Владислав Ельников - Рубежи Новороссии

Встречая Новый год в степном блиндаже на морозном ветре и белом снегу, я всем сердцем желаю вам, дорогие соратники, радости в наступающем 2016 году! Той самой радости, которая озарила наши сердца при возвращении Крыма, которая согревала нас известиями о победах ополчения в 2014 и начале 2015 года. Это была настоящая, светлая радость, по истине — первые лучи света в беспросветном мраке двух последних десятилетий. Этой радости я и желаю вам!

У нас же пока без перемен. Стоит морозная, ясная погода, лежит неглубокий снег. Целый день пилим дрова, используем для этого старые акации из лесополос. Дерево очень твёрдое, пилится оно трудно, зато дрова из него отличные. Интересно, что акация хорошо горит даже будучи совершенно живой, что я видел еще летом во время степных пожаров. Хорошо горела она и сейчас, ее плотная древесина долго поддерживала огонь и давала много тепла.

Источники воды на этом месте далеко, но выручает снег, который мы плавим на воду. С питанием у нас последнее время дело обстоит неважно: мало продуктов и хлеба, да и подвоз их затруднён из-за недостатка топлива. Подвозят их до опорной части, откуда на свою позицию мы так же подносим их на себе, как это было и на лесном рубеже. Правда, расстояние здесь приходится преодолевать побольше, около одного километра. В таких вот простых заботах и проходят короткие зимние дни.

Собаци, как в шутку я иногда называю противника, притихли. Лишь время от времени мы открываем предупредительный огонь по темнеющим зарослям и оврагам. Сейчас у нас стоят лунные ночи, на снежном покрывале степи видимость отличная даже без приборов ночного видения. Может быть поэтому и обстановка на фронте довольно спокойная.

Кстати, есть одно любопытное обстоятельство. За все восемь месяцев службы я ни разу не встретил среди нас непримиримой вражды, острой, жгучей ненависти к противнику, желания уничтожить его во что бы то ни стало. Даже «собацами» их называешь без особой злобы, скорее с насмешкой, чем с ненавистью. Конечно, противник остаётся противником, но здесь с нашей стороны нет тех крайних видов ожесточения, которые были во времена прошлых войн. Я почти уверен, что попади к нам в плен украинцы, никто из наших не стал бы над ними издеваться, избивать их без нужды или ещё каким-то образом глумиться над ними. До сих пор не встретил я среди воинов ДНР и выраженой кровожадности, стремления убивать, убивать как можно больше, убивать во что бы то ни стало. Возмущение киевскими ворами и действиями необандеровцев? Да, оно есть, и это негодование совершенно справедливо, но пока ещё мне не доводилось замечать подмешивающейся сюда жажды убийства.

ОКОПНАЯ ВОЙНА

Прекратились снегопады, ослабли морозы, выглянуло солнце и стало по-апрельски тепло, хотя на самом деле идёт самая середина зимы — начало января. Здесь солнце пригревает даже сейчас, от его лучей ощущается тепло, и на склонах местами начинает подтаивать снег. В средней и северной России солнце в это время совершенно не греет. Однако это тепло вместо радости причинило нам много хлопот: талые воды хлынули в блиндажи и окопы, превратив нашу жизнь в сущий ад.

Глинистая почва раскисла, в окопах вода местами стоит по колено, в блиндаже где мы спим — по щиколотку. То ли из-за этой непролазной грязи, то ли из-за случающихся здесь морозов, а скорее всего одновременно из-за всего этого, развалились купленные мной в Москве ботинки фирмы Hummer. Их внушительной цены и солидного внешнего вида хватило где-то на четыре месяца тяжёлых осенне-зимних новороссийских условий. Один раз эти ботинки спасли мне ногу, когда я неосторожно захлопнул крышку моторного отсека боевой машины пехоты. Тогда удар тяжеленной крышки пришёлся по стальным вставкам в носке ботинка, поэтому вместо раздробления кости я отделался всего лишь ушибом и временной хромотой.

С наступлением холодов подошвы ботинок дали многочисленные трещины, а на днях на одном из них подошва оторвалась, образовав сбоку ботинка большую дыру.

В голове завертелись мысли: что делать? Ведь в дырявой обуви мне не протянуть долго в сырости и холоде… Просить у ротного увольнение и выбираться в ближайший город? Получить увольнение с боевой позиции очень трудно, дорога в город и обратно обойдётся где-то в тысячу рублей, да и продаваемые там сейчас берцы служат обычно не более двух месяцев при цене в несколько тысяч рублей.

Поразмыслив, пошёл я за пять километров по то таящему, то вновь начинающему подмерзать снегу в расположение нашей опорной части, чтобы получить там вместо развалившихся ботинок обыкновенные кирзовые сапоги. При этом постирать и просушить толстые шерстяные носки не было никакой возможности, и получив сапоги, пришлось напяливать новенькие кирзачи на грязные и мокрые носки. Это было неимоверно противно, но грубые сапоги после продырявившегося «Хаммера» показались мне просто райской обувью! Хотя размер сапог оказался на единицу больше моего, тем не менее с толстыми носками они оказались мне как раз впору. По пути назад я быстро согрелся от ходьбы, ноги больше не мокли от снега, их не холодила эта отвратительная, постоянно просачивающаяся снаружи, сырость.

Здесь я опять горячо благодарю всех, чьими усилиями армия Новороссии снабжается надёжной, проверенной не одним поколением и не одним десятилетием, обувью — кирзовыми сапогами.

Большое вам спасибо, добрые люди! Большое спасибо нашим соратникам из движения «Новороссия», нашим начальникам и командирам. Вашими усилиями мы бесплатно снабжаемся добротной обувью, которой так не хватало в прежние времена! Исторические описания пестрят упоминаниями о плохих солдатских сапогах, вынуждавших в прошлых войнах не брезговать даже обувью убитого противника. Мы же избавлены от этой беды вашими стараниями, вашими заботами и попечением.

Ещё раз — огромное вам солдатское спасибо!

Кирзовые сапоги… в них я отходил два года срочной службы в Советской армии, их я опять одел в армии Новороссии. За этот без малого сорокалетний срок у кирзачей появилась лишь одна небольшая новинка: застёжка сбоку голенища, позволяющая легко подогнать его под размер икроножной мышцы. Приспособление маленькое, но очень удобное. Благодаря ему можно быстро заправить в сапоги хоть толстые зимние ватные штаны, хоть тонкие летние брюки с одетым под них термобельём.

Помнится, был у нас на срочной службе один украинец, которому из-за узости голенищ пришлось их расшивать. Теперь же этот недостаток устранен, и мы вновь имеем отличную солдатскую обувь, избавляющую от необходимости каждый Божий день путаться в шнурках, что особенно неудобно как в темени и тесноте блиндажей, так и в скученности других наших расположений нередко имеющих двухъярусные нары. Одно лишь пожелание хочется высказать: надо бы больше сапог 40–42 размеров.

…Вернувшись на свой боевой рубеж, я дополнительно разогрелся заготовкой дров. Топор, как известно, лучше шубы греет, вот я и отправился с топором в лесопосадку, состоящую из деревьев акации и кустов бересклета. Надо сказать, что местная заготовка дров сильно отличается от таковой в средней и северной России. В новороссийских степях мало естественного леса, вместо него есть искусственно посаженные лесополосы. Растущая в них акация уже перестояла свой срок, почти каждое дерево поражено сердцевинной гнилью. Однако при этом древесина акации очень тверда и крепка, её трудно пилить в морозы, особенно трудно поддаётся пиле засохшее на корню, но при этом не упавшее на землю дерево акации — сухаль. Даже бензопила берёт его с большим трудом, цепь её при этом быстро тупится. Такие сухали мы обычно обходим стороной, поскольку бензопилы у нас нет и пилим мы обыкновенной «Дружбой-2», то есть самой обычной двуручной пилой, о которой в других областях России стали уже забывать. Явно перестоявшими были и посаженные когда-то в лесополосе кусты бересклета. Их кривые стволы, порой согнувшиеся под прямым углом, часто достигали толщины в руку, а то и ещё больше. От них шло множество молодых побегов образующих труднопроходимые заросли.

Заготовка дров была нашим обычным повседневным делом, занимающим почти всё светлое время, свободное от боевого дежурства. В двух наших буржуйках хорошо горели живые акация и бересклет, сухали же мы берегли для растопки. Конечно, на всякий случай для этой цели у нас имелся мешочек артиллерийского пороха, но мне, чьи предки были сплошь лесными жителями, как-то уж очень стыдно было не суметь развести огня обычными средствами. Поэтому всякий раз я припасал сухого хвороста, досушивая его затем на наших буржуйках до того, что он легко загорался от огонька обычной зажигалки. Мало-помалу моему примеру последовали и соратники из числа местных ополченцев. В часы короткого отдыха я рассказывал им о моих родных хвойных лесах: о красавицах мачтовых соснах, о могучих сибирских кедрах, о высоких тёмных раскидистых елях, под зелёным пологом которых есть засохшие ветки сохраняющие сухость в любую, даже самую промозглую и сырую, погоду. Эти ветки легко воспламеняются и жарко горят, позволяя развести в лесу костёр даже во времена осеннего ненастья, при котором мелкий дождь-сеянец умудряется вымочить всё что только можно.