Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1916 год. Сверхнапряжение
На фоне господствовавших в Болгарии настроений выбор средств и места действия, сделанный русским генералитетом, трудно признать удачным. Устоявшиеся славянофильские идеи, романтическое восприятие русско-болгарских отношений оказались сильнее реалий. Гораздо менее романтичным был ответ генерала Искова на вопрос, будут ли его солдаты воевать против русских: «Если я скажу моим болгарам, что они должны сражаться, то они пойдут против кого бы то ни было»36. Примерно так же был настроен и генерал Н. Жеков. В интервью газете «Камбана» от 7 августа 1916 г. он ясно заявил о том, что болгарский солдат будет и дальше сражаться с любым захватчиком, который придет на его землю, так же храбро, как он воевал с сербами и воюет с англо-французами. Распространение слухов о том, что болгарские солдаты не будут стрелять в русских, Жеков назвал преступлением37.
Русский корпус должен был остановить болгарское наступление и не допустить перехода в руки противника моста Кароля в Черноводах – единственного железнодорожного моста на нижнем Дунае. Это была уникальная по сложности конструкция, которая вместе с подъездами, возведенными над болотистыми низинами, протянулась на 12 миль38. На пост командира корпуса Брусиловым был рекомендован генерал от инфантерии А. М. Зайончковский, командовавший до этого назначения 30-м армейским корпусом39. В оборонительных и наступательных боях 1915 и 1916 гг. корпус и его командир проявили себя достаточно хорошо, достоинства Зайончковского казались очевидными. Сам генерал считал себя обойденным вниманием начальства – он жаловался Брусилову на то, что находится в немилости у командующего 8-й армией генерала А. М. Каледина и просил перевести в другую армию. Жалоба пришла как раз в то время, когда решался вопрос о формировании корпуса для похода в Добруджу40.
Командующий Юго-Западным фронтом считал Зайончковского человеком ловким и способным «не только ужиться с корпусом и румынским начальством, но и оказать на них возможно большее влияние». При этом сам Зайончковский не верил в успех действий своего корпуса. «Это назначение, – отмечал Брусилов, – очень расстроило этого генерала, и он начал усиленно от него отговариваться, ссылаясь на то, что с таким составом и качеством войск, которые ему назначены, он не будет в состоянии высоко держать знамя русской армии, что ему нужно не менее 3–4 дивизий пехоты высокого качества, иначе он рискует осрамиться и по совести такой ответственности взять на себя не может»41. Таким образом, Зайончковский оказался на этом посту достаточно случайно – сработали репутация хорошего командира и привычка подавать жалобы, одна из которых случайно подействовала, и притом далеко не так, как хотел генерал. Он рассчитывал получить корпус первоочередных войск в составе Юго-Западного фронта. Недовольство его было в известной степени естественным42.
«По моим прежним историческим работам, – докладывал Зайончковский императору 20 октября (2 ноября) 1916 г., – я хорошо знал условия борьбы в Добрудже и имел достаточное представление о характере, порядках и армии наших новых союзников. Поэтому после того, когда я окончательно убедился, что генерал-адъютант Брусилов категорически отказал в просьбе заменить меня на должности командира корпуса в Добрудже другим лицом, я начал прилагать все усилия убедить моими личными и письменными докладами в необходимости организовать посылку войск в Добруджу таким образом, чтобы избежать в этом важном деле неосторожности и возможных вследствие этого катастроф»43. Протесты не имели действия.
Новое назначение Зайончковский принял только после встречи с начальником штаба Ставки44. «Каковы были его объяснения с Алексеевым, – отмечал Брусилов, – не знаю, но оттуда (из Ставки. – А. О.) он уехал к своему новому месту служения, как он мне вслед за сим писал, очень раздосадованный и с составом войск не измененным. Алексеев его заверил, что значение его корпуса совершенно второстепенное и что в Добрудже особого противодействия не встретит»45. Следует признать – у Зайончковского были все основания для беспокойства и недовольства. По его словам, сложилась следующая ситуация: «Сформировался корпус из одной русской пехотной и одной русской кавалерийской дивизий, причем вместо крепких дивизий, предлагавшихся сначала (4-я Финляндская стрелковая и казачья Уссурийская. – А. О.), в состав корпуса назначили второстепенные – второочередную 61-ю пехотную, которая целый год сидела в окопах и ни разу не дралась, и 3-ю кавалерийскую. К этим двум русским дивизиям прибавлялась дивизия сербская из австрийских пленных, которая представляла собой величину совершенно неопределенную и, во всяком случае, рискованную. Для командования всем этим быстро формировалось в Одессе из лиц, совершенно друг другу неизвестных, управление корпуса, и корпус, едва сформированный, должен был плыть по Дунаю в Черноводы, откуда продвинуться до Мангалии и здесь занять позиции, находясь в полном подчинении румынской армии»46.
Далеко не идеальным было и решение относительно управления корпуса. Зайончковский просил Алексеева назначить начальником штаба своего корпуса генерал-майора М. И. Занкевича – бывшего военного агента в Румынии и Австро-Венгрии, автора военно-географических обзоров Добруджи и Молдавии. Вместо него был назначен генерал-майор Н. П. Половцев, который, мягко говоря, не отличался особенными талантами и знаниями, однако обладал большими связями. Половцева удалось сменить только в разгар боев в Добрудже. Его преемником стал генерал Н. А. Монкевиц47. Этим сложности не исчерпывались. Особой проблемой, учитывая место действия и потенциального противника, была вошедшая в состав корпуса сербская дивизия. Кроме сложностей во взаимоотношениях русских, болгар и сербов, следует учесть и тот факт, что дивизия была действительно молодым соединением.
Если до лета 1915 г. добровольцы из числа военнопленных австро-венгерской армии отправлялись из России непосредственно в Сербию, то со вступлением в войну Болгарии путь через Дунай был закрыт48. Из оставшихся в Одессе юго-славянских добровольцев была сформирована охранная рота, первоначально использовавшаяся для караульной службы49. В ноябре 1915 г. сербский консул в Одессе воспользовался пребыванием в городе императора, чтобы испросить аудиенцию. На ней и был поднят вопрос об организации добровольцев, находившихся в России50. Их, по сербским сведениям, оказалось немало, до 10 тыс. (военнопленных южных славян специальная комиссия к концу 1915 г. насчитала 19 700 человек)51.
Николай II обещал быстро решить вопрос52. 11 (24) января 1916 г. Алексеев известил командование Юго-Западного фронта и начальника Одесского Военного округа генерала от инфантерии М. И. Эбелова о том, что «…решено из желающих военнопленных сербов, хорватов, словенцев сформировать отряд, который впоследствии и направить на присоединение к сербской армии»53. В результате в Одесском военном округе началось формирование Сербского добровольческого отряда. Командовал им майор Живоин Пейович, общее руководство осуществлял полковник Бронислав Лонткиевич54. С русской стороны наблюдение над созданием новой части осуществлял генерал Эбелов55.
С самого начала выяснилось, что надежды на поддержку остальных южных славян не оправдались – хорваты и словенцы не горели желанием снова идти на фронт. Ситуация с военнопленными осложнялась еще и тем, что русские тыловые власти не очень разбирались в национальных различиях и иногда посылали на юг из лагерей для военнопленных всех не-немцев и не-венгров для бесед с вербовщиками. Иногда в число таких «южных славян» попадали русины, чехи и даже итальянцы из Далматии. В результате к моменту создания добровольческого соединения из его 9904 солдат и офицеров 9751 были сербами, 98 – хорватами и словенцами, 25 – чехами56.
В число добровольцев входили и сербы, проживавшие в России, но большая часть солдат и офицеров была представлена австрийскими подданными: 3812 были уроженцами Боснии и Герцеговины, 2065 – Хорватии, Словении и Далмации, 3778 – Воеводины. Центром формирования Сербского добровольческого отряда был город Бендеры. Первоначально отряд состоял из двух трехбатальонных полков, потом он был развернут в четырехполковую дивизию, по русскому образцу. Впрочем, 4-й полк существовал в зачаточном состоянии. С самого начала возникла проблема с офицерскими кадрами, таковые нашлись только для дивизионного, полкового и батальонного уровня (1 полковник, 4 штаб-офицера, 20 обер-офицеров). Пейовичу пришлось даже устроить школу с месячным курсом для младших офицеров57.
Указом престолонаследника Александра Карагеоргиевича начальником сербского отряда был назначен полковник Стеван Хаджич, начальником штаба – майор Воин Максимович. Для укрепления формирующейся части из Корфу в Россию были направлены 31 штаб– и 46 обер-офицеров, 13 военных чиновников, 5 фельдшеров, 23 унтер-офицера и 12 рядовых58. По пути в Одессу Хаджич заехал в Могилев, где встретился с Алексеевым и просил его в случае вступления в войну Румынии послать дивизию в Добруджу. Михаил Васильевич согласился59. К 30 апреля, когда в Бендеры для смотра дивизии прибыл Николай II, по мнению Брусилова, также принимавшего в нем участие, «выглядела она хорошо и жаловалась только на отсутствие артиллерии, которая для нее формировалась, но не была еще готова»60.
