Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1916 год. Сверхнапряжение
14 октября 1916 г., после взятия Констанцы, главнокомандующий действующей армией генерал-лейтенант Н. Жеков обратился к своим подчиненным с призывом с помощью нынешних союзников Болгарии довести до конца дело отмщения всем ее бывшим союзникам и «обезвредить» Румынию. Не была забыта и «так называемая наша освободительница Россия», стоящая «рядом с нашими заклятыми врагами как у Салоник, так и в Добрудже». Генерал уверял, что имеет «бесспорные доказательства» того, что русские, как и румыны, активно участвовали в «глумлении и зверствах над мирным населением», называл Россию «нашим непримиримым врагом», который стремится завладеть Болгарией, и призывал стереть из сердца «всякое чувство признательности за минувшее»77.
Сделать это болгарам было проще из-за ошибок, допущенных русским командованием: на острие русских войск шли сербы, которые воспринимались тогда болгарами как злейшие враги. Сербы прекрасно сражались, их появление поначалу вызвало почти шок у болгарских офицеров78. Впрочем, первые сильные ощущения довольно быстро прошли, тем более что закрепить успехи первых русско-сербских атак было нечем. Не лучшим решением было и назначение Зайончковского. Войска были доверены исполнителю, не верившему в возможность успешного выполнения плана операции. 5 (18) сентября, после перехода в наступление и нескольких успешных действий, Зайончковский успокоил Ставку относительно судьбы Констанцы – непосредственная угроза этому порту, по его словам, была снята79. Однако надежды на достижение желаемого эффекта в рядах болгарской армии сразу же рухнули.
Первые болгарские пленные, взятые русским отрядом, заявляли на допросах, что воевать с русскими они не хотели, но когда увидели, что наши войска идут вместе с презираемыми румынами и ненавистными сербами, то больше не колебались80. Жестокость в боях, случаи сопротивления со стороны гражданского населения – все эти признаки взаимного остервенения быстро стали нормой81. Зайончковский требовал подчинения себе румынских войск и направлял в соседние румынские части своих офицеров для обучения управлению войсками, тактике современного боя и использованию артиллерии82. 18–20 сентября (1–3 октября) русские и румынские части в Добрудже энергично атаковали болгар, стремясь оттянуть их силы на себя и дать шанс на успех фланговому удару 3-й румынской армии, которая должна была перейти через Дунай и ударить по глубокому тылу противника. Русско-румынское наступление имело определенный успех83.
Удары русских частей привели к тому, что наступление немцев и болгар в Добрудже приостановилось, они даже вынуждены были попятиться. Болгарские части, по оценке Людендорфа, были малопригодны для наступательных действий84. 1 октября румыны перешли Дунай у Рахова, однако время для нанесения удара в спину Болгарии было упущено, да и сил для серьезного наступления на этом направлении у румынского командования не было. Оно явно вдохновлялось опытом 1913 г., но тогда вперед было двинуто 4 из 5 имевшихся у румын корпусов, которые попросту не встретили сопротивления по причине отсутствия сил у болгар. Именно это тогда так помогло румынской армии, не сумевшей прочно и быстро наладить переправы через реку85.
На этот раз румыны двинули за Дунай всего около 15 тыс. человек, что было явно недостаточно для самостоятельных действий. При этом определенное превосходство в силах все же было достигнуто: 195 батальонов, 55 эскадронов и 169 батарей против 110 батальонов, 28 эскадронов и 72 батарей у центральных держав. Болгары были вынуждены бросить под Рахов буквально все свои силы на правом берегу Дуная, даже гарнизон Туртукая, в котором был оставлена всего лишь одна дружина. Она была переведена в Разград и, поскольку был базарный день, быстро перевезена на угрожаемый участок на реквизированных повозках. Впрочем, даже демонстрация за Дунаем удалась румынской армии плохо. Командование не смогло распорядиться и имевшимися войсками – не хватало понтонов, мосты проваливались под тяжестью орудий и конских упряжек, переправа не была защищена от действий кораблей и авиации противника, которые прорывались к переправе и расстреливали понтоны и мосты, вызывая панику у румынских солдат86.
3 октября при поддержке австро-венгерской дунайской флотилии Макензен отбросил румын с большими потерями за Дунай. Неудачей также закончилась и русско-румынская попытка перейти в начале октября в контрнаступление в Добрудже против германо-болгаро-турецких сил. Исключением было столкновение в этот день сербских добровольцев с 25-й турецкой дивизией низама. Турки потеряли свыше 2,5 тыс. человек и 2 батареи скорострельных орудий и довольно быстро побежали, сметая все на своем пути. Несколько болгарских батальонов было увлечено в тыл турками. Поражение 6-го турецкого корпуса вызвало временный кризис. Однако вскоре он все же был преодолен87. Болгары и немцы пришли к окончательному выводу: «Турецкие войска хороши, но годятся главным образом для обороны. За ними необходимо присматривать и располагать болгарские войска (ополченцев и маршевые полки) во второй линии»88.
Зайончковский упрекал сербские части в том, что в ходе боев они утратили стойкость – добровольцы опасались плена, где их могла ждать расправа со стороны болгар или передача австрийским властям и виселица.
Дело доходило до того, что раненые на поле боя при угрозе попасть в руки болгар предпочитали кончать жизнь самоубийством89. На самом деле успехи первого периода боев дались добровольческой дивизии весьма дорогой ценой. За время действий в Добрудже сербы понесли огромные потери – свыше 8 тыс. человек убитыми и ранеными. В результате потери возмещали дополнительными мобилизациями среди военнопленных, которые охватили уже около 20 тыс. человек, среди них 9 тыс. хорватов, 4 тыс. словенцев и 7 тыс. сербов. К ноябрю 1916 г. в строю корпуса осталось только 56 % мобилизованных90. Между тем усилия русских и сербов не имели серьезных последствий для судьбы фронта.
У Зайончковского попросту не было сил для реализации частных успехов, тем более что они компенсировались противником весьма легким способом. «Во всех боях, – докладывал генерал, – тактика болгар сводилась к одному – определить участок, где стоят русские и румынские войска, и давить исключительно на румын, держа русские войска только под сильным огнем. Результат такого способа действий был неизменно один: в первых боях румынские дивизии после первого орудийного выстрела отскакивали сразу на большой переход; в последних боях они отходили только из-под огня, где останавливались, пока на них не переносили вновь огонь… При такой особенности нашего союзника русским войскам или приходилось переходить в контратаку, чтобы ударом во фланг болгарам спасать положение союзников (бои 24–25 августа, 4–7, 11–12 и 18–24 сентября), рискуя самим быть окруженными, или пассивно оттягиваться назад, если для перехода в контратаку совершенно не было русских сил (бои 6-13 октября)»91.
29 сентября Жоффр отправил телеграмму в Ставку для Алексеева, которая была передана ему через французского представителя генерала Жанена. В ней фактически предлагалось усиление наступательных действий русско-румынских армий против Болгарии92. Алексеев вновь выставил несколько условий для подобной операции, из которых главными были реальная возможность перегруппировки румынских частей, желание румынского командования совершить подобную меру и, самое главное, наступление Салоникского фронта. «Только при этом условии наши союзники могут и имеют основания указывать на необходимость усиления русских войск в Добрудже для взаимодействия», – отвечал он Жоффру93. Вмешательство союзников в действия русских войск в Добрудже все больше и больше раздражало наштаверха, который по-прежнему считал, что судьба кампании решится в Галиции, и не верил в то, что вскоре может возникнуть опасность германского удара по Румынии со стороны Трансильвании94. «Генерал Жоффр, – телеграфировал Алексеев Жилинскому 1 октября 1916 г., – охотно дает советы русской армии оказать мощное содействие румынам, иными словами, сменить последних своими войсками в Трансильвании, Добрудже, игнорируя растяжение нашего фронта, исключительные усилия, которые мы, в общих интересах, а не только собственных, развиваем на театре южнее Полесья. Мы имеем право рассчитывать, что генерал Жоффр применит свои советы к собственной обстановке, и из больших сил, действующих на скромном по длине фронте, выделит ничтожное, в две дивизии, усиление для армии Саррайля. Время не терпит, длительные переговоры и отыскание, которому из союзников надлежит посылать подкрепления, поведут к бесповоротному опозданию и проигрышу навсегда балканской кампании»95.
Еще 5 (18) сентября 1916 г. Алексеев прогнозировал появление немецких резервов, снятых с запада, на востоке не ранее чем через месяц и преимущественно на участке русского Юго-Западного фронта96. Вопреки этим ожиданиям, значительная их часть была направлена и против румын. Уже 19 сентября (2 октября), ссылаясь на донесения разведки, наштаверх сообщил Жилинскому: «Агентура, ход совершающихся боевых событий в Трансильвании, ряд военных признаков указывают, что неприятель в ближайшем будущем изберет Румынию главным предметом своих действий, руководствуясь соображениями внешнего эффекта, моральными и, отчасти, стремлением использовать продовольственные запасы. Необходимые для атаки силы, кроме болгар, отчасти турок, неприятель снимет и уже снимает, главным образом, с французского фронта, несколько дивизий с итальянского и с нашего, севернее Полесья. Можно допускать, что неприятель соберет для этой операции свыше 300 батальонов»97. В связи с этим Алексеев информировал союзное командование, что в Добрудже уже находятся 4 пехотные и 2 конные русские дивизии, и просил направить подкрепления на Салоникский фронт для его активизации98.
