Никто не выVOZит эту жизнь - Герман Умаралиевич Садулаев
Местный Шервуд стоит к востоку от трассы Изюм – Славянск. В 1941 году Славянск был сдан без боя. Через город прошли остатки 230-й стрелковой дивизии. Прошли и растаяли в осеннем тумане. Но зимой 1942 года Красная армия пошла в контрнаступление и почти освободила Славянск. Это была Барвенково-Лозовская операция, которая закончилась плохо. Барвенковский плацдарм превратился в западню, где в мае 1942 года погибло, по нашим данным, 170 958 красноармейцев и попало в плен, по немецким данным, 352 355 красноармейцев. Около 30 или 70 тысяч смогло прорваться с боями на восток. Прорывались в том числе и через лес, который позже назовут Шервудским. Немцы держали по краю леса оборонительную линию и в самом лесу вступали в смертельные схватки с остатками 9-й, 6-й и 57-й армий, которые пытались вырваться из котла. Весь лес был залит кровью и завален телами убитых. Почти никого не успевали хоронить. Погребать останки начали после битвы. Немцы в 1942 году. Русские в 1943 году, после нового наступления на Донбасс. И после войны, вплоть до самых последних лет, работали поисковые группы, проводили захоронения и перезахоронения. По лесу тут и там братские могилы. Одни говорят, что Шервуд всегда был таким. Другие – что он особо разросся после войны, удобренный телами.
Деревья растут плотно, одно к одному. Как в тайге. Или в джунглях. Но породы деревьев северные, конечно. Есть ели, сосны, но больше лиственные – ольха и ясень. Ольха особенно противная, так как формирует заросли, называемые ольшаниками. Видимость почти нулевая. Мы вокруг опорника заросли прорежаем. А опорник наш – это бывший укропский, который мы отжали. Здесь в лесу укропы тренировались и нарыли укрепов. Мы в них стоим, но они же на картах есть у врага. И враг то и дело навешивает нам артой. Но в лесу без укрепа ещё хуже, а самим лопатами и топорами сделать свой опорник тоже не так-то просто и не так-то быстро. Так что мы обычно делаем вид, что ушли и что сделали свой опорник недалече. Но это фальшивка. Там игрушечные такие выкопаны вроде окопы, на самом деле неглубокие ямки, прикрытые ветками, и вроде блиндаж, тоже невсамделишный. Это ещё напоминает кинодекорации, как если бы мы кино про партизан снимали. Чтобы была полная иллюзия, мы оставляем там пару бойцов, которые разводят костерок и вроде как варят еду. На дым вообще ведутся и начинают обстрелы. А сегодня даже послали разведгруппу. Я как раз был на фишке в декорации вместе с Горынычем. И видим: в ольшанике движение. Я кричу: «Кто идёт? Пароль?» Там затихли. Я кричу: «Хохол, ты, что ли?» Отвечают: «Москаль, сдавайся! Обещаю, что ты умрёшь быстро». Я говорю Горынычу: «Жги!» Горыныч в сторону движения из гранатомёта. Там стоны, маты и пошла стрелкотня. Только их там много, до взвода. Окружают нас. Я думаю: ну, сейчас наши с настоящего опорника подтянутся. А наших нет.
В общем, мы с Горынычем решили уже, что хана нам. Проверили гранаты в разгрузке. Если что – подорвёмся. Не будем сдаваться в плен. Хотя вряд ли придётся. Сейчас укропы подползут на расстояние броска и своими гранатами нас закидают. Странно, что у них гранатомёта с собой нет, а то бы давно бы нас грохнули. Стреляем во все стороны, БК заканчивается, прощаемся с жизнью, молимся. И вдруг слышим выстрелы, вроде бы винтовочные. Разрывы гранат. Крики. Словно кто-то с тылу ударил по укропскому разведвзводу. Огневое давление на нас с Горынычем сначала ослабло. А потом и вовсе прекратилось. Похоже, всех укропов быстро перебили. И тогда, на готовое, подошли с тылу «выручать» нас братья из нашего отряда. Братья стали стаскивать в кучу укропские трупы и собирать трофеи. А мы вышли на полянку и встретились со своими настоящими спасителями.
Я, честно говоря, ох&ел. А Горыныч достал свой смартфон (у него был смартфон с вытащенной симкой, чтобы не палиться) и начал фотографировать и даже снимать видео. Это были они. Легендарные «железноголовые». То есть одетые в железные каски времён Второй мировой мобики из ЛНР или ДНР. Я спросил: «Мобилизованные, Луганск?» Командир мобиков кивнул: «Кто из Ворошиловграда, а кто и из Славянска». Я подумал: как это? Но тоже кивнул. Командир сидел на поваленном дереве и курил папиросу без фильтра. Все мобики выглядели очень странно. Кажется, что не только каски, но и обмундирование им выдали из старых советских запасов. Чуть ли не из музея. И главное, винтовки. Я уже слышал про батальоны, вооружённые «мосинками», но думал, что это преувеличение. Образ такой. Гипербола. Анекдот. За этим анекдотом была печальная правда: деньги, выделенные на подготовку 40 тысяч резервистов в ЛДНР, были благополучно сп#зж&ны, наверх были посланы отчёты о том, что все вооружены, снабжены, обучены, а ничего не делалось. Потому что никто не верил, что на самом деле будет война и что на самом деле всех призовут. А потом, когда призыв объявили, то рандомно похватали мужчин с улиц, университетов, заводов, театров, выдали им какое-то оружие и форму со старых советских складов, чуть ли не из музейных хранилищ, и отправили на войну, потому что никто не верил, что на самом деле придётся воевать. Думали, укропы просто сдадутся. Это все знали. Но винтовки Мосина… нет. Не может быть.
Мобики выглядели очень усталыми. Немытыми. С землистыми лицами и кожей. Их непонятная форма была сильно измята и, кажется, даже полуистлела. На ногах у них были не берцы, а сапоги. Они были вооружены самыми настоящими винтовками Мосина. И пулемётом системы «Максим». Но глаза их были дерзкими, уверенными и злыми. Особенно у командира. Они без особого удивления, с каким-то презрением даже смотрели на нашу модную форму, броники и шлемы, на оружие и смартфон Горыныча. Командир докурил папиросу. Смял пустую пачку. Я протянул командиру свою пачку сигарет. Он молча взял и засунул в карман. Я начал как-то суетиться. Притащил гранаты. Горыныч метнулся к братьям, отобрал какие-то трофеи и тоже принёс, вывалил перед мобиками: шлемы, разгрузку с гранатами и рожками, автомат. Разгрузку и автомат мобики взяли. А шлемы оставили. Командир встал и скомандовал: «Стройся». И мобики все повскакивали и как-то криво, но построились. Командир сказал: «Ну, всё. Нам пора». Я спросил: «Куда
