан Памук
Итак, отождествление себя с персонажами – дело детское, но не вполне наивное, поскольку не полностью завладевает моим разумом. В то время как одна его часть, словно ребенок, занята подражанием другим людям, их голосам и поступкам, другая тщательно обдумывает роман в целом, проверяет общую композицию и пытается предугадать, как читатель будет воспринимать и оценивать повествование и героев, какое впечатление будут производить на него строки, которые я пишу. Все эти хитрые расчеты требуют строгого мышления, противоположного детской наивности. Чем эффективнее писателю удается быть одновременно наивным и сентиментальным, тем лучше он пишет.
Хороший пример конфликта (или гармонии) двух сторон авторской личности (наивной, склонной по-детски представлять себя другим человеком, и сентиментальной, не забывающей о собственном голосе и потому озабоченной технической стороной дела) – тот факт, что каждый писатель знает: способность отождествлять себя с другими людьми имеет свои границы. Искусство романиста заключается в умении говорить о самом себе как о другом, а о других – как о самом себе. Говорить о себе как о другом можно лишь в некоторых пределах, и точно так же не беспредельна возможность представлять себя на чужом месте. Желание создавать самых разных персонажей, преодолевая культурные, исторические, классовые и половые различия, то есть выходить за пределы собственного «я» и видеть, исследовать целое – это основополагающее стремление к свободе, благодаря которому писать и читать романы так интересно; и оно же приводит нас к осознанию того, что возможность людей понимать друг друга ограниченна.
В написании и чтении романов есть некий нравственный аспект, связанный со свободой, подражанием другим людям и способностью представить себя кем-то другим. Это одна из самых замечательных сторон писательства: я говорю о том, что автор романа, который, напрягая волю и силу воображения, ставит себя на место своих персонажей, в какой-то момент замечает, что сам постепенно меняется. Писатель не только видит мир глазами героя, но и потихоньку начинает походить на него! Я очень люблю свою работу в том числе и за то, что она заставляет меня выходить за рамки собственных взглядов и становиться кем-то другим. Благодаря этому я приобрел характер, которого прежде у меня не было. Сочиняя романы и ставя себя на место других людей, я тридцать пять лет воспитываю свою душу.
Стремление выходить за пределы своего «я», воспринимать всех и вся как единое целое, отождествлять себя со множеством других людей, видеть мир максимально полно делает авторов романов похожими на китайских художников прошлого, которые, как гласит легенда, поднимались на высокие горы, чтобы запечатлеть ландшафт во всей его поэтической целостности. Специалисты по китайской живописи любят напоминать наивным поклонникам этой легенды, что точка обзора, позволяющая создавать рисунки, на которых сверху видно сразу все, создана воображением и что на самом деле художники на горы не залезали. Схожим образом и построение композиции романа требует поиска воображаемой точки, с которой видно все. Находясь в ней, легче всего догадаться, где находится центр романа.
То, как странствует в огромном ландшафте литературный герой, как взаимодействует с ним, каким образом становится его неотъемлемой частью, и делает его, героя, незабываемым. Анну Каренину невозможно забыть не столько из-за ее душевных метаний или той совокупности личных качеств, которую называют характером, сколько благодаря широкому, богатому пейзажу, в который она так замечательно вписана, что может показать его нам во всех подробностях. Этот пейзаж – все русское общество. Читая роман, мы, с одной стороны, видим пейзаж глазами героини, а с другой – знаем, что она является частью его великолепного богатства. Затем героиня превращается в символ, напоминающий нам о ландшафте в целом, своего рода эмблему. То, что такие прекрасные большие романы, как «Дон Кихот», «Дэвид Копперфильд» или «Анна Каренина», названы именами своих главных героев, лишний раз подчеркивает эту функцию эмблемы, напоминающей нам о ландшафте в целом. В большинстве случаев у нас в памяти остается общая картина романа, но нам кажется, будто мы помним главного героя. Так его имя (и название романа) становится для нас обозначением ландшафта, с которым роман нас познакомил.
Наиболее распространенный способ сделать героя частью ландшафта, в котором он существует, описан Кольриджем в лекциях о Шекспире: в театральной пьесе, как и в жизни, не следует специально рассказывать читателю о характерах персонажей – читатель должен сделать о них собственные умозаключения. Это замечание Кольриджа привело некоторых к убеждению, что главное в искусстве романиста – умение создавать характеры героев, чтобы читатель потом заново их открывал и постигал.
Напомню, что слова Кольриджа о литературных персонажах были написаны через две с лишним сотни лет после Шекспира, когда английский роман находился на подъеме; вот-вот должны были появиться первые сочинения Диккенса в этом жанре. Однако на самом деле главное и самое радостное в романе – это не то, что мы можем узнавать характер героя по его поступкам, а то, что роман дает нам возможность хотя бы отчасти отождествить себя с этим героем, а значит – пусть на короткий срок – получить свободу стать другим человеком, увидеть мир другими глазами. Главная тема романа – смысл пребывания человека в этом мире и его ощущения от бытия. Эта тема, конечно, не так уж далека от психологии, но куда интереснее. Важен не характер человека; важно то, как он реагирует на бесчисленные проявления мира, на каждое событие, цвет, древесный плод – словом, на все, с чем знакомят его органы чувств. Главное удовольствие, которое дарит искусство романиста, – опыт отождествления себя с героями – базируется именно на этих ощущениях.
Лев Толстой не пытается показать нам, что Анна Каренина определенным образом ведет себя в поезде из Москвы в Санкт-Петербург, поскольку обладает тем или иным характером. Он всего лишь подробно рассказывает, что чувствует несчастливая в браке женщина, которая недавно танцевала на балу в Москве с молодым красавцем-офицером, а теперь возвращается обратно и берет в руки книгу, чтобы почитать в дороге. Причина, по которой мы не можем забыть Анну, заключается в том, что все эти маленькие подробности верны. Снежная ночь за окном, купе, роман, который Анна читает или пытается читать, – все это мы видим и чувствуем так, как видит и чувствует она. Это самая характерная особенность искусства романиста – показывать мир таким, каким его всеми своими органами чувств воспринимают и понимают литературные герои. И поскольку просторный пейзаж, который мы наблюдаем издалека, описывается таким, каким его видят герои, мы ставим
