Виктор Млечин - На передних рубежах радиолокации
Впервые я приметил Шишлякова, когда зашёл к своим знакомым в смежную лабораторию, руководил которой известный радиоспециалист профессор Гоноровский. В комнате шла подготовка к созданию новых рабочих мест. Молодые люди снимали измерительные приборы со шкафов и перемещали аппаратуру на стеллажи, стараясь не задеть уже созданные установки. Руководил этой работой невысокий человек с гладко причёсанной шевелюрой и небольшим шрамом на лице. Он, по-видимому, хорошо знал, что и куда поставить, держался уверенно, и, как сказали мне мои знакомые, Виктор Владимирович – это наша надёжная опора.
Но познакомился я с ним во дворе института. Однажды, проходя в другой корпус, я увидел Александра Евгненьевича Безменова, стоявшего у своей автомашины. Полковнка Безменова я знал раньше, и подошёл к нему. «Что произошло?» – спросил я, показывая на открытый капот автомобиля. «Очередная неисправность, вот мы с коллегой, между прочим, вашим тёзкой, пытаемся устранить». Рядом стоял трофейный Опель, в моторную часть которого погрузился Шишляков. «Я гнал его из Берлина, – сказал он, – но не догадался привезти запасной двигатель, теперь мучаюсь, но всё-таки временами налаживаю и езжу».
Это было в конце сороковых, к этому времени он был уже зрелым человеком, прошедшим нелёгкую жизнь. Перед войной он жил с родителями в небольшой комнате в Сокольниках, учился, приобщался к литературе, изредка ходил на концерты. С юношеских лет тяга к технике нарастала, и он стал собирать детекторные радиоприёмники. Война всё это поломала, и он ушёл на фронт. Его направили в авиацию, на краткосрочные курсы радистов. Так он стал стрелком-радистом. Как известно, наших лётчиков старались защитить, закрыв бронёй кабину самолёта. В этих условиях немецкие пилоты часто заходили с задней полусферы, где им противостоял лишь малозащищённый стрелок-радист. От реакции и умения стрелка мгновенно оценить ситуацию нередко зависела его жизнь. И всё-таки потери были большими. Военная судьба сохранила Шишлякова, но он неоднократно лежал в госпиталях после ранений и контузии.
Вернувшись в Москву, он устроился на работу. Продолжить образование удалось лишь в 1953 г., когда открылся набор на первый курс ВТУЗов для людей, имеющих определённый стаж выбранной профессии. Когда в ВУЗ приходит юноша, закончивший среднюю школу, он порой не сознаёт ценности обрушившихся на него новых знаний. Человек нелёгкой судьбы, тем более прошедший горнило войны, смотрит на представившиеся возможности учёбы по-другому, трудится, зрело вникает в сущность проблем, добиваясь постижения истины. А если сюда прибавить природные способности, интуицию, желание ставить и решать задачи, возникают условия для формирования первоклассного специалиста с широким кругозором и полноценной теоретической подготовкой. Специалистом высокой квалификации сделали Шишлякова годы напряжённой работы и учёбы в вузе и аспирантуре. Он прошёл школу И. Гоноровского, имел большой практический опыт, хорошо разбирался в области, которая на языке специалистов называлась «Теоретические основы радиотехники».
Вместе с тем новые трудности возникали на его жизненном пути. Заболела жена, и он всё свободное время уделял уходу за ней и поискам средств, способных переломить болезнь. Предлагали лекарства, якобы обладавшие чудесными свойствами. Помню, он мне рассказывал о своей поездке в Прибалтику, где, по имевшимся сведениям, можно было приобрести спасительную жидкость. Ничего не помогло, и в конце пятидесятых, похоронив жену, он остался один с маленькой дочерью на руках, и надо было думать, как жить дальше. Начальство в таких случаях обычно скорбно молчит, предлагая лишь временами денежную помощь. Бывший тогда главным инженером Т. Р. Брахман, в отличие от общепринятого, позвонил Шишлякову, выразив сочувствие и встретился с ним. Беседа шла долго, и Брахман, стараясь сгладить мрачное настроение Шишлякова и зная о его профессионализме и умении быстро вникать в существо технических задач, предложил ему новое дело. Речь шла о сервисной аппаратуре для испытаний большого комплекса, разрабатываемого тогда институтом в интересах космоса. Брахман не ошибся, Шишляков действительно быстро освоил новую аппаратуру, и в составе бригады сотрудников выехал с ней на Байконур, где проводились испытания. В частности, и эта работа была прологом к будущим космическим успехам.
В 1960 г. судьба свела меня и В. Шишлякова вместе в одном коллективе. Одной из тем, которыми нам пришлось заниматься, связана была с проблемой частотной и фазовой модуляции сигналов или, как называли сокращённо инженеры, ЧМ и ФМ. Вообще говоря, проблема ЧМ и особенно её свойств при действии помех известна была со времён работ американца Эдвина Армстронга (1890–1954). Но теория ЧМ и ФМ ввиду сложности долго не поддавалась исследователям, пока в 40-х и 50-х годах 20 в не появились работы И. С. Гоноровского. Шишляков, как я сказал выше, был инженером широкого профиля, но особенно хорошо он понимал физические процессы, происходящие при ЧМ и ФМ. Он как бы их внутренне чувствовал. Было известно, что ЧМ осуществляется в автогенераторе путём изменения параметров его резонансного контура (ёмкости, индуктивности) с помощью реактивного элемента. При этом девиация частоты в результате модуляции становилась пропорциональной амплитуде подведённого к реактивному каскаду напряжения. Возникал естественный вопрос. Хорошо, если есть генератор. А как выполнить ЧМ в линии передачи, например, в линии связи ретрансляционного типа. Здесь генератор может отстоять по дальности на многие километры. Конечно, можно выполнить ЧМ с помощью ФМ (при соответствующей фазировке подводимого напряжения). Но как добиться большой девиации, если модуляция производится на низких частотах? Рассмотрели все возможные виды фазовых модуляторов, включая лампу бегущей волны, где угловая (в т. ч. ФМ) модуляция осуществляется путём подачи напряжения на замедляющую систему лампы. Но у всех таких фазовых модуляторов размах области взаимодействия (фактически равного индексу модуляции) не превышал единиц π. А значит добиться полноценной ЧМ не удастся. И однажды Шишлаков высказал идею использования линейной ФМ. Увеличивая крутизну наклона, можно получить глубокую ЧМ. «Но при этом трудно войти в область частот, близких к нулевым», – возразил я. Так родился метод псевдочастотной модуляции, который в различных схемных реализациях существует уже около 50 лет. Чтобы снять возникающие противоречия, рассматривались два случая. В первом случае односторонняя ЧМ – в сторону бо́льших или в сторону меньших частот – обеспечивалась с помощью одного фазового модулятора путём изменения периода модулирующих колебаний. Во втором случае выполнялась двухсторонняя ЧМ с помощью двух модулирующих приборов при использовании принципа так называемой возвратной модуляции. Примерно в это же время было выдвинуто и предложение применить двухкаскадную схему модуляции для снижения остатка на несущей частоте. Вместе с Шишляковым мы подали ещё несколько заявок на изобретения. Казалось, фортуна повернулась к нему лицом. Однако это было не так. Наступил момент, когда он должен был принять решение по теме своей диссертации. Обратился к начальнику отдела. Выяснилось, что у Шишлякова имелся конкурент в лице адьюнкта подполковника Климова. Собрали совещание, чтобы разделить области исследований. На любое инициативное предложение Шишлякова Климов отвечал, что у него уже собран материал на эту тему, и демонстрировал некие листы бумаги. Блокировка оппонента – не такое редкое явление в научном мире, и я предложил принять волевое решение. Ничего не было сделано. Что произошло в дальнейшем? Климов, конечно, никакой диссертации не написал, а Шишляков воспринял случившееся как удар в спину и обвинил руководство в консерватизме и неумении работать с научными кадрами. В этом был определённый резон, но в таких обстоятельствах, по-моему мнению, и я об этом говорил Шишлякову, необходимо сосредоточиться и продолжать работать. Прежде всего не давать волю эмоциям. Меня всегда удивляло, когда человек с немалым жизненным опытом, прошедший, как говорят, через огонь и воду, свято верит, что придёт некто, разберётся где добро и где зло, воздаст каждому по заслугам, и проблема будет снята. Шишляков к тому времени имел 20-летний партийный стаж, и он был твёрдо уверен, что партия всё решит по справедливости. Я ни в коем случае не собираюсь упрекать Шишлякова в идеализме, ибо так думали многие, и иногда при наличии доказательной базы и упорства такой подход приводил к цели. Но терпения не хватило, и через некоторое время Виктор подал заявление о переходе в другой центр. Действительно, он оказался поначалу востребованным, но вскоре сменился начальник, и Шишляков перешёл во вновь созданную организацию. Через несколько лет он вернулся, но здоровье уже было подорвано, а давление зашкаливало за 200. Он умер внезапно, от инсульта, а у меня сейчас, много лет спустя, часто возникает его образ, улыбающиеся глаза, и в памяти сохраняется его непреодолимое желание всегда творить новое.
